Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Вот почему восстановление подлинно национальных основ цивилизационной и исторической идентичности России есть главная задача переживаемого момента истории. Без этого никакие реформы не пойдут, формационная модернизация России просто не будет иметь истинных целей и смыслов. А они были и остаются одними и теми же: не великие потрясения, а Великая Россия наш последний и вечный исповедальный символ национальной Веры. За ним уже ничего нет. Да ничего и не надо!

Кризис национальной идентичности в России и, следовательно, самой России своими корнями уходит в национальную реальность СССР, является продолжением действовавших там тенденций и, как системный феномен, проявляется на двух уровнях: персоналистическом и этническом. Первый, персоналистический, определяется наличием в России массы индивидов, не укорененных в национальной и исторической реальности России, не идентифицирующих себя с ней и на этой основе обнаруживающих широкий спектр отношения к России - от безразличия к ее исторической судьбе до нескрываемой ненависти к самим национальным устоям ее бытия в истории. Все это было бы личным делом каждого, если бы не носило достаточно массового характера и, главное, если бы персоналистические носители идеологии русского национального нигилизма не столь близко и не столь густо стояли к элитным слоям российского общества, отвечающим за власть, собственность, судьбы культуры и духовности в России, за историческую судьбу России - за сохранение и развитие ценностей идентичности России и в ней русской нации.

В итоге на уровне уже элитных слоев российского общества ситуация, близкая к аксиологическому вакууму, к полной ценностно-смысловой анархии, которая становится источником анархии всего общества. Это поразительно, но это именно так: основным источником деградационных процессов в российском обществе оказались элитные или около них стоящие слои. Те, кто должен был стать гарантом стабильности и идентичности страны и нации, стали источником слома идентичности и дестабилизации страны и нации. В таких условиях персоналистическая неидентичность национальной и исторической России перестает быть личным делом каждого, ибо она начинает сказываться на личных судьбах всех и каждого в России и самой России, которая просто перестает быть Россией.

Второй уровень национальной неидентичности в России захватывает уже целые этносы. После распада Советского Союза следует признать факт выхода из союзных отношений с русской нацией ряда наций бывшего СССР. Чеченские события стали весьма болезненным индикатором того, что аналогичные процессы имеют место уже и в самой России. Уже в самой России есть тенденции к этнической хаотизации, когда один этнос находит основы своей идентичности западнее, другой южнее, а третий восточнее России, но не в самой России. Это становится общей основой для обострения межнациональных отношений. Они усугубляются еще и в той связи, в какой под основание национальной неидентичности России подводится экономическая и политическая составляющие - власть и собственность.

Происходит массовая этнизация субъектов собственности и власти. Складываются целые этнические группировки, контролирующие те или иные сферы человеческой деятельности. А любая монополизация любой сферы человеческой деятельности какой-то одной этнической группой тотчас же взрывает ситуацию, вызывая реакцию недовольства и протеста против "этнического сговора". Тем более, если основной вектор монополизации устремляется не в сферу производства, а в сферу обмена и распределения, что усиливает эффект этнического сговора "этническим паразитизмом". Само по себе все это уже проблема, но у нее есть еще одна составляющая, которая до сих пор в полной мере не замечается: субъектами собственности и власти в России становятся этносы, имеющие свою государственность за пределами России. Отношения приобретают оттенок отношений между коренными и некоренными этносами России.

В целом можно констатировать, что в составе всех векторов в межнациональной напряженности современной России есть два, занимающих исключительное место по той остроте, с которой они переживаются обществом: это вектор русско-кавказских и русско-еврейских отношений. Первый не очень удачно выражен, так как Кавказ необычайно многолик и есть своя специфика в каждом конкретном случае отношений с конкретным этносом. Ибо одно дело, к примеру, русско-армянские отношения, другое - русско-азербайджанские или русско-грузинские, третье - русско-чеченские..., отношения с северо-кавказскими и закавказскими этносами, христианами и мусульманами.... В каждом случае возникают свои проблемы, совершенно непохожие на все остальные.

