Вальс в темноту - Уильям Айриш

Но тот, другой, что спрятался под навесом, был совершенно трезв и крепко держался на ногах. Подчиняясь карнавальному духу, он спрятал лицо под маской из папье-маше; в остальном же он был одет совершенно по-будничному. На губах маски застыла жутковатая гротескная улыбка, вдвойне нелепая по сравнению с измученной, усталой позой стоявшего под ней человека.

Нараставший издалека приглушенный гул вдруг, словно прорвавшись, перешел в громкий шум и вместе с ним из-за угла появилась длинная, извивающаяся как змея, цепь танцующих, державших друг друга за плечи или за талию. Масленица, после краткой передышки, снова вернулась.

Вместе с ней вернулись факелы, цимбалы и барабаны из чайников. Улица снова вспыхнула, как при пожаре. Снова по оранжевым фасадам зданий заплясали гигантские тени. И тут же с обеих сторон к окнам хлынули люди. Снова посыпалось конфетти, которое, пролетая сквозь разное освещение, окрашивалось всеми цветами радуги: розовым, лиловым, бледно-зеленым.

По бокам от центральной процессии танцующих, составлявших костяк, следовали разрозненные пары, тройки, четверки и просто одиночки, не вовлеченные в действо, а шедшие рядом. Они постоянно удлиняли цепочку, вливаясь в нее, хотя никто не мог сказать, куда она направляется, но, впрочем, никому до этого и дела не было. Голова ее уже скрылась из виду за вторым поворотом, а хвост еще только огибал первый. Первоначально взятый ею ритм танца был уже давно нарушен из-за ее неуправляемой длины, и каждый выделывал то, во что был горазд. Некоторые изображали кекуок, высоко подбрасывая колени, другие просто перемещались шаркающей походкой, едва отрывая ноги от земли, третьи скакали и прыгали, сверкая пятками, как заведенные.

Маска в галерее лихорадочно поворачивалась из стороны в сторону, туда-сюда, крутилась на остававшемся неподвижным теле; обшаривая глазами проходивших мимо — через одного, на мгновение задерживая на них взгляд, а затем, пропустив одного человека, останавливая его на следующем. Только на женщинах, не обращая внимания на клоунов, пиратов, испанских контрабандистов, вкрапленных между ними.

Нарисованные белой краской глаза навыкате обещали смелую шутку и грубые развлечения, забавное приключение и увлекательный роман. Все, что угодно, только не смерть.

Многие, заметив его, махали ему рукой, некоторые приглашали его присоединиться к веселью, а кто-то бросил цветы, попав ему в нос. Римские императрицы, красавицы из гарема, цыганки, дамы крестоносцев в шутовских колпаках. Нянька в накрахмаленном переднике толкала перед собой детскую коляску со взрослым мужчиной, который иногда помогал ей торчавшими в стороны волосатыми ногами.

Потом вдруг комически-выпуклые глаза неподвижно застыли, а шея, на которой держалась маска, напряженно вытянулась вперед.

Она была в костюме домино, бесформенном мешке с застежками на запястьях, лодыжках и шее. Голова спряталась под капюшоном. Глаза закрыты маской из голубого шелка, но виден ротик, подобный нераспустившемуся розовому бутону.

Росту в ней было не больше пяти футов двух-трех дюймов, а походка — безупречно грациозная. Она не входила в кавалькаду, а находилась среди тех, кто сопровождал ее с обеих сторон. С дальней от него стороны, отделенная от него процессией. Она перемещалась от мужчины к мужчине, кружилась несколько шагов в обнимку с одним, затем переходила к другому. И таким образом она продвигалась, ни шага, ни движения не оставаясь в одиночестве. Веселилась она от души.

Как раз в этот момент капюшон на мгновение сполз с ее головы, и прежде, чем она торопливо поправила его, он успел разглядеть над голубой маской копну золотистых волос.

Вытянув к ней руку, он вскрикнул: «Джулия!» Выступив вперед из ниши, он кинулся вперед и, пытаясь перебраться на ее сторону, три раза натыкался на неожиданное сопротивление упругой цепочки, три раза его откидывали назад.

— Через нас не прорвешься, — насмешливо бросили ему. — Если тебе нужно попасть туда, так дойди до хвоста и обойди.

Кажется, женщина его заметила. Она на мгновение остановилась и поглядела прямо на него. Или ему это почудилось. Он услышал звонкую трель ее смеха при виде надетой на него комической маски. Она в шутку протянула к нему руку. Затем отвернулась и продолжала танцевать.

Он нырнул в поток, подхвативший его и засосавший в водоворот, из которого он, как любой тонущий, попытался выбраться и поднять над водой голову и который понес его, раскачивая из стороны в сторону, но в нужном ему направлении.

