Осколки наших сердец - Мелисса Алберт

заливистым смехом, яростным мяуканьем уличных котов, – я услышала мерное биение сердца. Своего сердца. Нить, державшая меня, как воздушного змея, натянулась, призывая меня домой, на пол моей спальни. Я ухватилась за нее, как за карабин на стальном тросе, сверкающем над железнодорожными путями, фарами и велосипедистами, что сновали внизу, как мелкая рыбешка.

Маленькие круглые свечи почти догорели; комнату заполнил бледный свет, серый, как пригорюнившаяся голубка. Прежде чем солнце взошло и порвалась моя нить, я проскользнула в свое тело и приготовилась услышать, как щелкнет магнитный замочек и душа воссоединится с телом.

Замочек не щелкнул. Что ж, наверное, это часть превращения, решила я. Может, магия – это и есть ветерок, следующий за движением души.

Фи тоже вернулась из своего путешествия. Я чувствовала ее рядом. Ее теплая ладонь лежала в моей ладони. Но Марион по другую сторону от меня лежала неподвижно. Ее рука была легкой, как кукурузная шелуха, а пульс – слишком медленным. Я попыталась сесть и проверить, как у нее дела…

И не смогла. Я не могла пошевелиться; лишь слегка подергивались пальцы.

При мысли об этом горло сжалось от страха. А страх сменился паникой. Не потому, что заклинание не удалось. Все случилось, как должно было случиться: мы вместе вошли в измененное состояние. И должны были выйти из него тоже вместе. До возвращения Марион нам с Фи предстояло лежать неподвижно, быть пленницами в собственных телах.

Я думала, что знала, что такое страх, но все мои прежние страхи не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытала тогда, лежа неподвижно, как живой мертвец, и слушая биение пульса Марион – тик, ток, тик, ток. Застряв в бесконечном ожидании, не дыша, но и не умирая, замерев в агонии, я ждала. Ждала.

И наконец она вернулась – искрящимся вихрем с запахом лесного пожара.

Нахлынуло огромное облегчение, страх мигом развеялся. И я почти – почти – забыла, каково это – лежать в плену колдовских законов и ждать, пока Марион нас освободит.

Мы открыли глаза. А с ними открылись другие глаза, те, о существовании которых мы не подозревали. За миг до того, как пришла радость, я содрогнулась. Потому что в тот день мы многое обрели, но и многое потеряли. И мне понадобились годы, чтобы понять, чего именно я тогда лишилась.

Мы сели, взглянули друг на друга и беспомощно рассмеялись – точнее, рассмеялись мы с Фи. А Марион заплакала. Плача, она вытянула руки и обняла нас, слабо прижав к себе. Она зарылась мне в волосы, но, кажется, я услышала, как она прошептала «спасибо».

* * *

Вспоминая ту ночь, я часто думаю, не было ли то неподвижное одинокое ожидание первым предвестником того, что магия сотворит с Марион. Позже, когда в моей голове витали ароматы колдовства, а в левую ладонь вонзился осколок зеркала и хлынула кровь, я вспомнила именно об этом. О первом тревожном звоночке, первом признаке того, чем ее голод может обернуться для нас.

Мы еще долго ощущали эффект своего пробуждения. Несколько дней мы ходили как в тумане и видели цветные нимбы вокруг всех предметов. Мягкий, мистический свет, несомненно, исходил от людей и вещей, и это, несомненно, была магия. Эльфийскую принцессу Фи окутывала аура цвета свежей зелени. Аура Марион была цвета кирпичной пыли – дорожной пыли под ногами одинокого путника. Фи сказала, что моя аура голубая, что я будто обернута в небосвод.

Дважды я пыталась войти в вагон поезда и дважды мне приходилось выходить обратно на платформу: цветные ауры внутри гудели так, что я почти их слышала. К концу это чувство стало похоже на затянувшееся наркотическое опьянение. Даже когда оно ушло, вспышки периодически накатывали и дарили мне прозрение. Красивый мужчина улыбался мне с другого конца вагона, но его нимб был цвета запекшейся крови. Аура танцовщицы на шоу потрескивала, как сухой кустарник, что вспыхивает мгновенно и становится причиной лесного пожара, уничтожающего все вокруг.

Меня всегда отличала повышенная острота восприятия; я передвигалась по миру и инстинктивно знала, в какие переулки нельзя сворачивать, а где таятся сокровища. Но заклинание из оккультной книги рыболовным крючком подцепило эту дремлющую часть меня и вытащило на поверхность; теперь она пульсировала прямо под кожей.

– Ваше обручальное кольцо в кармане под подкладкой, – сказала я женщине, заказавшей обед в нашей забегаловке. Та даже «спасибо» не сказала. Фи тоже пришлось приспосабливаться. Ей теперь было трудно находиться в толпе. «Я чувствую, как они все одновременно хотят пить. А мне кажется, что это я. Вот и приходится пить воду литрами».

Но мы были готовы мириться с этими маленькими неудобствами. А заклинания, которыми книга с нами делилась, поначалу тоже были незначительными. Они затрагивали нас самих: приносили удачу, улучшали кожу и сон. Мы варили кашицу из трав на газовой плите дяди Нестора и вырезали магические формулы на свечах булавкой. Рисовали сложные фигуры на полу спальни Фи и шептали в зеркало, завернутое в отрез белоснежного льна. Мы узнали сотню применений лунного света. Каждое заклинание из книги было как наркотик, и вскоре мы уже не могли представить свою жизнь без этого восторга, искажения реальности и ощущения, что мир вздрагивает от прикосновения наших рук.

Мы не задумывались о том, откуда берется магия и почему у нас все получается. Никогда не спрашивали себя: а не берем ли мы то, что нам не принадлежит? Три неоперившихся утенка, наивные, как дети, мы глядели на мир сквозь осколки наших сердец и верили, что сами пишем свою историю, хотя дорогу нам прокладывала книга, принадлежавшая мертвецу.

Глава четырнадцатая

Пригород

Сейчас

Машина Билли была низкой, квадратной и пахла ароматизатором «морская свежесть». Я села, чувствуя легкое головокружение. Всего минуту назад я видела кровь на бетоне и мысли в голове кружились вихрем, а теперь я сидела здесь, в этой машине, рядом с парнем, которого вроде бы знала, а вроде бы и нет.

Когда мы вместе ездили в школу на школьном автобусе, Билли носил футболки с воющими волками и парящими китами и брекеты с цветными резиночками. Сейчас на нем была футболка с эмблемой пиццы «Пепино», а сверху – застиранная рубашка; кадык торчал, как персиковая косточка. Он вел машину, как мой отец: обнимал рукой спинку пассажирского сиденья, когда давал задний ход, затем брался за руль одной рукой, а локоть выставлял в открытое окно.

Мы ехали мимо спящих домов; прохладный ветерок разогнал теплый спертый воздух в машине. Когда Билли свернул на главную дорогу, свет фонаря упал на