i 77717a20ea2cf885 - Admin

  И снова, как вчера, я на незнакомых улицах одна, даже без Норы. Но страха нет. Я лавирую между прохожими, как лихач на трассе, молчу на комплименты или огрызаюсь на непристойные предложения, сворачиваю в нужных местах; в общем, иду по заданному Галой маршруту как по ниточке.

  И никак не могу вспомнить, а что же было после того, как я вытащила рубин из мёртвой пасти?.. Вытащила. Протёрла. Потом в памяти - провал. Скоблюсь и моюсь, как могу, с мочалкой, с мылом, а Гала ищет, во что бы меня одеть. Она даже побрызгала меня какими-то духами, пока не удостоверилась, что мерзкий запах сошёл с рук без следа.

  И ещё о чём-то мы говорили...

   Вроде бы, она сказала, что девочке лучше. Да, именно так. И мы договорились встретиться завтра.

  Зажигались на кромках тротуаров фонари, сгущая первые сумерки. С Васютиного двора навстречу метнулись два собачьих силуэта, светлый и тёмный. Нора, конечно, выплясывала, Хорс, как мужчина, подошёл сдержано, крутнул хвостом. Я с удовольствием чешу Норе спину, наклонившись, целую в тёплую переносицу. Выпрямляюсь - и чувствую, как ведёт меня на сторону. Что-то голова закружилась.

  Надо срочно присесть, хотя бы на крылечко. Я просто устала.

  В коленку тычется мокрый собачий нос. Хорс выжидательно смотрит. Пригибает здоровую башку, подставляет холку: чеши, мол.

  - Ах ты, бабник, - говорю. Конечно, не отказываю в ласке. Пёс подставляет то бок, то спину, то суётся мордой в ладонь Шерсть у него жёсткая, как проволока, такую только конским скребком вычёсывать, простой гребень сломается.

  За спиной чуть слышно скрипит, открываясь, дверь, половицы отзываются на шаги выходящего. Обернуться не могу - занята. Да и сторож мой не отвлекается, значит, тот, кто у меня за спиной, ему не кажется опасным.

  - И это боевой пёс, - гудит с укоризной Васюта. - За ласку продался! Что ж ты хозяина позоришь?

  Хорс смотрит с обидой, исподлобья.

  - Не слушай его, - говорю, не прекращая чесать тёплый бок. - Он просто завидует.

  Притягиваю к себе громадную башку и целую в переносицу, как и Нору. И вдруг глаза у него становятся... лукавые-лукавые. Через моё плечо он бросает взгляд на хозяина, на физиономии явно проступает: что, съел?

  Бабник. Как есть - бабник.

  - Прибью, - беззлобно отзывается Васюта. - Мало на цепи сидел?

  Хорс, осаживаясь на хвост, чешет задней лапой за ухом - видал он эту цепь! - и с достоинством отбывает в будку. Вздохнув, кое-как поднимаюсь со ступенек. Спину, как обычно к вечеру, ломит, поэтому нечего на семи ветрах рассиживаться, прострел зарабатывать. Да и с нанимателем надо поговорить, негоже к нему спиной-то сидеть всё время, обидится.

  Едва я ставлю ногу на первую ступеньку, Васюта, недолго думая, перегораживает мне дорогу. Рукой упёрся в столбик, что крышу подпирает, и мне мимо него - ни туда, ни сюда.

  - И к чему ты так вырядилась? - говорит строго. - Лучше бы сразу рыбацкую сеть нацепила, все было бы видно. А так - угадывай, что там у тебя. Где рубаха-то?

  Я стою на нижней ступеньке, он - наверху и возвышается надо мной, как гора. И кажется ещё больше, чем при знакомстве.

  - У Галы рубаха, - отвечаю, чувствуя себя маленькой девочкой перед воспитателем. Даже голос становится тоньше. - Испачкалась совсем. Что в доме на меня сыскалось, то и надела. Пропусти, пожалуйста.

  Он качает головой и даже не думает посторониться.

  - Стыдобищща какая! Ладно, у тебя ума ещё нет, ты местных нравов не знаешь, а Гала о чём думала?

  - Васюта, - не выдерживаю, - ты слепой, что ли? В мой размерчик две таких Галы войдут, а то и три. Хоть что-то нашлось, и то хорошо.

  Он мягчеет.

  - Ладно, найдётся и у меня для тебя что-нито на смену; иди, в укладке поищи. Только не здесь, пройди там. - Кивает на отдельный вход в кухню. - Нечего тебе в зале делать.

  До меня, наконец, доходит: это он так своеобразно обо мне заботится.

  - Нужна-то я твоим посетителям? Им девок подавай, молодых да стройных...

  - Много ты знаешь, кого им подавать! Добром прошу, обойди!

  А насупился! А руки скрестил на груди - так сразу в два раза шире стал! Честно говоря, даже захотелось попробовать ради озорства проскочить мимо, но воображение тотчас услужливо нарисовало картину перехвата за шкирку, как котёнка. Конечно, до такого позора не дойдёт, но нечего гусей дразнить, то есть, хозяина. Он тут главный, ему видней. Да мне какая разница, с какого крыльца заходить, лишь бы к себе попасть! Послушно заворачиваю. И чувствительной к вечеру спиной так и ощущаю Васютин взгляд.

