Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

– Слышь, посиди тут минут десять, за портфелем сбегаю, пока чего не сперли.

– Зачем сидеть?

– Меня сейф караулить посадили. Федька, змей, дверцу не закрыл, а ключи унес, там печать, документы. Будь человеком, пригляди.

Я милостиво согласилась, слесарь радостно затопал вонючими сапожищами. Интересно, почему у них всегда на ногах такая, оставляющая несмываемые следы на паркете, обувь?

Сейф, вернее, просто большой железный шкаф оказался и вправду открыт. На полках аккуратными рядами стояли пухлые и потрепанные домовые книги. Ну просто как но заказу! Я вытащила ту, где были прописаны жильцы бывшей Светкиной квартиры, и принялась за изучение. Информация оказалась обильной. Первыми обитателями апартаментов была семья Федоровых: Любовь Анатольевна, Сергей Михайлович и мальчик Андрюша. Потом спустя несколько лет к ним прибавилась Светлана Павловская. Прописали ее на основании брачного свидетельства. Так, все понятно, Андрей вырос и женился на Светочке. Потом дата выписки родителей Федорова с пугающим обоснованием – убыли по причине смерти. Интересно, оба сразу, в один день, 17 февраля, спустя буквально трое суток после появления невестки. Потом, примерно через полгода, на площади оказался Валерий. Явился мужчина с улицы Погодной и попал в 217-ю квартиру в качестве… мужа Светланы Павловской. А куда же подевался Андрей Федоров? Да вот он, остался прописанным вплоть до момента продажи квартиры.

Интересно, они что, жили все вместе? И куда выписали бывшего супруга? В домовой книге стояло – в связи с изменением местожительства. Все это выглядело очень странно. Хотя мог жениться, уехать в другое место, а прописку не менял, все-таки родительская квартира, жаль отдавать бывшей супруге, тем более прожили вместе всего ничего. Я поглядела другие страницы и обнаружила, что в 216-й до сих пор проживает Анастасия Николаевна Ложкина, въехавшая в дом вместе с Федоровыми, в 1968 году. Надеюсь, дама не впала в маразм и поделится секретами.

В 216-ю позвонила примерно через час. Сначала сходила в ближайший супермаркет и купила милый старушечьему сердцу продуктовый набор: геркулес, сахар, чай, кофе, масло, растворимые супы, конфеты…

– Кто там? – спросил неожиданно звонкий, совершенно не старческий голос.

– Из собеса, гуманитарная помощь.

– Вот это да, – обрадовалась женщина, гремя цепочкой, – по какому поводу?

– К Первому мая, – брякнула я.

– Так сегодня-то какое! – возразила старуха, впуская.

– Коробки тяжелые, сотрудники все женщины, вот и носим по одной…

– Только не подумайте, дорогая, что упрекаю, – испугалась пожилая женщина и пригласила на кухню. Там она принялась ворошить “презент”, по-детски радуясь неожиданному подношению.

Я тяжело вздохнула:

– В вашем доме еще одна квартира осталась, 217-я, там Андрей Федоров живет.

– Миленькая, – всплеснула руками старушка, – какого года у вас списки? Андрюшенька двадцать лет здесь не бывает. И вообще, Светлана продала квартиру, там другие люди сейчас обитают.

– Как же так? – фальшиво изумилась я. – Вот написано: 217-я – Андрей Федоров, уж не знаю, почему такому молодому, пятидесяти нет, помощь положена.

– Здесь, деточка, такое несчастье приключилось, просто трагедия, – возвестила собеседница. Она поставила чайник на плиту. Столько радостных событий принес ей сегодняшний день – и нежданные продукты, и внимательная слушательница. А что еще пожилому человеку надо? – Дом наш ведомственный, – величаво завела рассказ Анастасия Николаевна, – кооператив строили сотрудники Министерства иностранных дел. Я-то простой служащей была, по чистому недоразумению разрешили пай внести, а вот Андрюшины родители – элита. Отец – посол, только не помню в какой стране, мать при нем переводчица. Любовь Анатольевна четыре языка в совершенстве знала, умница, красавица, но гонор имела жуткий! В подъезде почти ни с кем не здоровалась – как же, послиха! Из-за гордости своей дурацкой и погибла, дурочка.

– Как это?

– Андрюшенька в Москве учился, на пятом курсе, а отец с матерью за границей работали. Дело молодое, нашел невесту – Светочку.

