Гоголь. Соловьев. Достоевский - К. Мочульский

Трусоцкий сообщает Вельчанинову о смерти жены; он приехал в Петербург с дочерью Лизой, которая родилась через восемь месяцев после отъезда Вельчанинова из Т. Павел Павлович пьянствует, развратничает и истязает несчастную девочку. Вельчанинов догадывается, что Лиза его дочь, и помещает ее в семью своих друзей. Центр нашего внимания постепенно передвигается с любовника на «вечного мужа». Трусоцкий окружен загадочностью: сначала робкий и почтительный, он становится все развязнее, насмешливее и наглее. Своей тайны он не выдает до конца, и только в развязке мы понимаем его странное поведение. Он говорит Вельчанинову, что нашел переписку жены с другим ее любовником, Багаутовым; герой припоминает, что сам не написал Наталье Васильевне ни одного письма, и постоянно спрашивает себя: знает ли муж о его связи с покойницей или не знает? Он уверен, что Лиза его дочь, но и тут Трусоцкий коварно поддерживает его сомнения. Любовник желает открытой, честной борьбы; муж прячется в шутовство, в насмешливые уверения в преданности, в двусмысленные излияния чувств. Он заставляет любовника пить с ним шампанское и лезет лобызаться.

Все двоится, путается, зыблется в Трусоцком: он воплощает в себе «раздвоение мыслей» героя. «Мне его нужно, этого человека! — восклицает Вельчанинов. — Его надо разгадать, а уж потом и решать. Тут дуэль». И он чувствует, что с этой разгадкой связана его судьба. Трусоцкий — ядовитый туман, поднявшийся со дна его собственной души и грозящий отравить его. Если он разгадает — чары исчезнут, и он выздоровеет. Борьба принимает трагический характер, это борьба за жизнь. Трусоцкий, хихикая и взвизгивая, кружится вокруг Вельчанинова мелким бесом, оплетает сетью намеков, язвительных шуточек, чувствительных гримас и злобных подмигиваний. Любовник во власти этого «шута» и «сумасшедшего», и он своим грехом сам создал эту жуткую связь. Смерть Лизы представляется ему освобождением: ему кажется, что, потеряв дочь, которую он успел горячо полюбить, он «сквитается» со своим противником. На этом заканчивается первая часть. Это не конец, а только передышка перед новой, более сильной схваткой врагов.

Трусоцкий хочет жениться на 15–летней девочке и умоляет Вельчанинова познакомиться с его невестой. Они едут на дачу к Захлебининым, и в обществе молодежи любовник с легкостью входит в свою привычную роль — светского шармера и покорителя сердец. Невеста доверяет ему свою тайну: она ненавидит Трусоцкого и любит юношу–нигилиста. «Вечный муж» в ярости увозит соперника и свидетеля своего позора. Наконец, разражается катастрофа. У Вельчанинова припадок болезни печени; Трусоцкий трогательно за ним ухаживает, а ночью пытается его зарезать. На следующий день он уезжает, переслав своему сопернику старое письмо Натальи Васильевны. Итак, он знал, что Вельчанинов был любовником его жены. Загадка «мужа» разгадана; он обезоружен — злые чары потеряли свою силу, и он исчезает, как сон, из которого возник. «Любовник» спасен. Кризис совести прошел, и он выздоравливает. «Чувство необычайной, огромной радости овладело им, — заключает автор. — Что‑то кончилось, развязалось, какая‑то ужасная тоска отошла и рассеялась совсем…» Он сознавал ясно, что миновал страшную опасность». Трусоцкий пытался его зарезать бритвой, но только поранил ему руку. Они «сквитались».

В эпилоге, через два года, на одной станции южной железной дороги Вельчанинов в последний раз встречает Трусоцкого. У него жена — Липочка, пошло и безвкус но одетая провинциальная дама, и друг дома — молодой улан Митенька. «Вечный муж» остается верен своей жизненной роли.

