Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

Рей не собиралась отпускать его, пока не выяснит то, что должна выяснить — немедленно, не сходя с этого места. Если только истинный Бен и вправду никуда не исчез, не растворился в небытии, не сгинул, поглощенный личностью Галлиуса Рэкса; если только он по-прежнему здесь, внутри, пусть даже это окажется всего-навсего одинокая, затравленная искорка сознания, — она, Рей, должна это выяснить. Должна помочь ему освободиться.

Она знала, что сегодня ей суждено пасть во Тьму. Отпустить наконец на волю ту самую бурю, которую она удерживала в себе долгие годы. Однако она по крайней мере падет не напрасно.

========== Глава XLV ==========

Поначалу Рей не ощутила ничего, кроме какой-то твердой холодной поверхности, на которой распласталось ее нагое, стремительно зябнущее тело. Еще недавно разгоряченное сексом, оно остывало, как кусок только что зажаренного мяса на снегу. Кожу покрывали крупные мурашки.

С трудом подавляя дрожь, Рей подтянула ноги к животу. Такую позу принимает человек, который инстинктивно пытается защититься — от боли, от холода, от излишнего внимания к себе. И от стыда. Если он совершил что-то такое, о чем не желает помнить, он сжимается в комок и закрывает голову руками, как будто это может оградить его от голоса собственной совести.

Так лежала и Рей. Одна ее ладонь прикрывала лоб, другая — висок и часть скулы. Из-под плотно сомкнутых век сочились слезы, и молодая женщина сама не решилась бы сказать, от чего она дрожит — от холода или от едва удерживаемых рыданий.

Ослепление миновало, и весь ужас ее недавнего поступка безжалостно ударил по ней, вызвав волну смятения, отвращения и горькой бессильной злобы.

Она искала своего мужа. Но переспала со злейшим врагом.

Она позволила личине обмануть себя.

Она отдала Рэксу то, что исконно принадлежало Бену — и должно было принадлежать ему одному.

Она понимала, что никогда не простит себе этого. Что до конца дней при упоминании Маластара ее душу будет обжигать волнами стыда. Но чего она добилась этой ценой? Где ее победа? Где то направлявшее ее чувство, что она все делает правильно?

И где, хатт побери, находится она сама?

Эта последняя мысль послужила для нее толчком. Рей медленно открыла глаза.

Место, где она оказалась, было трудно описать языком обычных слов. Но если Бездна все же существует, если Хаос — это не просто часть страшных ситхских сказок, то Рей готова была поклясться, что очутилась именно там. Здесь царил полумрак, окутанный мутной сероватой дымкой, и странная пустота, посреди которой Рей чувствовала себя мошкой, затерянной в глубинах Вселенной. Кругом не было ни стен, ни потолка, ни пола — никаких ориентиров. Лишь та поверхность, где она лежала до сих пор, но и ее, эту поверхность, нельзя было разглядеть сквозь потные клубы тумана.

Рей медленно поднялась. Она не знала, куда идти, что делать, как выбраться из этой странной западни. Но одно, на ее взгляд, не подлежало сомнению — все-таки куда-то идти было нужно.

Словно пьяная, она побрела навстречу неизвестности, едва волоча ноги и утопая по колено в сероватом мареве. Ее руки безвольно повисли вдоль туловища.

Она пыталась восстановить в памяти последние события. Обманчивые слова Сноука. Его пошлая попытка притвориться Беном, на которую она, Рей, к своему стыду и ужасу, откликнулась с безумным рвением, хотя отлично сознавала, что он — не Бен и никогда не станет им. А потом… что-то подхватило ее, резко увлекая… куда? В глубины его разума. Пока он пронзал ее тело, она так же остервенело пронзала его сознание. Он проникал в нее — а она в него, хотя и то, и другое происходило как бы помимо них обоих.

Что ж, в этом была доля справедливости. Он получил свое, а она — свое. И каждый пожертвовал чем-то ради достижения цели.

Внезапно тишину разорвало нечто похожее на сдавленный стон. Рей резко обернулась, ища глазами источник звука. Там вдалеке сквозь туман проглядывались очертания чего-то белого. Расплывчатые контуры слабо напоминали человеческий силуэт.

Рей пошла туда, смутно понимая: другой подсказки, куда двигаться, у нее нет и, возможно, не будет. И потом, что бы ни означал этот стон, звучал он так, словно его издало живое существо. Значит, где-то посреди этого сюрреалистичного болота, возможно, есть еще кто-то живой. И он нуждается в помощи.

