Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

Уже знакомая Зоя скучала за компьютером.

– Альберт Владимирович сказал, что вы к десяти утра приедете, – обиженно протянула она, – а сейчас почти пять!

– Простите, – принялась я извиняться, – но Павловский дал статью вчера поздно вечером.

Зоя молча выдвинула клавиатуру, и мы с ней принялись за работу.

Прервались только один раз. В дверь всунулся всклокоченный парень и сообщил:

– Слышь, Зойка, давай двадцать пять рублей.

– Зачем?

– Вике Пановой на похороны собираем, – сообщил юноша.

Зоя извинилась и вышла, потом, вернувшись, раздраженно сказала:

– Виолетта Сергеевна просто святая. Вика всех сотрудников лаборатории обзвонила, рассказала, что Павловские ее со свету сжили, отблагодарила за заботу. И смотрите, теперь Виолетта похоронами занимается, о могиле хлопочет, по-моему, даже поминки собирается устраивать. После всех гадостей! Удивительная женщина!

Зоя оказалась права. Дома у Павловских я застала бойкую грудастую даму в строгом костюме и с фальшиво скорбным выражением на лице.

– Дашенька, – обрадовалась профессорша, – входите, милая. Альберт Владимирович с минуты на минуту будет. Вот приходится заниматься грустным делом. Помните, говорила об одной бывшей нашей аспирантке, ну той, что спилась? Я кивнула.

– Скончалась вчера вечером, выпила слишком много, а родственников никого.

И она принялась слушать грудастую тетку. Та нахваливала товар.

– Гробики самые разные имеются на настоящий момент: красного дерева с шелковыми подушками, кедровые, палисандровые…

– Нет-нет, – быстренько вставила Виолетта, – слишком вычурно.

– Тогда изделие 12, простой деревянный гроб с обивкой из ситца.

– Бедно как-то, – опять осталась недовольна Виолетта.

– Сейчас покажу образцы, вы и выберете, – оживилась гробовщица и пошла в холл.

Я испугалась, что сейчас она начнет втаскивать в кухню всевозможные гробы, но оказалось, что у служащей есть альбом с фотографиями. Виолетта полистала страницы, и последний приют для Вики нашелся. Потом договорились насчет машины и грузчиков.

– Отпевать будете? – поинтересовалась дама.

– Нет, нет, – отрезала Виолетта, – сразу кремируем.

Сотрудница “Ритуала” защелкала калькулятором, и профессорша отдала ей внушительную сумму. Надо же, оказывается, она сострадательный человек и не жадная. Тут появился Альберт Владимирович, и меня призвали в кабинет. На этот раз я сама велела напечатать Зое в конце: “авторизованный перевод академика Павловского”. Алик добрался до последней строчки, глянул па “казанскую сироту” поверх очков и сообщил:

– Ну что ж! Недурственно, даже, скажу, просто хорошо. Если будем так работать, к декабрю станете кандидатом.

Окрыленная похвалой, я вошла в кухню. У мойки толклась Вера, перед ней лежала гора каких-то кульков.

– Слыхали? – спросила женщина. – Вика Панова до смерти облилась, нам ведено на поминки готовить. А я ее даже не знала, просто зло берет, кому такая благотворительность нужна?

– Виолетта Сергеевна очень добрая, – попробовала я усовестить девицу, – наверное, ей не хочется, чтобы Вику похоронили в общей могиле, знаете, сколько она сейчас денег отдала!

Девчонка фыркнула.

– У Пановой нашли почти тысячу долларов. И как только пьяница скопила такую сумму?! Родственников никого, вот Виолетта деньги забрала и теперь ими распоряжается. Она хитрущая, умеет добрые дела за чужой счет делать, ангелом прикидываться. И потом, какие ей хлопоты? Мы с Жанной и Кларой все приготовим, Зойка и Ленка уберут, а Виолетта только урожай соберет. А то, что мне надо было…

Она внезапно заткнулась, потому что в кухню вошли Жанна и полная женщина. Почти через все лицо незнакомки шел жуткий шрам, верхняя губа практически совсем отсутствовала, нижняя торчала вперед уродливым куском. Следом появилась Виолетта. Мы стали под ее чутким руководством готовить холодец и чистить овощи на салаты. Пытаясь удержать в руках скользкую селедку, я оценила полученную информацию. Выходит, несчастную Вику хоронят за мой счет! Интересно, что все-таки явилось причиной смерти? Неужели алкогольное отравление?

ГЛАВА 10

Зеленодольск совсем рядом с Москвой, езды по сухой дороге от силы полчаса, и я добралась до интерната к часу дня. Проклятый пейджер не издавал ни звука, оно и понятно: Павловские на похоронах.

