Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов

организовал у себя на квартире частные собрания («шекспировские беседы»), где обсуждались вопросы политэкономии, философии, литературы, события в России и за рубежом. Участники «вечеров», продолжавшихся и в начале XX века (только в период 1887–1898 годов состоялось более ста собраний кружка), – сослуживцы и знакомые Арсеньева, члены редакции «Вестника Европы», юристы, преподаватели столичных вузов, представители творческой интеллигенции, государственные и общественные деятели. По воспоминаниям О.В. Синакевич, педагога, в 1890-х годах студентки Высших женских (Бестужевских) курсов, на журфиксах у Арсеньева «много собиралось и молодежи, с интересом и уважением прислушивавшейся к высказываниям именитых стариков». В ее памяти запечатлелось «общее впечатление от уютных и таких содержательных вечеров в обширной, тонущей в полумраке арсеньевской гостиной»: «Вот все собравшиеся разместились на диванах, в креслах, и на стульях – вдоль стен, у столов, и посреди комнаты – все лицом к столику, за которым уже расположился докладчик. Воцаряется тишина – и чтение начинается. Две или три настольные керосиновые лампы, затененные абажурами, в разных концах комнаты освещают… ближайшие предметы и группы сидящих вкруг них людей. <…> В перерыв лакей в белых нитяных перчатках обносит гостей чаем, а на столах и столиках появляются сахарницы и сухарницы с печеньем. Приступают к обсуждению доклада. И тут начинается самое интересное: сдержанно, но умно и убедительно высказывается К.К. Арсеньев, доброжелательно и остроумно говорит А.Ф. Кони, горячится Боборыкин, возникают оживленные прения, в которые постепенно вступают все новые оппоненты. Иногда почтительно просит слова кто-нибудь из представителей молодежи, толпящейся у входа; студенты здесь не спорят и ничего не утверждают, они делятся своими сомнениями и недоумениями, они просят разъяснений у старшего поколения, они спрашивают, им отвечают».

Нарастание революционной смуты совпало с периодом активной деятельности К.К. Арсеньева в столичном самоуправлении. В 1904–1906 годах он избирался гласным Петербургской городской думы, состоял членом городской комиссии по народному образованию. Арсеньев был в числе гласных Думы, которые на своем частном совещании 1 декабря 1904 года поддержали постановление Московской думы от 30 ноября (требования демократических свобод, отмены действия исключительных законов, установления контроля общественных сил за законностью действий администрации). Именно эту акцию кн. В.М. Голицын, возглавлявший тогда Московскую городскую думу, впоследствии считал не реализованным по вине верховной власти шансом предотвратить разрастание революции и начать мирное обновление России.

Петербургская общественность, в свою очередь, тоже пыталась удержать власть от шагов, которые угрожали взорвать ситуацию в стране. Так, Арсеньев вошел в состав депутации (А.М. Горький, историки В.И. Семевский и Н.И. Кареев, литераторы-публицисты Н.Ф. Анненский, В.А. Мякотин и А.В. Пешехонов, присяжные поверенные – Е.И. Кедрин, И.В. Гессен) к министру внутренних дел П.Д. Святополк-Мирскому и председателю Комитета министров С.Ю. Витте, предпринятой с целью предотвратить столкновение народа с властями. Он тяжело переживал неудачу этой акции и последовавший 9 января 1905 года расстрел мирной демонстрации. В ночь на и января Арсеньев, вместе с другими членами депутации, был арестован, но быстро освобожден «по возрасту». Не оставляя надежды на перемены к лучшему, он, по приглашению Витте, в феврале 1905 года вошел в состав Особого совещания для подготовки нового Устава о печати (председатель – Д.Ф. Кобеко, члены – А.Ф. Кони, М.М. Стасюлевич, В.О. Ключевский, А.С. Суворин, Д.И. Пихно, кн. В.П. Мещерский, гр. А.А. Голенищев-Кутузов и др.). Думая прежде всего об интересах дела, Арсеньев счел неприемлемым призыв группы петербургских литераторов ограничить работу совещания «категорическим заявлением о несовместимости существующего строя с истинною свободою печатного слова». Вместе со Стасюлевичем он пошел «против течения», выступив в «Вестнике Европы» с заявлением, в котором действия излишне радикальных коллег расценивались как «нарушение долга перед русской литературой». В ситуации нарастания революции Арсеньев вошел также в состав подготовительной комиссии Петербургской думы, образованной 9 марта 1905 года для разработки «предположений по вопросам усовершенствования государственного благоустройства и улучшения народного благосостояния» (председатель – В.О. Люстих, члены – гр. А.А. Бобринский, Е.И. Кедрин, бар. П.Л. Корф, П.А. Потехин, М.М. Стасюлевич, И.М. Тютрюмов и др.).

