Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

для фильма. Однако я считаю, что для актеров дополнительные тексты окажут значительную помощь. Я, кстати, приятно удивлен тем, как именно мы читали авторский текст, передавая друг другу роль чтеца, словно эстафетную палочку, а после возвращались на свои роли. Тем, кому не видно, скажу, что помимо текста здесь даны указания, советы по его прочтению. Не знаю, означает ли это, что Филипп взял на себя часть нашей работы и прописал, как именно нужно нам будет играть свои роли, или…

— Аарон, извини, что перебиваю, но мне кажется, что мы все равно будем играть так, как мы сами почувствуем, — вступил в обсуждение Саад.

— Ну, читая эти указания, — привлекла внимание слушателей Я'эль, — лично я понимала, что он сделал их для себя. Хотя не спорю: они служили неплохими подсказками и сэкономили нам уйму времени.

— Так вы сами мне сэкономили уйму времени, потому что вы с самого начала показывали мне пьесу, и мне оставалось просто ее записывать, — заключил Филипп. — Если я увидел эту пьесу, то вы мне ее оживили. Еще раз говорю: я… мы все не работали так, как принято работать во время работы над постановкой спектакля, но я уверен, что этот наш путь нас всех к чему-нибудь да приведет. И уже очень скоро. Я не верю в то, что все это — события, встречи, открытия, идеи, дискуссии, поездки — что все это было просто так. Это ведь все продолжается сейчас, здесь, в «Кинопусе».

— А как будем решать вопрос детей? — спросила вдруг Агнесса.

— Я то же самое хотел спросить и про шестерых «Т», и про всех остальных, — добавил Симон.

— А как вы сами это только что сделали, а? — задал встречный вопрос Филипп.

— Сейчас мы…

Симон с Агнессой и Филипп начали попытку формулировки того механизма, который им удалось удачно использовать во время игры. По ходу к ним присоединились и остальные участники сегодняшнего события, словно у каждого из них в руках были листки с правильными ответами. Каждый был убежден в том, что именно его листок открывал истину, однако после оказывалось, что Истина лишь заманивала их в общую дискуссию, причащала к общей работе, объединяла общей любовью к тому, что они делали. Сегодня каждый из них увидел что-то новое, закрепил старый материал и был готов к следующему шагу, который им суждено было сделать уже завтра.

В течение последующих недель они провели еще много часов, последовательно приводя сказанные ими заключения к общим знаменателям до тех пор, пока у этой маленькой труппы окончательно не сформировалось единое понимание работы, пока не привилось чувство ответственности за нее, и пока они все не загорелись любовью к ней и к тому, кому было суждено смотреть на ее результаты — к Зрителю.

— Да, мы контролируем людей, их жизни, чувства, поведение, но нам не дано контролировать их фантазию, — подвел итог увиденному Большой Страх.

— Кстати, коллеги, они вот не заметили трансформации с именами, — добавила Здоровая Дерзость, — а вы сами-то заметили, что он все же назвал его по имени и даже поместил в свою книгу ближе к концу?

— Кого? — удивленно посмотрел на нее Маленький Риск.

— Здесь и Сейчас!

Часть четвертая. Творец

Глава 1. О создателях и расточителях

Ленни не подвел. Он даже успел закончить свою работу на день раньше намеченного срока. И все же он посчитал нужным провести весь последний день этого августа в «Кинопусе», приказав Томми безоговорочно следовать его примеру.

Последний ходил за Ленни по пятам и в основном восторгался результатом своей работы, которая по объему была пока что самой крупной в его недолгом опыте. Время от времени он вспоминал то, как все начиналось месяц назад. В то же время в его памяти теплились воспоминания о том, как он в первый раз взял в руки молоток, карандаш, нож, шпатель… Сейчас его никто не вызывал на разговор и ему не нужно было никому пускать пыль в глаза, да и не такой он был на самом деле человек — да, ветренный болтунишка, но не больше. Однако себя он никогда не обманывал, и сейчас лишь молча созерцал результаты своего качественного роста. За те несколько лет Томми вырос из неумелого подмастерья в надежного помощника, а за этот месяц он успел несколько раз услышать похвалу от самого мастера Леонида, который однажды даже отпустил его на полдня раньше! О поощрении такого калибра не болтают направо-налево — о нем размышляют, его постигают, от него двигаются дальше.

Ленни же был слишком взрослым для подобного рода откровений. Он прекрасно понимал, что все еще продолжает постигать искусство мастера, и уделял больше внимания не внешней стороне своих трудов, а их внутренним характеристикам: надежно ли соединены трубы, равномерно ли покрыты стены краской, не шатаются ли кресла, не вылезает ли где-либо шапка гвоздя.

— Прихожу к выводу, что стоит немного пожить, что ли, в тех условиях, которые сам создал, — говорил он, неторопливо обходя все помещения обновленного «Кинопуса», — и если самому понравится, то и других не грех пригласить. Слышишь, что я говорю, или опять витаешь в облаках?

— Да-да, конечно… — временно слетая с облаков, выговорил Томми.

— Слушай и запоминай. Скоро тебе самому придется кого-нибудь учить, — поучительно советовал Ленни. Сам же он получал удовольствие от созерцания этих кресел, выстроившихся, словно солдаты на параде, обновленных стен с обивкой, заглушающей лишние звуки в зале и словно в самой жизни, светильников, наконец-то равномерно освещающих все помещение и, вместе с тем, делающих акценты в тех местах, где этого требовали функции различных участков зала и его геометрия.

А по новой сцене «Кинопуса», которая несмотря на свои небольшие размеры словно по мановению нескольких волшебных палочек стала словно в два раза глубже и немного шире, сновали молодые актеры, читавшие свои диалоги, подававшие реплики, отрабатывавшие мизансцены, демонстрировавшие друг другу и самим себе свои новые возможности. Словно какой-то биоорганизм вырастал на этой сцене из брошенного