Наконец какой-то викинг в рогатом шлеме, одно из звеньев в препятствующей ему цепи, сжалился над ним.

— Ему там кто-то понравился! — шутливо крикнул он. — В конце концов, это же Масленица. Давайте его пропустим. — И, на минуту подняв вверх, как разводной мост, мускулистые руки, он дал ему проскользнуть под ними на другую сторону.

Она не исчезла из виду, но находилась далеко впереди. Ее капюшон прыгал, как голубой поплавок в разноцветном море.

— Джулия!

На этот раз она повернулась к нему всем корпусом, но трудно сказать, откликнулась ли она на свое имя или просто услышала его громкий голос.

Он увидел, как она слегка наклонилась, словно увлекая его в шутливую погоню за ней. В погоню ничуть не страшную, а только игривую, кокетливую, в преследование, специально ею спровоцированное. Через мгновение она упорхнула, благодаря своему маленькому росту периодически исчезая в толпе, но время от времени оглядываясь назад.

Она, судя по всему, не знала, кто он такой, но решила, что с этим забавным преследователем, возникшим из толпы, можно поиграть в увлекательную игру. Один раз он решил было, что уже совсем ее потерял, и потерял бы, если б она того пожелала, но она специально спряталась в подъезде, а потом снова появилась и ждала, пока он опять заметит ее. Когда его взгляд выделил ее из толпы, она растянула в стороны свои клоунские штаны, склонилась в насмешливом реверансе и двинулась дальше.

Наконец она снова обернулась к нему, словно говоря: «Ладно, хватит. Я себе высокую цену набила. Ты уже достаточно за мной поохотился, пора выяснить твои намерения», — и, оторвавшись от основного потока веселящихся, скользнула в полутемный переулок.

Он, последовав за ней, добрался до поворота и увидел еще не успевший скрыться в полумраке голубой костюм. Он свернул в переулок. Здесь уже не было препятствий, и его ничто не сдерживало. Через минуту он нагнал ее и, прижав спиной к стене, с двух сторон поставил руки — два барьера.

Она не могла говорить — слишком запыхалась. Она прислонилась к стене и приготовилась поразвлечься, совместно с ним насладиться результатом погони. Он разглядел в темноте маску, переливающуюся бледно-голубым светом. Красно-желтые огни факелов освещали лишь поворот в переулок; до них свет не доходил. Здесь царили сумерки. Самое подходящее место для…

Он попытался поднять ее маску, но она не далась, наклонив голову набок. При этом хихикнула и расслабленно обмахнулась рукой, словно ей не хватало воздуха.

— Джулия, — выдохнул он ей в лицо. — Джулия.

Она снова хихикнула.

— Вот я тебя и поймал.

Он, словно примеряясь, взглянул туда, где было светло, где мимо текла толпа народа.

Затем засунул руку под одежду и вытащил свой пистолет с костяной рукояткой, который носил с собой весь день. Она его сначала не заметила, потому что руку он держал низко, ниже уровня их глаз.

Затем он сорвал маску с лица и бросил на землю.

— Теперь ты узнаешь меня, Джулия? Теперь ты видишь, кто я?

Он отвел локоть, отодвинув от нее пистолет. Щелкнул взводимый курок.

Он снова приставил к ней пистолет. Дуло уперлось в ту пустоту, на месте которой у других находится сердце.

Потянув за шнурок ее маски, он беспощадным движением открыл ее лицо. Вместе с маской откинулся и капюшон, обнажив золотистые волосы. Она заметила пистолет в тот самый момент, когда он, наконец, разглядел черты ее лица.

— Нет, не надо, мистер, не надо… — жалобно залепетала она. — Я ничего дурного не хотела. Я просто дурачилась, просто дурачилась… — Она попыталась сползти на землю, но ей не дали этого сделать его напряженные руки.

— Так вы — не… вы — не…

— Прошу вас, мистер, не моя вина, что я вам не подхожу.

Неуверенного слабого толчка хватило, чтобы пистолет с костяной рукояткой упал рядом с ним на землю.

Глава 24

Комната оставалась натюрмортом. Розовые обои с незабудками на заднем плане. На переднем — стол. На столе — помутневший стакан, опустошенная бутылка и склоненная голова. Никакого движения. Все спит, все мертво.

Натюрморт под названием «Отчаяние».

Глава 25

Комиссар полиции Нового Орлеана был типичным представителем занимаемой им должности — ни прибавить, ни убавить. Пятидесяти семи лет, вес — двести один фунт, рост — пять футов десять дюймов, серебристо-черные волосы, намечающаяся лысина, курчавая борода, неумение одеваться, высокие принципы, но в пределах разумного; усерден, женат, при чтении вынужден надевать очки, иногда почки пошаливают. Звезд с неба не хватает, но и не туп, причем первое качество менее желательно для служителя закона, чем второе.