Старуха остановилась, причмокивая губами, потом продолжила рассказ:

– Андрей не стал дожидаться возвращения родителей, а подал документы в загс и только тогда отбил телеграмму: “Женюсь”. Перепуганная мать немедленно позвонила в Москву и стала выяснять биографические данные претендентки. Альберт Владимирович был в 1978 году всего лишь скромным доцентом на кафедре, Виолетта Сергеевна работала медсестрой, и жили они с двумя уже взрослыми детьми в обычной трехкомнатной квартирке. Так что Светочка оказалась небогатой, незнатной и не имела собственной жилплощади. Андрей предполагал, что молодые поселятся у Федоровых в больших и пустых четырехкомнатных апартаментах. Любовь Анатольевна пришла в ужас, но помешать мезальянсу не смогла. Из-за границы в те времена было совсем не просто сорваться в Москву, даже на свадьбу сына. Она оборвала телефон, требуя, чтобы Андрюша прогнал прочь “наглую бесприданницу”, но достигла противоположного эффекта. Услышав материнский вопль: “Не смей прописывать эту хамку в мою квартиру”, Андрей пошел в загс и уговорил заведующую зарегистрировать их со Светой раньше положенного срока. Потом, .не медля и часа, прописал молодую жену к себе и сообщил матери, что дело сделано. Скорей всего принес паспортистке в подарок флакон французских духов, чтобы та закрыла глаза на отсутствие ответственной квартиросъемщицы и беспрепятственно прописала Светку.

Оx и орала она, – вспоминала старушка, – думала, трубка лопнет.

– А вы откуда так хорошо все знаете? – не удержалась я.

Анастасия Николаевна усмехнулась.

– Жизнь заставила. Мне в 75-м году пятьдесят пять лет стукнуло, из МИДа на пенсию отправили. Тогда в министерстве тоже не очень-то пожилых любили. Отработала, товарный вид потеряла, просим на заслуженный отдых. А пенсию я себе 80 рублей выработала. Это сейчас Зюганов кричит, что раньше все отлично жили, только на 80 рублей тогда прокормиться можно было с трудом. Вот и пошла к Федоровым домработницей. Сил еще много, знали меня хорошо и к себе спокойно пустили. Так что все на глазах разворачивалось.

Когда Любовь Анатольевна узнала о состоявшейся женитьбе, то каким-то чудом ухитрилась прилететь вместе с мужем в Москву. Надеялась затеять судебный процесс и признать брак недействительным. 17 февраля Андрей выехал на “Волге” в Шереметьево, чтобы встретить родителей. Дорогу покрывала сплошная ледяная корка, плотный туман опустился на шоссе. Обозленная Любовь Анатольевна накинулась на сына прямо в машине. Тот занервничал, не справился с управлением, и тяжелая “Волга” на приличной скорости влетела в какую-то плиту. Как раз в этот день ремонтировали мост, и Андрей в пылу скандала просто не заметил знак, приказывающий ехать другой дорогой. Старшие Федоровы скончались на месте, сын получил тяжелую травму позвоночника и превратился в абсолютно беспомощного инвалида. Кое-как двигались руки, но сидеть парень не мог даже в инвалидной коляске. Со дня свадьбы прошло меньше недели. Андрей так и не вернулся домой. Сразу после больницы Света свезла его в специальный дом для инвалидов.

– Удивительная девушка оказалась, – изумлялась старуха, – устроила мужа в приют и просто вычеркнула из жизни. Ни разу не приехала его навестить, потом оформила развод и сразу выскочила замуж за Валерия. Родился Игорек, и об Андрюше просто забыли, словно он умер.

– Может, инвалид скончался, а вы не знаете, – заметила я.

Анастасия Николаевна вышла на секунду из комнаты и вернулась, неся довольно толстую пачку писем и открыток.

– Вот, – сказала она, – Андрюша мне пишет, последнее сообщение на 9 Мая пришло, так что жив и здоров, просто Светлана настоящая акула, без совести и чести. И ведь не стеснялась столько лет в доме жить, где ее почти все осудили. Хотя сейчас уже из старых жильцов почти никого не осталось.

Я поворошила открытки. Все, как одна, нацарапаны крупным неразборчивым почерком, адрес написан кем-то другим, скорей всего женщиной:

Зеленодольск, микрорайон Хомутово, интернат № 3.

Я вышла от приветливой Анастасии Николаевны и с наслаждением подставила лицо под мелкий дождик. Больше всего на свете хотелось залезть в душ и смыть прилипшую грязь. Значит, проданная квартира, единственное убежище бедняжки, вовсе не принадлежала Свете. Купили ее Федоровы, а женщина стала обладательницей жилплощади совершенно случайно. И потом, насколько знаю, четыре комнаты в престижном доме должны стоить больше 100 тысяч долларов, но хорошо помню, что Роману вменялась именно эта сумма. Нет, определенно следует отыскать секретаршу Славы Демьянова, и обязательно поеду в Зеленодольск, узнаю, почему Андрей Федоров согласился выписаться из квартиры.

Тут затрещал пейджер. Я глянула на окошко и похолодела: “Жду готовый перевод к восьми часам. Павловский”, Совершенно забыла о дурацкой статье!