  В кухне царит аромат жареного мяса. На вертеле в очаге томится баранья тушка, срываются с прожаренных боков капли жира, падают на уголья, шипят. Янек, весь взмокший, спрыскивает жаркое из ковшика, оглядывается на меня укоризненно. Мол, работница, тоже мне... шатается неизвестно где.

  - Да знаю, - винюсь. - Прости. Надо было с Галой все дела закончить. Сейчас, только руки сполосну - и помогу!

  Но сперва загляну в укладку. Не бегать же по кухне в сетчато-ячеистом недоразумении, а то, чего доброго, Васюта решит, что и я к мальцу клинья подбиваю, как моя предшественница. Скромнее надо быть, Ваня, скромнее.

  Приходится попыхтеть, чтобы откинуть тяжёлую крышку сундука. И сразу же меня окутывает аромат лаванды, полыни и старого благородного дерева: где-то там, в недрах укладки, втиснут мешочек-саше. Глаза разбегаются. У-у, да тут не только рубахи, тут и сарафаны, сорочки, платки, шали, душегреечки... И всё - с вышивкой, красной на белом, чёрной на белом, гладью, крестом, накладным шитьём... Ох, всему бы этому смотр учинить, да некогда - Ян ждёт.

  Сестрица-то Васютина постройней меня была, так что пусть лежат её вещицы спокойно, а я возьму вот эту рубашку, не иначе, как с хозяйского плеча. Хоть и широка, но под пояс пойдёт, а рукава подвернуть недолго - и хоть в мир, хоть в пир, как моя бабушка говаривала.

  И впервые в своей жизни заступаю на работу в вечернюю смену. Ян смотрит на меня, преображённую, с таким одобрением, что мне становится неловко: значит, прошлый мой наряд он забраковал, как и дядька, хотя вслух ничего и не высказал.

  - Много народу? -интересуюсь, чтобы скрыть смущение.

   - Полон зал.

  - А этого хватит? - киваю на барашка.

  - Это уже второй. - Ян поворачивает вертел, фиксирует, прижимая какими-то защёлками к распоркам. - Они ж не есть приходят, а выпить, за жизнь поговорить. Еда - это так, на закуску, чтоб не захмелеть.

  - О чём же разговоры? - интересуюсь.

  - Всяко разно. Да и не только. В нарды играть могут, песни петь, походы вспоминать. Иногда во дворе на учебных мечах бьются.

   Это ж... не трактир, а какой-то клуб по интересам получается.

  - И что, даже девки не ходят? - не удерживаюсь. Как оно там с "облико морале" у нынешних Муромцев?

  - Ну... если кто со своей придёт. У нас с этим строго.

  Да, парень. Крутой у тебя дядька. Не только тебя блюдёт.

  - А если кто чужой заглянет? Так, погулять-подраться захочет?

  Ян смотрит на меня, как на ненормальную, и я прикусываю язык. Такому хозяину вышибала не нужен, сам забияку выставит. Да и не в своём уме надо быть, чтобы на неприятности с Васютой нарываться, ведь, как в былине, на одну руку посадит, другой прихлопнет - мокрое место останется.

  - Ладно, Янек. Прости, что бестолковлюсь, я ж тут новенькая. Чем помочь?

  - Всё, - отрезает он. - Доходит уже.

  Вот так. Сам, мол, управился, без твоей помощи. Я, собственно, не в претензии, сама знаю, что прогуляла, но вроде уже настроилась на работу... Дай хоть что-то предложу.

  - Давай попробуем чесночный соус сделать. И вина туда добавим, и специй. Увидишь, ещё лучше будет.

  Янек косится недоверчиво. Пожимает плечами

  - Ты кухарка, - говорит осторожно, - тебе и делать. Пробуй, коли испортить не боишься, мне-то что.

  Ещё днём я приметила связки чеснока, развешенные между посудными стеллажами и ступку на полке со специями. Прикидываю: и барашек велик, и любят мужики остренькое, экономить не будем. Очищаю две крупные головки, растираю в ступке кусочек мускатного ореха, гвоздику, перец, подумав, туда же строгаю несколько щепоток сушёного розмарина. Потом уже добавляю чеснок, всё хорошенько толку, помещаю в сотейник.

  Хорошо бы, конечно, разбавить это дело крепким бульоном, но за неимением - добавляю кипятку из чайника. По моей просьбе Янек, тяжко вздохнув, изымает из шкафчика бутылку вина. Пробую на язык - ничего, лёгонькое, сухое, то, что надо; добавляю к соусу и слегка увариваю.

  Янек принюхивается к душистому пару. Недоверчивая гримаса сменяется удивлённой.

  - И чего мне с этим?

  - А то же, что и раньше. Поливай потихоньку со всех сторон, и корочка будет румянее, не пересохнет, и вкус добавится. Надо бы, конечно, с самого начала так делать, но тут уж моя вина, не успела. Что-нибудь ещё нужно сделать? Может, хлеб нарезать?

  - Можно. Вон там, на стойке, и доска, и ножики. Только не порежься, с тебя станется!