В этом гениальном рассказе Достоевский открывает неведомые доселе законы духовного мира. Человеческие души связаны таинственными нитями: одно сознание, как магнетическое поле, притягивает другое, противоположно–дополнительное ему. Трусоцкий — «вечный муж», неразрывно скован с Вельчаниновым, «вечным любовником». Их противоположность основана на сходстве: оба они в плену у женщины. Любовнику Дон Жуану грозит опасность порабощения: он может унизиться до положения «вечного мужа». Наоборот, «вечный муж» — неудавшийся Дон Жуан: он завидует любовнику, как недосягаемому для него идеалу. Вельчанинов видит Трусоцкого и содрогается от ненависти и отвращения, а между тем не может оторваться от его отталкивающего образа. Он узнает себя в кривом зеркале. Так, Раскольников заворожен Свидригайловым, Ставрогин — Петром Верховенским, Иван Карамазов — Смердяковым. Постыдно–комична роль «вечного мужа»: его обожание жены, слепота и дружба с любовником. Но разве не постыдна роль «вечного любовника»? Вельчанинов, очаровывающий девочек на даче Захлебининых пением страстных романсов и покоряющий сердце провинциалки Липочки, унижается не менее Трусоцкого. И муж, и любовник одинаково прикованы к женщине и в этом рабстве страсти теряют личность. В глубине судьба их одинакова. Дон Жуан ненавидит вечного мужа, как угрозу себе, вечный муж мстит Дон Жуану за неудачу своей жизни. У Достоевского идея донжуанизма развивается диалектически, распадаясь на противоположности и поляризуясь в крайностях «вечного мужа» и «вечного любовника».

Когда дуэль кончена и личность мужа окончательно разгадана любовником, Вельчанинов дает характеристику своего противника. Как мог образоваться такой нравственный урод, такой «Квазимодо»? И вот он догадывается. «Этот Квазимодо из Т., — размышляет он, — слишком достаточно был глуп и благороден для того, чтобы влюбиться в любовника своей жены…. Он уважал меня девять лет, чтил память мою и мои «изречения» запомнил. Но любил ли он меня вчера, когда изъяснялся в любви и сказал «ноквитаемтесь». Да, со злобы любил, эта любовь самая сильная».

Ненависть Трусоцкого возникает из оскорбленной любви, обманутая благородная доверчивость превращается в ненасытную злобу.

Вельчанинов продолжает: «А ведь могло быть, а ведь было наверно так, что я произвел на него колоссальное впечатление в Т. — именно колоссальное и отрадное и именно с таким Шиллером в образе Квазимодо и могло это произойти… Любопытно бы знать, чем именно поразил? Право, может быть, свежими перчатками и умением их надевать. Квазимодо любят эстетику, ух, любят… Гм! он приехал сюда, чтобы «обняться со мной и заплакать…». Т. е. он ехал, чтобы зарезать меня, а думал, что едет «обняться и заплакать». А что: если бы я с ним заплакал, он, может, и в самом деле простил меня, потому что ужасно дму хоте лось простить! Ух, как был рад, когда за ставил поцеловаться с собой. Только не знал тогда, чем он кончит: обнимется или зарежет. Самый уродливый урод — это урод с благородными чувствами: я эта по собственному опыту знаю».

Но к концу борьбы Вельчанинов делает неожиданное и странное открытие: он сам такой же «подпольный человек», как и его противник. И в этом они связаны; при всем различии — роковым образом схожи. В каждом из них, как в зеркале, отражается уродливый образ другого. Вельчанинов признается Павлу Павловичу: «Оба мы порочные, подпольные, гадкие люди». Разве любовник не страдает тем же раздвоением, что и муж, разве и он не сознает всей мерзости своей грязной и праздной жизни, понимая в то же время, что эти «слезные раскаяния» совершенно бессмысленны?

Так тема донжуанизма сплетается с темой «подполья» и мистическая связанность человеческих сознании раскрывается в двух планах.

Достоевский был прав, сообщая Страхову, что «сущность» его рассказа та же, что и в «Записках из подполья». «Моя всегдашняя сущность», — прибавлял он. В чем состоит эта «сущность» — мы теперь знаем: произведения Достоевского суть история человеческого сознания в его трагической раздвоенности.

В конце 1868 года, во время мучительной работы над последней частью «Идиота», Достоевский задумывает новый «огромный роман». Он сообщает Майкову (11 октября 1868 г.): «Здесь у меня на уме теперь огромный роман, название ему «Атеизм» (ради Бога, между нами), но прежде, чем приняться за который, мне нужно прочесть чуть ни целую библиотеку атеистов, католиков и православных… Лицо есть: русский человек нашего общества и в летах, не очень образованный, но и не необразованный, не без чинов, вдруг, уже в летах, теряет веру в Бога. Всю жизнь он занимался одной только службой, из колеи не выходил и до 45 лет ничем не отличался. (Разгадка психологическая: глубокое чувство; человек и русский человек.) Потеря веры в Бога действует на него колоссально (собственно действие в романе, обстановка — очень большие). Он шныряет по новым поколениям, по атеистам, по славянам и европейцам, по русским изуверам и пустынножителям, по священникам; сильно, между прочим, подается на крючок иезуиту пропагатору поляку: спускается от него в глубину хлыстовщины и под конец обретает и Христа, и русскую землю, русского Христа и русского Бога. А для меня так: написать этот последний роман, да хоть бы и умереть — весь выскажусь…»