Интернат, убогое двухэтажное здание, вытянулся змейкой по берегу реки. Покосившиеся ступеньки, облупившиеся стены и запах мочи вперемежку с ароматом щей. Несколько обитателей скорбного места брели по коридорам, опираясь на костыли и палки. В открытую дверь одной из палат виднелись штук шесть железных коек с застиранными байковыми одеялами. Жить в таком месте недвижимым почти двадцать лет!.. Я почувствовала, как похолодела шея. Нет уж, лучше сразу подохнуть.

Толстая санитарка деловито опускала вонючую тряпку в грязное ведро.

– Где найти больного Федорова? – поинтересовалась я.

– Андрея Сергеевича? – неожиданно ласково спросила баба. – Он в другом корпусе живет, платном, через лесочек налево.

Я пошла в указанном направлении и через пару минут оказалась в совершенно ином помещении. Коридор застелен относительно новой ковровой дорожкой, в холле – несколько диванов и кресел, на подоконниках цветы, и в воздухе только легкий запах лекарств. Здесь обнаружился и медицинский пост. Молоденькая сестричка скучала над любовным романом.

– Андрей Сергеевич в 22-й комнате, – сообщила она.

Я поднялась на второй этаж и, секунду потоптавшись у двери, приоткрыла одну створку. Однако! Ожидала увидеть древнюю койку, тумбочку и вонючее судно… Но внутри – абсолютно иной антураж. У стены стояло нечто отдаленно напоминающее кровать. Больше всего ложе, застеленное красивым пледом, походило на рубку космического корабля. Справа, на специальной доске, размещался компьютер, слева, в пределах протянутой руки, теснились какие-то непонятные агрегаты, дальше располагались телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр. Все стены более чем двадцатиметровой комнаты заполняли книжные полки. На обеденном столе высилась стопка рукописей, здесь же тихо гудел лазерный принтер, выплевывая страницы. В открытое окно задувал теплый ветерок, и пахло в палате дорогим мужским парфюмом от “Лагерфельда”.

– Вы за заказом? – раздался голос. – Подождите чуть-чуть, сейчас допечатает.

Я поглядела на кровать. В больших подушках лежал худой мужчина с лицом Христа. Тонкие бледные руки покоились на клавиатуре компьютера.

– Нет, – сообщила я. – Хочу поговорить с вами о Светлане Павловской.

– Зачем? – изумился Федоров и нажал кнопку на одном из таинственных аппаратов. Верхняя часть кровати пришла в движение, медленно поднялась, и Андрей оказался сидящим. – Зачем? – повторил он, вытаскивая сигареты “Парламент”. – Не видел вышеназванную даму двадцать лет, и, честно говоря, она меня не волнует. Среди моих интересов – языкознание.

Я поглядела на книги. Л. Федоров “Стилистика японского языка”, А. Федоров “Введение в граммитику”.

– Бог мой, – вырвалось у меня, – вы тот самый Андрей Сергеевич Федоров, лучший российский японист, как же так…

Андрей заулыбался.

– Кто не знает, всегда удивляется, как это беспомощный калека смог написать около тридцати монографий и стать известным ученым. Но сейчас век компьютера, и я связан с коллегами из многих стран. Сначала объясните, что вам нужно от меня.

Я устроилась поудобнее в кресле и выложила инвалиду все.

Андрей выслушал, не перебивая, потом сказал:

– Боюсь, ничем не смогу помочь. Не видел Светлану двадцать лет, не узнаю ее, если встречу. Никаких бумаг не подписывал, о ее разводе со мной и продаже квартиры слышу впервые. Хотя к чему мне родительские хоромы? Могу жить только здесь, пусть Света пользуется, ведь она из-за квартиры выходила замуж. А я ей, честно говоря, даже благодарен.

– За что? – вырвалось у меня. Андрей улыбнулся.

– Был самым обычным мальчишкой, учился кое-как в МГИМО, любил погулять и выпить. А тут со Светкой познакомился – хорошенькая такая пампушечка, хохотушка жуткая. Она в меня как кошка влюбилась, хвостом бегала, а родители мои тогда в Африке работали.

Дальше история развивалась по знакомому сценарию. Сначала несколько ночей, проведенных вместе, потом задержка, слезы невинной девушки и визит разъяренной матери. Виолетта Сергеевна потребовала немедленной свадьбы. У Светланы оказался отрицательный резус, и аборт был невозможен. Андрюша сначала попробовал увильнуть, но будущая теща пообещала сходить в институт и пожаловаться в партийную и комсомольскую организацию. Парень присмирел и решил сочетаться браком, справедливо полагая, что живем не в Италии, развод не запрещен. Все еще колеблясь, он позвонил матери, но та, не выслушав его до конца, заорала сразу про свою драгоценную квартиру. Андрей разозлился, мать волновала только жилплощадь, и, по мнению сына, родительнице следовало преподать урок.