Осколки наших сердец - Мелисса Алберт

Аккуратно взяла двумя пальцами. Еле дыша сквозь стиснутые зубы, развернула. На клочке бумаги витиеватым маминым почерком было написано:

Если ты враг – уйди; если не захочешь – приказываю тебе уйти; если это яд, пусть он уйдет; если это угроза, повелеваю ей уйти.

Ветерок скользнул по коже, как наэлектризованный шелк. Ночь оказалась не такой уж тихой. Тикали и стрекотали насекомые, шумел ветер, сонно гудели кондиционеры. Я бросилась в дом и закрыла за собой дверь.

Слово, которого я избегала, звенело в голове, как крик. Слово, которое я произнести не могла, потому что была слишком практичной и слишком глупой. Маковое зернышко, застрявшее между зубов, начало медленно источать яд, когда я наконец его разгрызла. Магия. Надпись на листке бумаги, кровь в банке, булавки и перья в шкафу. Все указывало на одну невероятную вероятность.

Я не удивилась. И даже не почувствовала облегчения, что наконец могу назвать причину недосягаемости матери. Нет, меня захлестнула удушающая ярость. Какого черта? О чем вообще мама думала? Почему решила, что реальность подвластна именно ей?

И что такое реальность, если мамины уловки сработали?

Помимо ярости, я чувствовала кое-что еще: зависть. Зависть тянула вверх свою уродливую голову, ее зеленые глаза сверкали. Я вздрогнула при этой мысли. Не включая свет, прошлась по комнатам первого этажа, проверила двери и окна. Все были заперты, и везде было тихо, не считая голосов в голове. Я вгляделась в окно на кухне, но не увидела ничего зловещего: лишь кусты сирени и желтый дом напротив. А когда повернулась, взгляд упал на печенье, оставшееся на тарелке.

Я съела два и три оставила нетронутыми. Но теперь в льющемся из окна свете увидела, что каждое оставшееся печенье было надкусано – на каждом три идеально ровных следа в форме полумесяца.

Я бросилась вон из кухни, как ошпаренная. Побежала к входной двери, повернула замок, дернула ручку и выбежала на крыльцо.

На дорожке меня атаковали комары. Дом с улицы казался темным и неподвижным, окна были чернильно-черными или подернутыми серебром. Я потянулась за телефоном и поняла, что оставила его внутри. Выругалась, села на корточки, закрыла ладонями лицо.

– Айви?

Я обернулась. Дом Пэкстонов опоясывала густая тень от веранды, которая шла вокруг него. В тени мерцал оранжевый кончик сигареты Билли, разгорался и гас, как сигнальный огонь корабля.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Кажется, к нам в дом кто-то забрался.

– Правда? – Он бросил сигарету и побежал ко мне. – Ты в порядке? Полицию вызвала?

Даже в свете уличного фонаря он казался солнечным, словно напитанным светом от солнечной батареи. Каждую веснушку можно было разглядеть. Я вспомнила рисунок из шкатулки, где вместо веснушек нарисовала звезды, и щеки мои запылали.

– Не вызывала.

– О. – Он с подозрением взглянул на дом. – Может, я зайду?

– Пока не надо. Ты можешь… можешь просто посидеть со мной немного?

Он послушно сел рядом на бетон.

– Конечно. Конечно, посижу. Так что случилось?

Я не знала, как выгляжу. Наверное, как человек, на чьих глазах только что произошел взрыв. Глаза круглые от шока. Еще не хватало начать нести чушь про надкусанное печенье.

– Да ничего. Ничего особенного, просто… я дома одна. И мне показалось, что кто-то бродит на заднем дворе. А потом я вернулась в дом, и мне почудилось, что этот «кто-то» уже в доме.

– Ого. И там правда кто-то был?

– Не знаю, – медленно проговорила я. Может, я сама надкусила эти печенья? Что если так? Или нет? На языке остался вкус шоколада. Я пыталась представить в доме чужака, но увидела лишь мать, передвигающуюся по комнатам рывками, как призрак из фильма ужасов. Меня пробрала дрожь. – Чертовщина какая-то творится.

Он уперся носками в полоску мягкого гудрона.

– Но полицию ты вызывать не хочешь.

– Нет.

Я думала, он будет настаивать, но он лишь кивнул. Сидя рядом с ним, я почему-то очень волновалась. Билли Пэкстон, высокий, худощавый, в джинсах с тремя видами пятен – от краски, машинного масла и соуса для пиццы, потому что у него было три подработки. Я знала об этом, потому что видела его в синем рабочем комбинезоне в автомастерской, а еще он как-то ехал, прицепив на капот эмблему доставки пиццы «Пепино»; в другой раз я видела его в отцовском грузовичке, загруженном банками с краской. Мне вдруг захотелось открыть ему всю правду без утайки. Всего я, конечно, не рассказала. Раскрыла лишь кусочек, слегка его приукрасив.

– В последнее время творится что-то странное, – сказала я. – Кажется, моя мама… совсем не та, за кого себя выдает.

На миг он, казалось, похолодел. Но потом расслабился и заговорил так спокойно, что я решила, что мне почудилось.

– Серьезно?

– Да. – Страх отступил. На его место пришла бесшабашность. Я много лет стеснялась даже смотреть на Билли, но здесь, ночью, в тишине, наконец позволила себе его разглядеть. Глаза цвета чая, темные брови, придававшие ему слегка сердитый вид. Нижние зубы немного неровные. Я вспомнила его в детстве – он носил пластинку и шепелявил. Моргнула, прогнала видение.

– Иногда вижу тебя на крыльце, – сказала я, – когда ночью не могу уснуть и смотрю в окно. Ты сидишь там даже зимой.

– Шпионишь за мной, значит?

– Нет, просто интересно, когда же ты спишь.

– Кому нужен сон? – отшутился Билли и вздохнул. – Меня мучают кошмары. Нечасто, но бывает.

Я не догадывалась об этом и кивнула.

– Сочувствую. А я вот никогда не запоминаю сны.

Теперь я поняла, что странное выражение его лица – будто холодный ветер скользит по воде, – мне вовсе не привиделось. Он посмотрел вниз, достал из кармана пачку сигарет, постучал ею по ладони. Потом покачал головой.

– Слушай, можешь забрать и выбросить? Решил бросить.

– Ты пять минут назад курил. А сейчас решил бросить?

– Да. Это была последняя сигарета.

– Так значит… решил беречь здоровье?

Он провел рукой по волосам. Кудри примялись под кепкой.

– Нет, это ради Эми. Она сказала, что не будет со мной разговаривать, пока я не брошу, и, похоже, держит обещание. Уже две недели молчит как рыба.

Эми была его младшей сестрой. Ей сейчас было лет двенадцать, наверное.

– Серьезно? Вот молодец. Наверно, очень тебя любит.

– Может быть. А может, просто злится, что я забыл сигареты на крыльце и Гремлин сожрал целую пачку. Не волнуйся, с ним все в порядке.

Гремлином звали их собаку, помесь питбуля. В нашем районе он прославился тем, что съел кучу всего и чудом выжил. Его жертвами пали несколько пультов от телевизора, пакет сахара и даже часть ноутбука.

– Это хорошо. Бедняга Гремлин.

– Бедняга? Эта зверюга нас