"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Я пришла вас поблагодарить, Федор Михайлович. Вы мне очень, очень вчера помогли, - Марта попросила: «Позавтракайте со мной, пожалуйста. Я вам все расскажу».

Вчера он ушел с казино с тысячей талеров в кармане. Поднявшись к себе, Достоевский аккуратно разложил их кучками. Надо было послать содержание вдове брата, выделить деньги на еду, на папиросы, на тетради и перья, на оплату пансиона, отдать долг Тургеневу. Он сидел, считая в уме, а потом не выдержал, сгреб купюры и подкинул их вверх. Он забыл о Сусловой. Он видел зеленые глаза Марфы Федоровны, ее бронзовые, играющие тусклым огнем волосы.

- Я выиграл потому, что она была рядом, - счастливо подумал Достоевский, - как талисман, у Пушкина. И Федору Петровичу я долг отдам..., - купюры были еще свежие и пахли счастьем.

Он сложил деньги обратно, в одну кучу: «Нет..., Завтра я пойду, и опять буду играть. Выиграю еще больше. Прав был Федор Петрович, вчера был удачный день. И завтра будет».

Достоевский сел писать. Работа шла хорошо. Он заснул, уронив голову на стол, когда за окном виднелся тусклый, серый рассвет. Разбудила его хозяйка, стуком в дверь. Оглянувшись, она шепнула:

- К вам фрау пришла, богатая, сразу видно. Оттуда, - женщина махнула в сторону аллеи Лихтенталер.

Он едва успел поменять рубашку. От костюма пахло вином и сигарным дымом. Он и сейчас взглянул на пачку папирос. Марфа Федоровна разрешила: «Курите, конечно».

Она коротко рассказала, что недавно овдовела, сын ее учился в школе, в Англии. В Баден-Бадене она находилась по государственному поручению, под чужим именем.

- Как и Федор Петровиич, - рассмеялся про себя Достоевский: «Может быть, они даже одного человека ловят».

- Овдовела, - повторял он, глядя на изящный профиль женщины: «Господи, а если..., Нет, нет, она не поедет обратно в Россию. Она еле оттуда вырвалась».

Марфа Федоровна не сказала ему, как звали ее мужа. Достоевский вспомнил его рыжие волосы, лазоревые глаза, угрюмое, хмурое лицо.

- Он на Федора Петровича был похож, - Достоевский вздохнул: «Мне очень жаль, Марфа Федоровна, что все так вышло».

- Книга ваша цела, - женщина улыбнулась, - и шифр, что я написала, не стерся. Знала бы я, что вас здесь встречу, привезла бы ее, конечно. Автограф взять. Я ее с сыном читала, потом, как мы с мужем встретились.

- Еще возьмете, Марфа Федоровна, - уверил ее Достоевский и помолчал: «Вы хорошо по-русски говорите».

- Стараюсь, - она покачала ногой. Допив кофе, женщина внезапно, требовательно спросила: «Федор Михайлович, зачем вы играете? Что я за рулеткой, - Марта посмотрела куда-то вдаль, - это по делу, а вам для чего такое?»

Он взял еще одну папиросу и заставил свои пальцы не дрожать:

- Мне так лучше, Марфа Федоровна. Сразу силы появляются, я писать начинаю..., У меня много расходов, - Достоевский отвернулся, - мой брат умер. Я его долги выплачиваю, семью его содержу, пасынку своему деньги посылаю..., - он развел руками и чиркнул фосфорной спичкой.

Марта потянулась и взяла его ладонь: «Сладко, как сладко, - понял Достоевский, - только бы она своих пальцев не отпускала...»

Она крепко пожала ему руку:

- Вы человек взрослый, Федор Михайлович, я вам ничего говорить не буду.

Марта поднялась: «Ведите себя осторожно, я вас прошу. Мы с вами увидимся, - Достоевский склонился над ее рукой, вдыхая запах жасмина: «Платок ваш, Марфа Федоровна, драдедамовый, в романе моем. И вы там, - он задумался, - тоже будете, обещаю. Мадам Гаспар, - шутливо добавил он, - а зовут вас как?»

- Полина, - ласково ответила женщина.

Она ушла. Достоевский все сидел, покуривая, бормоча: «Полина, Полина...»

Марта позавтракала в постели, набросав записку для Джона. Официант пришел за грязной посудой. Герцог прочел ее и усмехнулся: «Молодец. Все идет отлично. Сегодня начинаем. Вы с герром Беккером теперь лучшие друзья».

Он скрылся, толкая гостиничную тележку. Марта лежала, опираясь на шелковые подушки, вспоминая разные глаза Достоевского и то, как у него тряслись пальцы, мелко, едва заметно.

