Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Романов очень близко подошёл к трону. Ещё совсем недавно это был всего лишь подающий надежды первый секретарь Ленинградского обкома, когда вдруг его карьера сделала резкий скачок, и в пятьдесят три года он стал полноправным членом Политбюро. Это был невысокий, крепко сложенный, очень энергичный человек. В кремлёвских коридорах он один из немногих производил хорошее впечатление. Романов обладал широким кругозором, много ездил, посетил Финляндию, Грецию, Норвегию… Его знали за рубежом и, по тем сведениям, которые можно было почерпнуть из «вражеских» радиоголосов, относились к нему с опаской.

В Григории Васильевиче видели сильного самостоятельного руководителя, который обладал многими необходимыми для того переходного периода качествами. Романов, пожалуй, единственный имел собственную программу реформ, мягче, чем у Андропова, и не такую беззубую, как у Черненко. Он был достаточно молод, чтобы суметь провести её в жизнь, обеспечить стабильное её выполнение минимум лет на десять. У Романова была возможность сформировать свою команду из совершенно свежих, прежде далёких от кремлёвской кормушки кадров, так как ленинградская партийная организация за время существования советской власти неоднократно подвергалась жёстким чисткам и не была в достаточной степени представлена в Москве, где доминировали днепропетровские и ставропольские группировки. Ко всему этому Григорий Васильевич обладал требовательностью, сильным характером и самобытным умом.

Единственный шанс Романова завладеть властью был тесно связан с Черненко. Только завоевав доверие «старой гвардии», он сумел бы обойти Горбачёва, к тому же он вполне мог рассчитывать на поддержку части бывшей андроповской команды, которая не примкнула ещё ни к Горбачёву, ни к Черненко. Уязвимость позиции Романова состояла в том, что здоровье Черненко оставляло желать лучшего, как и его влияние в ЦК, тающее с каждым днём. Помимо поддержки генсека необходимо было заручиться ещё чьим-то благорасположением в Политбюро. Этим человеком стал Устинов. Дмитрий Фёдорович обладал как сильным влиянием в аппарате, так и неограниченной властью в армии, которая в переходные периоды начинает играть решающую роль.

Романов начал активную кампанию по выдвижению себя в официальные преемники. Его выступления на заседаниях Политбюро носят взвешенный, конструктивный характер, он снискал доверие «старой гвардии», с ним корректно расшаркиваются его соратники «андроповского набора». На официальных встречах он появляется в первых рядах руководителей рядом с Черненко.

Угроза того, что Романов, а не Горбачёв окажется более удачливым «ловцом власти», была вполне реальна. И тут Михаил Сергеевич применил свой излюбленный приём — дискредитацию своих политических противников. Внезапно поползли какие-то обрывчатые, тёмные слухи о свадьбе дочери Романова, на которой якобы фигурировал необыкновенно ценный сервиз из коллекции Эрмитажа, принадлежавший ранее Николаю II. Поговаривали, источник, кстати, установить так и не удалось, подгулявшие гости принялись бить музейную посуду, причём нанесли громадный ущерб эрмитажной коллекции. Были ли на этот счёт какие-то письменные жалобы и кем они были подписаны, я не знаю, но только разбираться по поводу этой неприятной истории поехал Горбачёв, лично… Безусловно, Михаил Сергеевич приложил все усилия для того, чтобы найти как можно больше компрометирующего материала на своего политического противника. Слухи вроде бы не подтвердились, но Горбачёва это никак не устраивало, в его речах появился некий странный акцент. Хотя он говорил о злоупотреблениях «некоторых» руководителей своей властью, о нескромном поведении «отдельных» членов партии, как один из примеров подобных злоупотреблений приводил слухи о разбитом сервизе, дипломатично добавляя, что с этим нужно ещё разобраться, при этом ни слова не говоря о результатах собственной проверки, не подтвердившей тревожных сигналов.

Я присутствовал на докладе Горбачёва, вернувшегося с пленума из Ленинграда, на котором освобождали Романова от обязанностей первого секретаря обкома в связи с выдвижением секретарём ЦК КПСС. Нужно сказать, что на пленуме Григория Васильевича тепло проводили. Однако Горбачёв всё представил в ином свете — будто ветераны партии подходили к нему, Горбачёву, с настойчивыми требованиями разобраться со скандальной историей с сервизом.

После этого по цековским коридорам не без помощи Михаила Сергеевича был запущен анекдот: «У армянского радио спрашивают: «Что изменилось в России с семнадцатого года?» Армянское радио отвечает: «Ничего. В «Елисеевском» торгуют, в Мариинке танцуют, а Романов правит». Подобные шутки в ЦК воспринимались всерьёз и с раздражением. Над Романовым стали сгущаться тучи.

Было забыто всё, и то, как на Ставрополье он пресмыкался перед Григорием Васильевичем, однажды спеша встретить его в аэропорту, чуть было не попал в автокатастрофу. Горбачёв, как казалось тогда, всецело был предан Романову, на всех углах в крайкоме славословя в адрес ленинградской партийной организации, призывая изучать и перенимать её опыт, рассуждая о талантах и перспективности её руководителя, последователя ленинградской партийной школы.

Развязки пришлось ждать недолго. Всё лето продолжалась возня вокруг имени Романова, и уже к концу сентября Григорий Васильевич сошёл с дистанции. Неизвестно, кто сумел внушить Черненко мысль о том, что Романов представляет для него главную опасность. Но факт остаётся фактом: разгром ленинградского лидера учинил сам генсек. Видимо, в этом и была трагедия «старой гвардии», не умевшей выбирать между двумя лидерами, один из которых неизбежно должен был подняться на кремлёвский Олимп. Им хотелось жить вечно, казалось, что время застыло, остановилось, они блюли собственную иерархию, истово боролись за власть до последнего вздоха и умирали, всё ещё цепляясь за последнюю надежду — вдруг в этот раз смерть пройдёт стороной…

Одним словом, Романов был устранён. Аппарат, панически боявшийся сильного лидера, предпочёл видеть на престоле Горбачёва, краснобай и подхалим всегда предпочтительней, потому как он понятнее и безопаснее для таких же, как он сам.

Романова, что называется, подстрелили влёт. В момент, когда его позиции были наиболее сильными и устойчивыми. Хотя, может быть, его погубила поспешность, опережение событий, что для политика зачастую кончается крахом.

Сделав ставку на военных, Григорий Васильевич добился немалых успехов на этом поприще. Тесно сблизившись с начальником Генерального штаба Огарковым, он заручился его поддержкой. Огарков являлся одним из главных претендентов на пост министра обороны, и поэтому противникам Романова было довольно просто повернуть дело таким образом, словно он и начальник Генштаба пытаются сместить Устинова, захватить власть.