Путь отцов - Сергей Фудель

Веру все святые понимали, конечно, по–Апостольски, т. е. как силу, действующую любовью и доказывающую себя в святости духа.

«Определив (плоти) подвиг по силе ее, весь ум свой обрати на внутреннее. Ибо телесное обучение мало полезно, а благочестие на все полезно (1 Тим. 4, 8). Пребывающий внутри и заботящийся непрестанно о внутреннем целомудрствует, долготерпит, милосердствует, смиренномудрствует; и не только это, но и созерцает, богословствует и молится. Сие то и есть, то, что разумеет Апостол, говоря: «Духом ходите» (преп. Максим Исповедник, ДIII — 239, 240).

«Хорошее дело пост, бдение, странническая жизнь, однако это только труды наружной благой жизни, но чин христиан есть более внутренний» (св. Марк–подвижник, Д 1–515).

«Невозможно тому, кто предается злым помыслам, быть чисту от грехов по внешнему человеку» (преп. Филофей Синайский, ДIII — 459).

«Како польза тело соблюдать девственным, когда душа блудодействует с бесом непослушания» (блаж. Диадох, ДIII — 32).

«Всегда борющийся с плотью и в одних телесных деланиях упражняющийся, при всем злострадании причиняет сам себе великий ущерб в вещах высших, не замечая того, как непостигший цели божественной воли. Ибо по св. Павлу, телесное упражнение мало полезно (1 Тим. 4, 8), пока перстное мудрование плоти не будет поглощено потоками покаянных слез, и в тело не войдет животворная мертвость духовная, и закон духа не воцарится в мертвенной плоти нашей. Благочестие же душевное, которое под действием божественных помышлений созерцается как древо жизни в мысленном делании ума, везде и во всем полезно, как чистоту сердца созидающее, …как всякую доброту духовную с собою вводящее» (преп. Никита Стифат, Д 5–146, 147).

Св. Отцы очень часто в своем учении о преимущественной важности внутреннего делания, по сравнению с телесным подвигом, ссылаются на эти слова Апостола Павла: «Телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей». Для нас слово «благочестие» не только слово загадочное, но и одиозное, а в то же время как раз в нем по всему смыслу текста св. Писания лежит объяснение того, почему же все–таки «телесное упражнение мало полезно» и какая существует сила сильнее и надежнее телесного подвига для отсечения и телесных страстей. Смысл этого слова объясняет Апостол Иаков: Благочестие есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненными от мира (Иак. 1, 27). Благочестие, следовательно, есть, во–первых, любовь, а тем самым и смирение, и во–вторых, — отречение от мира, т. е. оно есть опять та же первоисточная и единая сила устремленности к Богу, которая сама в себе есть величайшее и надежнейшее оружие человека в его воздержании и от душевных, и от телесных страстей. Только в огне великого устремления к Божественной любви может действительно сгореть яд тления. Только в самозабвении любви человек познает спасающую его благодать и потому делается неспособным возомнить о своем подвиге, т. е. попасть из огня да в полымя. Вот почему благочестие «имеет обетование жизни», вот почему оно «древо жизни» — кто отлучит нас от любви Божией?(Рим. VIII, 35). Именно стремление к этой любви, т. е. к Богу, надежнее всего погашает все страсти.

«Когда ум возьмет силу и уготовит себя следовать любви, погашающей все страсти плоти и тела, тогда он этою силою ее противоборствует неестественности, пока совсем не отторгнет ее (неестественность страстей) от того, что по естеству» (преп. авва Исаия, Д 1–363).

«Если истинно возлюбил Бога, то сею самою любовью отгоним страсти» (св. Максим Исповедник, Д III — 221).

«Не уничижаю я воздержания и пощения, — говорит Варсонофий Великий, — советуя любви твоей надлежащим образом удовлетворять всегда потребности тела; вовсе нет. Но если внутреннее делание по Богу не поможет человеку, то напрасно он трудится во внешнем. Потому–то и Господь сказал, что не входящее в уста сквернит человека, но исходящее из уст его(Мф. XV, 11). Ибо внутреннее делание с болезнею сердечной производит истинное безмолвие сердца: такое безмолвие производит смирение, а смирение делает человека селением Божиим; от вселения же Божия изгоняются лукавые демоны и начальник их диавол с постыдными их страстями, и человек делается храмом Божиим, освящаемым, просвещенным, очищенным и исполненным всякого благовония, благости и радости. Человек сей делается Богоносцем… Да не смущает же тебя помысл, или вернее сказать, лукавый, что будто телесная пища препятствует тебе достигнуть обетованного; ибо пища свята, а невозможно, чтобы из доброго произошло злое. Но исходящее из уст, проникающее из сердца, то удерживает человека и препятствует ему скоро достигнуть предлежащих ему обетований. Не сомневайся же, удовлетворяя потребности тела; но по силе внутреннего человека трудись над тем, чтобы смирить свои помыслы. И тогда Бог откроет очи сердца твоего, чтобы видеть истинный свет и быть в состоянии сказать: «Благодатью спасен я о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава во веки, аминь» (В — 170, 171).