Вечером она поужинала в мужской компании, в отдельном кабинете гостиничного ресторана. Марта шутила и рассказывала поклонникам о Луизиане. Присев к пианино, женщина сыграла им «Chanson nègre» Готшалка и несколько креольских песен.

- Это, конечно, не Моцарт, и не Бетховен, - рассмеялась Марта: «Но я, господа, выросла на плантации, у меня солнце в крови». Она приказала:

- Откройте еще бутылку моэта, князь, и велите подавать ландо! Я сегодня буду веселиться. Герр Беккер, - Марта скользнула на свое место, по правую руку от Федора, - я слышала, что Берлин очень скучный город. Все жители его только и заняты войнами или торговлей.

- Именно так! - подтвердил баварский генерал, открывая шампанское: «Приезжайте к нам в Мюнхен, мадам Гаспар. Мы знаем, как обращаться с женщинами».

- А вы? - лукаво посмотрела на него мадам Гаспар. Федор почувствовал прикосновение носка ее туфельки. Женщина гладила его по ноге.

- Вы умеете веселиться, Отто? - она совсем понизила голос, ее дыхание щекотало Федору ухо.

- Умею, мадам Полина, - он сглотнул: «Я вам докажу, обещаю».

В казино мадам Гаспар сбросила ему на руки бархатную накидку и решительным шагом направилась к третьей рулетке справа. В узле бронзовых волос колыхались перья страуса. Она выбрала шелковое платье цвета старой меди. Федор мгновенно оказался рядом, отодвигая для нее стул. Он велел официантам:

- Пять бутылок моэта и фрукты. Я угощаю, господа, - поднял он руку, увидев, как покраснел князь Карл.

- Этот вечер принесет нам удачу, Отто, - мадам Гаспар приложила ладонь к пене кружев у себя на груди, - я чувствую это здесь.

Светловолосый официант принес бутылки в серебряном ведерке. Федор понял: «Я его видел. Правильно, на балу, за табльдотом..., Они и казино обслуживают».

- Делайте ваши ставки, господа, - гнусаво начал крупье. Мадам Гаспар опустила тонкие, блистающие бриллиантами пальцы на стопку фишек. В ней было две тысячи талеров.

- Господи, помоги, - попросила Марта. Вслух, она сказала:

- Шесть на черное, ставлю все. Отто? - она подняла бровь. Воронцов-Вельяминов положил свои фишки рядом.

Рулетка завертелась, крупье сгреб со стола фишки: «Ставки сделаны, ставок больше нет!»

Федор проснулся, в комнате, залитой сиянием послеобеденного солнца.

Из казино они ушли в шесть утра. В ландо, ожидавшем их у ступеней, стоял ящик белого бордо. Мадам Гаспар обмолвилась, что это ее любимое вино. Федор сразу послал записку метрдотелю гостиничного ресторана. Управляющий казино, приняв конверт, вздернул бровь и посмотрел на свой хронометр. Была глубокая ночь.

- Разбудите его, - велел Федор, - меня не интересует, как он это сделает, но, чтобы вино было. И завтрак, с икрой и шампанским, - он бросил управляющему пачку купюр и вернулся к рулетке.

Он никогда еще столько не выигрывал. Мадам Гаспар, как сказал Федор, вдыхая аромат жасмина, принесла ему удачу. Он краем глаза увидел в зале Достоевского. Писатель сидел, пристально следя за движением волчка, уставившись на стопку своих фишек. «Расписка у меня есть, - довольно подумал Федор, отпивая шампанское, - никуда он от меня не денется. Он проиграется, непременно. Не то, что я».

Мадам Гаспар поставила пять тысяч талеров, опять на четное число, только теперь на цифру четырнадцать. Федор сделал то же самое.

Женщина, незаметно, под столом, коснулась его руки: «Моя бабушка, герр Беккер, знала нашу великую жрицу вуду, Мари Лаво. И сама практиковала вуду».

Мадам Гаспар медленно, ласково гладила его запястье, а потом сомкнула пальцы. Федор подумал: «Словно наручник. Господи, как сладко».

На Кюсю, в китайском квартале, практиковал старик-лекарь. Грегори, еще маленьким, любил ходить в его крохотную, чистую лавку, просто так. Мальчику нравилось возиться на деревянном полу, играя с мешочками трав. Марта смущалась, но китаец махнул рукой: «Пусть». На стенах висели свитки рисовой бумаги с изображениями человеческого тела, испещренными линиями и точками. Лекарь рассказывал ей, как, простым прикосновением, можно снять боль и заставить человека успокоиться.