Сказки Даймона - Мария Хроно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теус, пожалуйста, остановись, – взмолился он.
Она с удивлением посмотрела на него.
– Почему?
– Она и вправду огонь. Ей все мало и мало, – подумал юноша, никак не насытиться.
– Я задыхаюсь, Теус. Ты убьешь меня, сестра, – Анвель тяжело закашлял, качнулся и упал на колено.
Глаза Теус, горевшие безумием минуту назад, вмиг стали серьезными и обеспокоенными. Огонь сразу потух, оставив после себя лишь пепел и дым. Она бросилась к брату, и помогла ему подняться.
– Вот так, обопрись на меня и пойдем. Прости, я просто забылась… Я не хотела… Не хотела навредить тебе…
– Отведи меня подальше, я не могу здесь дышать… К реке… Отведи меня к реке…
Окунувшись в прохладные воды реки. Анвель на удивление быстро пришел в себя.
Теус вела себя очень робко.
– Возможно, она даже страдает от мук совести, – наивно подумал Авель, и несмотря на обиду, ощутил какое – то тепло к провинившейся сестренке, резко сменившееся холодом после ее следующей фразы.
– Слушай… Давай это останется между нами? Боюсь, соплеменники мне этого так не простят, – робко попросила она.
– Так вот отчего она так куксится! А я было подумал, что ей стыдно! А она просто заискивает! – резко нахлынувшая обида была столь сильно, что юноша буквально ощутил ее в теле, больно резанувшую внутри подобно затупившемуся ножу.
– Ты хоть понимаешь, как мне было страшно! Это уже не смешно, Теус! А что если бы мы погибли!? Да, ты у нас теперь повелительница огня, но я чуть не задохнулся от твоих очередных «забав»! А что намного хуже – ты сожгла Круг, Теус! Деревья, трава, животные – ты сожгла их всех одним махом, даже не моргнув глазом! Да, ты и впрямь огонь – жадный, голодный, неуправляемый, – юноша буквально выплевывал каждое последующее слово прямо в лицо сестре, на глаза которой навернулись слезы.
– Анвель… – робко прошептала она, протягивая руки, но он резко отвернулся и побрел прочь, в сторону пещеры.
– Я не хочу больше разговаривать с тобой, – бросил он через плечо, – используй для своих «развлечений» кого – нибудь еще.
– Прости… Прости меня… Я люблю тебя! – закричала ему вслед Теус, но брат даже не обернулся.
Он так никому и не раскрыл ее тайну…
Прошло три года, а Анвель так и не смог простить Теус. Они почти не разговаривали – могли лишь обменяться парой дежурных фраз, когда дело касалось «общих», племенных дел.
А она сильно изменилась за эти года, встретила свою первую (и последнюю любовь) – Тиона – темноволосого, рослого добродушного юношу, чуть старше ее, и что вдруг стало с прежней малышкой Теус? Она родила двойню – мальчика и девочку, и все реже и реже убегала из пещеры, даже стала осмотрительнее и осторожнее.
Прощай беззаботное (за исключением каждодневных спасений сестры) детство, прощайте прежние веселые игры, прощайте те дни, когда весь мир был наполнен сказкой и тайнами. У Теус теперь семья, муж, дети, а вот Анвель остался один.
Он не осмеливался приближаться к племянникам, но нередко бросал на Теус и них печальные взгляды, пока никто не видел, и все внутри у него сжималось от нежности и, что его удивляло – ревности.
Когда все, кроме стражей спали, Авель незаметно пробирался к племянникам и тихо, стараясь не разбудить, поправлял на них накидки из шкур, а порой оставлял подарки.
Он стал еще более тихим и неразговорчивым нежели прежде. И его теперь еще больше чем прежде тянуло к воде, к реке. Ему нравилось сидеть на берегу, разглядывая зыбкие, колеблющиеся отражения неба в водной глади. Они завораживали – как огонь завораживал Теус, и стоило посидеть достаточно долго, восприятие «сбитое» бесконечным колебанием воды начинало замечать в ней нечто большое нежели просто отражения неба и с трудом проглядывающееся дно, оно порождало новые, удивительные видения.
Вот и на этот раз Анвель опустил руки в воду, столь прозрачную, чистую, спокойную… Его всегда поражала своеобразная «гибкость» воды. Даже если реку перегородить, она найдет обходные пути и в то же время по кусочкам, годами будет разрушать преграду. Авель встал – пора было возвращаться, скоро мужчины пойдут на охоту, и нехорошо будет если он не придет. И водяной поток потянулся за ним, юноша почувствовал прохладу воды, ласково обтекавшей его тело. Не веря своим глазам, он повернулся к реке. Водяной столб поднялся из нее, обволакивая его тело. Было холодно, но приятно от нежных прикосновений водяного потока.
Юноша впервые за последние несколько недель улыбнулся – поток послушно выполнял все его мысленные указания: разделялся, снова сливался, бил фонтаном, поднимая струи в воздух, он мог рисовать ими, а затем, они, падая обратно в реку, окатывали его брызгами. Промокший и счастливый, Анвель все-таки не забывал о своих обязанностях перед племенем, поэтому пообещав себе позже проверить свою новую силу как следует, решил вернуться в пещеру, но тут заметил странное отражение в реке.
Подойдя поближе, он застыл пораженный – посреди водной глади вырисовывалась картинка, которая становилась все более четкой, когда он присматривался к ней. Он увидел своего соплеменника – Туона, увидел столь ясно, что даже оглянулся, дабы проверить вдруг тот незаметно подкрался к нему – но вокруг никого не было, а картинка зависла посреди отражения неба в водной глади.
Туон в отражении был в весьма специфической позе – «лежа на животе», но с неестественно выгнутыми назад конечностями и сильно повернутой на бок головой. Он «смотрел» прямо на Анвеля остекленевшими, мертвым глазами, и тут кровь хлынула из внезапно открывшихся ран на его теле, разносясь багрянцем по воде. Пораженный и напуганный юноша в ужасе отшатнулся и не в силах выдержать столь жуткое зрелище отвел взгляд, а когда собравшись с силами посмотрел снова на то место, где только что было видение не увидел ничего кроме привычного отражения белых облаков.
На охоте Авель был сам не свой – не замечал добычу, спотыкался о ветки, товарищи уже не раз сделали ему замечание и подумывали уже было отправить домой – охотник, который погружен в себя и не может сосредоточиться скорее обуза нежели помощь.
Юноше было неловко за свою невнимательность, но он никак не мог выкинуть то жуткое видение из головы.
Ему представлялось два объяснения произошедшего – возможно он повредился рассудком, и само видение,