«Тяжелый, ужасный 1905-ый год…» – страницы дневника Арсеньева были наполнены тревожными предчувствиями. Как один из «проблесков» на пути выхода страны из кризиса Арсеньев оценивал проект «булыгинской» конституции (август 1905 года): «Как ни плоха и в особенности как ни запоздала булыгинская „конституция“, все же это шаг вперед… Ожидания мои вовсе не розовые, но я не теряю надежду, что, по выражению Л. Толстого, всё образуется…»

В связи с обнародованием Манифеста 17 октября 1905 года Арсеньев замечал: «Нужно надеяться, что это успокоит страну, но вполне уверенным быть нельзя; все у нас делается слишком поздно». «В политическом движении я очутился в рядах сравнительно умеренных», – подводил он итоги 1905 года, с одной стороны, критически оценивая взгляды октябристов («эти господа мне в политическом отношении не по шерсти»), а с другой – признавая, что и кадеты пользовались его сочувствием лишь «за неимением лучшего». Оказавшийся на распутье, он, как один из «идейных вождей русской интеллигенции» (П.Н. Милюков), был, однако, весьма привлекательной фигурой для руководства Конституционно-демократической партии, стремившегося заполучить его имя в свои ряды. В ноябре 1905 года Арсеньев дал согласие баллотироваться в кадетский ЦК, однако через три недели (23 ноября) вышел из партии, по его словам, «не желая безусловно подчиняться партийной дисциплине».

В конце ноября 1905 года он поддержал инициативу своего давнего соратника А.С. Посникова и вместе с ним в январе 1906 года основал Партию демократических реформ (ПДР), возглавив ее Центральное бюро. В руководящий орган партии вошли также другие члены редакции «Вестника Европы» (М.М. Стасюлевич, В.Д. Кузьмин-Караваев), Д.В. Стасов, М.М. Ковалевский, многие профессора Петербургского политехнического института (К.П. Боклевский, А.Г. Гусаков, И.И. Иванюков, А.П. Македонский, Н.А. Меншуткин, М.И. Носач).

Особое место ПДР в российской многопартийности определялось категорическим неприятием насилия как «сверху», так и «снизу»: предложенная ею модель модернизации России представляла собой один из вариантов синтеза либеральных и демократических идей. Идеологи «дем-реформаторов» явились к тому же первопроходцами в создании «партии нового типа», фактически пытаясь реализовать «сетевой» принцип ее построения. Программно-организационные и тактические установки ПДР получили впоследствии наиболее заметное воплощение и развитие в деятельности Партии мирного обновления и Партии прогрессистов, обозначивших центристское течение в русском либерализме начала XX века.

Арсеньев являлся автором политической программы ПДР, а также большинства передовых статей по вопросам политической жизни России в газете «Страна», ставшей наряду с «Вестником Европы» неофициальным органом «демреформаторов». По-прежнему в центре внимания Арсеньева оставались вопросы обеспечения насущных нужд народных масс: служение их интересам, по его мнению, требует «такого распоряжения средствами народа, которое не налагало бы тяжкого бремени на неимущих и малоимущих; оно требует такого вмешательства в экономическую жизнь, которое