Постепенно белое пятно приобрело более явственные очертания человеческой фигуры. И вскоре Рей, приглядевшись получше, сумела различить ребенка, прикованного за руки к какому-то подобию стены.

Испуг, гнев, жалость, изумление в одночасье пронзили душу молодой женщины, заставив ее позабыть о собственных бедах. Вся дрожа, она бросилась на подмогу. И пока бежала, Рей старалась не упускать несчастного малыша из виду ни на мгновение, как будто один ее взгляд, одно только ее сострадание могли как-то облегчить его участь.

Ребенок оказался мальчиком лет десяти. Впрочем, ему могло быть и больше. На Джакку Рей привыкла к тому, что голод и нищета задерживает естественный рост детей, и потому редко могла определить навскидку, сколько лет тому или иному забияке, который воровал у нее пайки. Большинство детей, которые вообще доживали до сознательного возраста, были тощими, однако на удивление крепкими, с огромными кулачищами и воинственной складкой у переносицы. Спроси их о возрасте, и они ответят довольно приблизительно: «Где-то между пятью и пятнадцатью».

Этот ребенок тоже был худ. Однако худоба не казалась естественной частью его облика. Было видно, что от природы он хорошо сложен и что раньше был, вероятно, достаточно сидел и ловок для своего возраста. Многочисленные кровоподтеки на руках, на ногах, на шее, на животе, — словом, на всем его исхудавшем обнаженном теле, указывали на то, что над этим мальчишкой кто-то целенаправленно издевался на протяжении довольно долгого времени — морил его голодом и истязал.

Черные волосы ребенка, слипшиеся в грязные косицы, падали ему на лицо, закрывая глаза. Клубы тумана, отделяясь от стены, удерживали его руки на манер призрачных цепей.

Мальчик находился в обмороке, однако его беспамятство оказалось не таким уж крепким. Стоило ему услыхать шаги, как ребенок, не открывая глаз, страшно забился, закричал, завыл, словно от какого-то дикого кошмара. Он был охвачен страхом, поглощен им.

Рей решила не растрачивать времени на пустые слова успокоения, которые мальчик в глубокой истерике наверняка даже не услышит. Она резко вскинула руки. У нее при себе не было меча — она была так же нага, как в тот миг, когда приняла в себя Галлиуса Рэкса. Так обнажено и беззащитно всякое сознание, лишенное телесной оболочки. Но Сила… Сила не оставляла ее. Напрягая мышцы, Рей сделала движение, как будто пыталась разжать невидимый капкан. Ее руки быстро занемели, лицо покраснело от напряжения. И все же, она не ослабляла хватки до тех пор, пока одна из «цепей», а затем и другая, не превратились в сумрачные облачка.

Ребенок повалился навзничь. Рей успела подхватить его и тут же крепко прижала к себе, жалея лишь о том, что у нее нет плаща, нет никакого клочка ткани под рукой, чтобы согреть это заледеневшее тельце.

Какие-то секунды мальчик еще продолжал дергаться, как будто неожиданное освобождение напугало его еще сильнее. Но потом до него, похоже, стало доходить, что эти держащие его руки не причинят ему вреда. Что они несут только теплоту и избавление от страданий. Сообразив это, он понемногу перестал биться и обмяк, ужасающе дрожа и закрывая лицо руками.

Рей держала его. Держала бережно, но крепко, опасаясь, что в припадке страха он может навредить сам себе. Его голое тело приникло к ее телу, но Рей не находила в этом ничего противоестественного. Помимо всего прочего, она была матерью. Матерью, которая меньше года назад перестала кормить детей грудью. Матерью, которая познала единение своей наготы с детской в самом невинном и трогательном понимании.

И Рио, и Бейли бесчисленное множество раз засыпали у ее груди. Когда кого-то из них мучили колики или жар, мать забирала страдающего малыша из детской, чтобы он своим плачем не мешал спать другому, и брала его к себе в постель. Она клала его себе на живот — кожа к коже. Чтобы ребенок через теплоту материнского тела сполна ощутил ее заботу и поддержку. Бывало, Лея мягко журила ее, говоря, что негоже с младенчества приучать детей спать в родительской кровати. Однако Рей пропускала это ворчание мимо ушей — ей было достаточно знать, что ее стратегия работает.