Так, одно дело отношения с мусульманами-чеченцами, но совершенно другое дело отношения с мусульманами-аварцами или даргинцами. Но проблемы есть в каждом случае, и это закономерно: есть отношения - есть и проблемы, нет отношений - нет и проблем. Все дело в другом - каков их характер. Дело не в том, что это отношения с кавказцами, а в том, какое место они занимают в России, как относятся к России и русским. Вот в чем суть русско-кавказских отношений. Это проблема неидентичности кавказских диаспор исторической и национальной России, которая одновременно с этим сочетается с их претензиями на собственность и власть в России, на роль российской элиты.

Для того чтобы понять специфически российскую составляющую межнациональных отношений с Кавказом, целесообразно сравнить ее с реальностью таковых на Западе. И там есть противоречия с пришлыми национальными меньшинствами, между коренной и некоренной национальностью. Но ни турки в Германии, ни арабы и африканцы во Франции, ни народы бывшей Британской империи в Англии не претендуют на ключевую роль в обществе. Они в массе своей бедны, а представители коренной нации богаты. Они лишены влияния, а коренные народы располагают им. В тех же случаях, когда представители национальных меньшинств, получив деньги и положение в обществе, начинают претендовать на нечто большее, чем на равные права, моментально включается механизм защиты национальной идентичности, когда возможность дальнейшего возрастания влияния оказывается в прямой зависимости от степени их идентичности исторической, цивилизационной и национальной специфике страны. Никто не позволит ни во Франции, ни в Германии, ни в Англии не считаться с тем, что есть Франция, Германия и Англия в своей подлинной исторической, культурной и национальной сути. Никто не позволит меньшинству, тем более исторически не укорененному, навязывать большинству инаковые ценности, цели, средства, способы и смыслы существования в истории. В России наблюдается совершенно иная картина.

Русские в своей основной массе бедны, национально разобщены, их электорат растащен по двум десяткам политических партий. Политическая элита в своей основной массе продолжает оставаться национально невменяемой, суетливо мечущейся между "своим" и "чужим" в истории, культуре, духовности, взламывающей базовые структуры идентичности собственной нации, расталкивая единую нацию в лучших традициях большевизма по политическим баррикадам. Кавказцы богаты и этнически сплочены и продолжают усиленно группироваться по этническому признаку, противопоставляя его всем остальным формам общности и интеграции в обществе. Усиливают свою экономическую экспансию в России, густо замешанной на уже нескрываемом криминале, придавая и так далеко стоящей от здоровых норм экономической жизни России выраженный этнокриминальный оттенок. На острие экономической экспансии осуществляется демографическая, которая в сочетании с исторической, культурной и духовной неукорененностью в России привносит в отношение к ней и русским непомерную агрессивность, густо замешанную на нескрываемом отчуждении от всего, что олицетворяет собой идея российскости и русскости в России. Она воспринимается не просто как чужая, но именно как чуждая. И все это происходит не где-нибудь, а в пространстве исторического бытия и развития самой России, в тенденции приобретая массовый, а не исключительный характер.

Все это становится проблемой Кавказа в России с его непомерными претензиями на особое положение и влияние в России, когда и то и другое приобретает мощную экономическую подпитку, и источники которой находятся не где-нибудь, а в самой России, в ее эксплуатации. Кавказ хочет адаптировать не себя к России, а Россию к себе, превратив ее геополитическое пространство для действия сил, одержимых только одной идеей - идеей экономического обогащения за счет России, обогащения любой ценой и любыми средствами. Это не единственная составляющая в структуре ментальности русско-кавказских отношений, но она занимает, увы, далеко не последнее место. И самое печальное: все это осуществляется в условиях, когда в России, вышедшей из коммунистического угара, начисто отсутствуют механизмы защиты и развития базовых структур национальной идентичности, как в государственных структурах, так и в структурах гражданского общества. В России, по существу, некому защищать Россию, ибо то, что в настоящее время понимается под названием "русская нация", находится в руинах. Это население, потерявшее многое из того, что делало его нацией.