Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

– А лицей? – робко осведомилась я. – Занятия еще идут.

– Ерунда, – постановила Маня, – позвоню Оксане, она даст справку о болезни. Я же хорошо учусь, почему нельзя?

Что верно, то верно, в дневнике у нее нет даже четверок.

К тому же Олины родители вполне благополучные люди. У них роскошная дача на Днепре. Ар-кашка ездил в прошлом году к тестю с тещей, так потом два месяца не мог успокоиться, перечисляя блюда, которыми его потчевала Анфиса Леокадьевна: вареники, галушки, деруны, пампушки… Маня только завистливо вздыхала.

– Ладно, поезжай, все равно до конца учебного года всего ничего осталось.

– Мусечка, ты – чудо! – завопила дочь и понеслась собирать чемодан.

Оля вздохнула:

– Маруське отдам Ваньку. Он орет так же громко, как она, пусть в самолете друг друга перекрикивают.

. Мама вот все убивается, что нельзя хоть одного внука к ней прописать. Разные государства теперь, а кому…

Но я уже перестала ее слушать. Прописка! Интересно, кто был прописан в квартире у Светланы? На суде этот щекотливый вопрос просто обошли стороной. Нигде в деле не упоминался таинственный жилец. Кто он или, может, она? И куда дели человека, в бомжа превратили? Почему же не сопротивлялся? Нет, надо срочно узнать подробности. Но сначала позвоню Вике Пановой.

Алкоголичка сразу схватила трубку, очевидно, ждала звонка.

– Согласна, – затараторила она, – будь по-вашему. В конце концов, справедливость должна восторжествовать.

Вот и чудненько, и деньги получит, и будет считать себя борцом за истину. Я велела пьянчужке ждать. Панова послушалась и, очевидно, с утра не брала в рот ни капли. Она даже попыталась навести марафет, потому что покрыла руины, когда-то бывшие лицом, толстым слоем тональной пудры. “Мерседес” привел свидетельницу в восторг.

– Небось копейки не считаешь, – констатировала она, устраиваясь на сиденье.

У нотариуса мы тщательно записали ее показания, поставили на каждой странице подпись и печать. Когда тоненькая папка оказалась у меня под мышкой, я дала Вике доллары и доставила свидетельницу домой. Не успела выйти из подъезда, как запикал пейджер. “Альберт Владимирович ждет к трем”.

Я взглянула на часы – 14.45. Думают, что в моем распоряжении самолет? “Мерседес” сына повиновался не слишком охотно. Ладно, Аркашка уехал на три дня в Питер, авось не узнает, что мать пользовалась автомобилем. Кеша – человек нежадный и охотно разрешает брать у него все, что угодно. Даже когда Маруся подселила к нему в компьютер виртуальную овцу, которая принялась носиться по файлам, спать, жрать и какать на документы, он спокойно сказал:

– Ты не права, Манюня.

Он вообще невероятно спокойный, вывести его из себя удается только мне. И один из поводов – “Мерседес”.

– Не разрешаю пользоваться всего двумя вещами, – сообщил сын домашним, – “Мерседесом” и женой.

Именно в таком порядке – сначала упомянул машину, затем Зайку. Ольга потом несколько дней дулась. Приятно ли, когда тебя считают вещью, и уж совсем нехорошо стоять в списке после дурацкой таратайки. В обычное время ни за что бы не посягнула на сакральную тачку, но ведь “Вольво” утащили эвакуаторы, и нет свободного времени, чтобы забрать несчастный автомобиль.

Начавшийся вчера дождик не собирался затихать. Дорога блестела лужами, я поднажала на газ, понимая, что безнадежно не успеваю к назначенному часу. Не то чтобы боялась академического гнева, просто не могу опаздывать. Раз ведено быть в 15.00, значит, обязана приехать не позже одной минуты четвертого.

Дурацкая привычка к точности служит замечательным поводом для издевательств со стороны домашних. Они хихикают, видя, как я прихожу на вокзал за час до отхода поезда, веселятся от души, когда мать усаживается перед экраном в ожидании новостей за полчаса до-начала программы. Эта гадская привычка особенно мешала в молодости. Так и не научившись наступать на горло пунктуальности, и являлась на свидания минут за пятнадцать до навинченного срока. Представляете картину? Кавалера нет, а замерзшая дама подпрыгивает на снегу. Чтобы не выглядеть глупо, пряталась в ближайшем укрытии, наблюдала приход своего Ромео и, подождав для важности минут пять, гордо выплывала из-за ларька “Союзпечати”. Опоздала бы и все, ну что может быть проще? ан нет, какая-то сила каждый раз выталкивает из дома заблаговременно.

Вот и сейчас я неслась с предельной для меня скоростью – почти шестьдесят километров в час. Вдруг впереди словно по волшебству возник багажник “Жигулей”. Холодея от ужаса, я прыгнула всем телом на тормоз. “Мерседес” встал как вкопанный. “Жигули” преспокойненько укатили вперед, не подозревая о грозившей им опасности. Зато сзади раздался стук и гневный женский крик. Полная дурных предчувствий, я вылезла из автомобиля и увидела, что в багажник Кешкиного любимца въехал старенький “Опель”, примерно 80-го года выпуска. Рядом бесновалась прехорошенькая девчонка, чем-то похожая на Зайку: стройная, с длинными ногами и чудными белокурыми волосами.