«Упоенный любовью Божиею… делается бесчувственным ко всем греховным страстям», — в этих словах св. Исаака Сирина (ДП — 688), как в краткой формуле, весь смысл благочестия, которое на все полезно (1 Тим. IV, 8).

Отцы–аскеты опытно раскрыли откровение Апостола о всесильности любви: любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор. 13, 45, 67).

В этой любви или в этом благочестии много разных мер, но даже и малейшей меры достичь труднее, чем спокойно удовлетвориться одним телесным воздержанием. Первоначальное предощущение совершенной любви должно пройти длинный путь испытаний. Но достигайте любви!, — молит нас Апостол(1 Кор. XIV, 1). Подвиг есть достижение любви. Для того, чтобы ее постоянно достигать, должно быть всегда твердым отречение внутреннего мира человека от мира греха, и прежде всего — от греха первоисточного — гордости, так как только отрекшееся от греха смиренное сердце может, забывая себя, жить в любви Божией. В этом смысл «внутреннего делания», о котором учат Отцы. В сердце — исходиша живота (Притч. IV, 23). Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. L, 19).

«Умерщвление всем страстям есть смиренномудрие, и кто приобрел сию добродетель, тот победил все страсти» (св. Иоанн Лествичник, ДП — 503).

«Блуд последует гордости» (св. Исаак Сирин, От. 337).

«В отношении к блудным страстям, если не иссушить источника помыслов внутри молитвою и смирением, а только постом и умерщвлением тела вооружиться против них, то безуспешно будешь трудиться; если же источник (помыслов) исвятишь смирением и молитвой, то сообщишь освящение и внешнему телу» (св. Григорий Палама, Д 5–294).

«Внутреннее делание есть то же душевное делание, — пишет еп. Игнатий Брянчанинов. — Оно состоит: во внимательной молитве устной и умной, в плаче сердца, в памятовании смерти, в самоукоренении в сознании и исповедании греховности своей, и в тому подобных деяниях, совершаемых подвижником внутри душ, в самом себе» (От. 50).

«В хранении сердца от греховных помыслов заключается начальная причина и сущность спасения» (он же, От. 101).

«Умудряйся направляться к внутреннему христианству, — пишет от. Амвросий Оптинский, — …и держись этого, памятуя всегда Евангельское слово: Царствие Божие внутрь вас (Лк. XVII, 21) (АМ — 69–70).

«Иное есть бесстрастие души, — пишет преп. Симеон Новый Богослов, — и иное бесстрастие тела. То (душевное) и тело освящает своим собственным сиянием и святоизлиянием Духа; а это одно само по себе ни на что не полезно для того, кто стяжал его» (Д 5–23).

В словах преп. Симеона: «одно само по себе» заключается переход к пониманию значения телесного подвига в духовной жизни. Когда он не «сам по себе», а от «тайны благочестия», т. е. от любви, которая в сердце, тогда значение его несомненно.

«Пост от милостыни (т. е. от любви) заимствует свою твердость. Если ты постишься без милостыни, то пост твой не есть пост и такой человек хуже обжоры и пьяницы, и притом настолько, насколько жестокость хуже роскошества» (св. Иоанн Златоуст, ЖМП, 1956, # 3).

Русский подвижник схимонах Зосима говорил еще более резко: «Не гонитесь за одним постом (то, что у преп. Симеона «само по себе»). Бог нигде не сказал: «аще постницы, то Мои ученицы», но аще любовь имеете между собою(Ин. XIII, 35). И диавол никогда не ест и не спит, но все он диавол. Без любви и смирения, от одного поста и бдения, из человека сделаешься пожалуй бесом» (ПБ — 266).

Но, по учению Отцов, когда пост совершается не как самодовлеющая ценность, а как средство для достижения все той же любви, тогда он питает смирение. Поскольку в нем смиряется тело, тем самым смиряется и душа (св. авва Дорофей, ДП — 607).