Собрание сочинений в одной книге - Джек Лондон

– Вы получили мое письмо?

– Последнее письмо? Думаю, что не получил. Очень может быть, что оно прибудет позже вас и странствует теперь около Берч-Крик. О почте в наших местах лучше не говорить. Это сплошной позор. Ужас – и больше ничего!

– Дэвид, что же с вами такое случилось? Вы деревянный какой-то… – Она заговорила твердо и резко, основываясь на прежних отношениях. – Почему вы не спросите, как я живу? Неужели же вас это совсем не интересует? Знаете, мой муж умер!

– Разве? Как жаль. Когда же это случилось?

– Дэвид? – Она готова была заплакать от огорчения. – Но хоть несколько писем моих вы получили? Вы, правда, не отвечали, но я все же не могу себе представить, чтобы вы совсем не получали моих писем…

– Нет, почему же? Несколько писем ваших я получил. Вот только не получил последнего письма, в котором вы писали о смерти мужа. Должен признаться, что почти все ваши письма я прочел Винапи вслух, так сказать, в назидание ей: знай, мол, какие-такие твои белые сестры. Я склонен думать, что она извлекла из этого немалую пользу. Вы как думаете?

Она сказала, не обращая внимания на резкость Дэвида:

– В последнем письме, в том самом письме, которого вы не получили, я действительно говорила о смерти моего мужа, полковника Сейзера. Это было ровно год назад. В том же самом письме я предлагала вам не приезжать ко мне, так как я намеревалась приехать к вам. Я, наконец, вспомнила то, чем так неоднократно грозила.

– Я, собственно говоря, не знаю, про какие именно угрозы вы говорите.

– Не про угрозы, а про обещания в предыдущих письмах.

– Правда, вы несколько раз писали о своем возможном приезде, но никто из нас не был уверен в этом. Вот почему я лично считаю себя свободным от каких-либо обещаний. Виноват, я помню кое-какие обещания, вполне возможно, что и вы их помните. Они были даны очень давно…

Он положил топорище на пол и поднял голову:

– Да, это было очень и очень давно, но я удивительно ясно помню все, каждую мелочь. Мы были с вами в саду – в розовом саду вашей матушки. Все вокруг нас распускалось, цвело, и в нас самих цвела такая же точно весна, как и в природе. Вы помните, я привлек вас к себе в первый раз и поцеловал вас в губы…

– Довольно, Дэвид, не напоминайте… Я помню все не хуже вашего… Боже, как часто и много я плакала, желая хоть как-нибудь загладить все скверное в моем прошлом. Если бы вы только знали, сколько я вынесла за это время.

– Вы дали мне тогда много обещаний и в последующие незабвенные дни неоднократно повторяли эти же самые обещания. Каждый взгляд ваш, каждое прикосновение, каждый звук вашего голоса были обещанием… Не знаю, стоит ли говорить дальше. Одним словом, между нами вдруг стал человек, который годился вам в отцы. Ни вы, ни он с этим, однако, не посчитались. С точки зрения чисто светской, это был вполне корректный и достойный полного уважения человек. Простите, я уже заканчиваю… Он обладал парой десятков довольно скверных рудников, небольшим участком земли, стоял во главе кое-каких коммерческих предприятий и…

– Я не отрицаю всего этого… – прервала его Карина, – но вы забываете про многие другие обстоятельства. Вы совершенно упускаете из виду денежные дела моих родителей… Они в то время страшно нуждались… Я не могла спокойно относиться к этому и принесена была в жертву. Нет, я сама, по доброй воле принесла себя в жертву. Ах, Дэвид, как вы всегда пристрастно относились ко мне. Это правда, что я ушла от вас, но почему вы не подумаете о том, чего мне стоило все это?

– Стесненные обстоятельства родителей… Жертва семейного положения и все такое… А я говорю совсем иначе: вас совсем не привлекала мысль о том, чтобы ехать за мной в такую глушь.

– Но ведь в то время я только вами и жила…

– Простите, в любовных делах я всегда был и остался неопытным человеком. И поэтому я тогда никак не мог постигнуть…

– Но теперь… теперь?

– Итак, нашелся человек, которого вы сочли достойным вашей руки. Посмотрим, что это за человек. Скажите мне, пожалуйста, чем именно он воздействовал на вас, чем пленил вас? Какие такие замечательные достоинства вы открыли в нем? Не стану отрицать того, что это был умелый, энергичный человек, умеющий устраивать дела. Существо, вообще говоря, ограниченное, он был настоящим талантом в смысле перевода чужих денег в свой собственный карман. Он, как никто другой, умел наживаться. К тому же современный закон был всецело на его стороне. Христианская этика, безусловно, одобряет подобную деятельность. Одним словом, на обывательский взгляд он был вполне порядочным членом общества. Но вот, на ваш-то взгляд, каков он был? Ведь у вас были свои взгляды – взгляды, распустившиеся в розовом саду.

– Не забывайте, что вы говорите о покойном.

– Это абсолютно не меняет дела. Я все же спрашиваю вас, что такое он представлял собой? Ничего больше как огромное, неимоверно толстое создание, которое всегда только о том и думало, как бы получше устроиться. Он не знал и не понимал, что такое духовные запросы; его оставляла глухим самая прекрасная песня, оставляла слепым самая безупречная красота. Обыкновеннейший толстяк с обрюзгшим лицом, дряблыми щеками и огромным животом, наглядно говорящим о его обжорстве.

– Но ведь он уже умер! А мы живем и будем жить. Ради бога, выслушайте меня. Вы упрекаете меня в непостоянстве. Пусть я согрешила! Ну а вы? Разве же вы не грешны? Хорошо, я согласна с вами: я нарушила свои обещания, но вы-то? Ведь и вы нарушили свои обещания. Где ваша любовь, распустившаяся в розовом саду? Где она? Что с ней?

– Она там же, где всегда была, – здесь! – крикнул Дэвид, ударив кулаком по груди. – Она здесь!

– Я знаю, что ваша любовь была великой любовью. Мне всегда казалось, что нет ничего выше ее. Так неужели же теперь вам не хватит великодушия, чтобы простить меня, – меня, которая теперь плачет и молит о прощении?

Он боролся с самим собой. Слова замирали на его губах. Она заставляла его открыться во всем и сказать то, что он скрывал до сих пор от самого себя. А она, не отрываясь, глядела на него, уверенная в том, что скажется сила прежней любви. Желая скрыть от нее выражение своего лица, он отвернулся, но она обошла его и снова заглянула ему в глаза.

– Взгляни на меня, Дэйв, я умоляю тебя взглянуть на меня. Я все та же, что была… Я нисколько не изменилась. И ты… ты тоже не изменился. Мы остались теми же.

Она положила руку на его плечо, а он не замечал этого, почти не слышал того, что она говорит. Его привел в себя треск спички: Винапи, не принимавшая никакого участия в том, что происходило в двух шагах от нее, зажгла масляную лампу, которая стала очень медленно разгораться. Ее фигура четко обрисовалась на черном фоне, и внезапно вспыхнувшее яркое пламя обратило бронзу ее чудесного лица в золото.