– Это вы виноваты, – завопила она, размахивая руками. – Кто же так тормозит? Вот разбила свою новую машину.

– Почему новую? – глупо осведомилась я, разглядывая старичка-“0пеля”.

– Не всем же на “шестисотых” раскатывать! – взвизгнула девица. – Купила себе тачку всего два месяца тому назад.

Я наклонилась, чтобы оценить ущерб. Парадоксальным образом трагедии не произошло. У “Опеля” всего лишь разбита фара, у “мерса” – габаритный фонарь. Но Кешка все равно убьет меня!

– Не умеешь ездить – не садись, – верещала девушка.

Я поглядела на часы. Так, ровно три. Опоздала. Девчонка продолжала исходить злостью:

– Небось права вместе с тачкой купила! Я вздохнула, посмотрела на ее красное лицо и, вытащив из кошелька 200 долларов, тихо сказала:

– Заткнись и купи себе новую фару. Но девчонка уже оценила “Мерседес”, сотовый телефон и мой костюм от “Шанель”.

– Ишь какая хитрая, сунула копейки, и все. Нет уж, пусть ущерб ГАИ считает. А вот это она зря.

– Дистанцию следует держать правильно и не висеть на багажнике впереди идущей машины. А за двести долларов можно фару купить для “Мерседеса”, не то что для “Опеля”. Впрочем, дело твое. Зови ГАИ.

Девчонка вздохнула, выдрала у меня из рук банкноты и, чертыхаясь, покинула место происшествия. Я вытащила телефон. Опять подошла Виолетта.

– Деточка, Альберт Владимирович ждет.

– Простите, пожалуйста, но нахожусь очень далеко и никак к трем не успеваю.

– Ах эта милая провинциальная точность, – заохала Виолетта, – нет никакой нужды торопиться, профессор сегодня весь день дома.

Злобно сунув телефон в карман, я села в пострадавший “Мерседес”. Видали, он дома! Так какого черта велели к трем приезжать?

На этот раз дверь открыла… девушка, та самая ревнивица из холостяцкого гнездышка Валерия. Увидев, кто стоит на пороге, она резко покраснела и смутилась, но не успела ничего сказать, так как в прихожую выплыл сам Альберт.

Не утруждая себя приветствиями, профессор сообщил:

– Проходите в кабинет.

Я побежала на зов, словно болонка. На столе лежала переведенная мной статья.

– Прочитайте, – велел академик, – поправьте опечатки и стиль.

Вздохнув, я принялась за работу. Сюрприз поджидал на последней странице. После фамилии автора стояло: оригинальный перевод с французского академика Павловского. Вот это да! Запросто присвоить себе чужую работу и не испытать при этом ни малейшего неудобства.

Взяв выправленный экземпляр и забыв сказать спасибо, Алик процедил:

– Виолетта Сергеевна велела на кухню идти. За большим столом собралось много народа. Старушка, девица, открывшая дверь, Жанна Сокова и Дима. Последний жадно поедал огромный кусок торта.

– Садитесь, душенька, – прочирикала профессорша, расплываясь в благостной улыбке. – Альберт Владимирович очень доволен. Говорит, изумительно владеете французским.

Я скромно потупилась.

– Ах как мило, – восхитилась Виолетта, – только в провинции еще сохранили умение смущаться. Не тушуйтесь, лапочка. Лучше знакомьтесь с Верочкой.

И она указала на ревнивицу. Девчонка попробовала улыбнуться, но улыбка вышла кривоватой. Она явно побаивалась, что глупая тетка из Казани сейчас разинет варежку и ляпнет что-нибудь типа:

"А мы уже вчера у Валерия дома встречались”.

И тут зазвонил телефон. Виолетта напевно произнесла:

– Алло!

В ответ из мембраны полилось что-то невразумительное. Абонент, очевидно, излагал какую-то важную информацию, потому что орал, не давая профессорше вставить ни слова. Наконец старушка произнесла:

– Вика, ты опять пьяна, позвони, когда протрезвеешь.

Она повернула к нам слегка побледневшее лицо и сообщила:

– Панова. Снова в невменяемом состоянии, несет какую-то чушь.

Присутствующие сочувственно заохали, я изобразила полное непонимание. Виолетта пояснила:

– Бывшая аспирантка Альберта Владимировича, весьма глупая девушка. Сколько хорошего муж ей сделал, мы даже замуж ее выдали, да не в коня корм. Стала к бутылке прикладываться, с работы вылетела. Теперь окончательно спилась. Как только наглости хватает: звонит нам и обвиняет в своих неприятностях. Черная неблагодарность! Вы извините, очень звонок расстроил, голова заболела, пойду лягу.