Недобрый час - Фрэнсис Хардинг

— Однако, милорд мэр, коли вам нужны доказательства, их легко получить, — продолжил Клент. — У вас есть имена двух заговорщиков. Пошлите пару крепких парней, схватите их, отволоките в тюрьму да выбейте правду.

Мэр нахмурился еще сильнее. Заговорил он глухо, с сомнением в голосе:

— Бренд Эплтон из ночных жителей. Судя по имени, Скеллоу тоже. Этим делом должен заниматься Троп Фоули, Ночной Староста. Придется написать ему запрос.

Запрос? Неожиданное слово. Мэр ведь, по идее, просто приказывает людям? С чего бы его так корежило от перспективы арестовать человека после заката? Ведь ночная полиция подчиняется ему так же, как дневная? Или нет?

Ага! У Мошки дернулись ушки. Это острый слух уловил невысказанные слова.

— Есть и другой вариант. — Клент поправил значок. — Благодаря искусной лжи мисс Май мистер Скеллоу и Романтический Посредник будут ждать друг друга в разных местах. И мы точно знаем, где именно. Применив смекалку, можно перехватить обоих.

Глаза у мэра, как угольки среди пепла, вспыхнули зловещим интересом.

— Продолжайте, — рыкнул он.

— Романтический Посредник рассчитывает встретить мистера Скеллоу в Нижнем Пембрике завтра в девять утра, — твердо объявил Клент. — Отправьте туда людей с раннего утра, а лучше затемно, пусть найдут в доках человека с белоснежной лилией на груди и схватят его.

Марлеборны синхронно посмотрели на часы, потом друг на друга.

— Может, успеем… — На лице мэра появилась мрачная решимость. — Жаль, что вы не пришли на час раньше. Я связался бы со старшим констеблем, пока тот не заперся на ночь. Ладно. А ну-ка, все сюда! — В комнату влетело полдюжины человек. Впервые мэр удостоил Мошку взгляда. — Кого этот Романтический Посредник будет ждать? Ты в подменном письме назвала приметы?

Мошка потерла нос. Она не столько описывала Скеллоу, сколько изгалялась.

— Сказала ему искать тощий уродливый мешок костей с кожей как дерюга и улыбкой как у больной лисы, — буркнула она.

— Тощий, уродливый… — сказал мэр себе под нос. — Эй, Могилкин, ты у нас самый тощий и уродливый. Улыбнись-ка, и погаже!

Могилкин, юный тощий слуга с громадными ушами и рябым носом, послушно улыбнулся, будто у него болели все зубы разом. Судя по всему, победа на конкурсе страшил его не обрадовала.

— Секретаря сюда! — потребовал мэр. — А, вот ты где. Пиши письмо в Комитет Часов, пусть сообщат, есть ли у нас человек по имени Рабиан Скеллоу и выезжал ли он из Побора. Могилкин, возьмешь письмо, отвезешь в комитет и сразу отправишься в Нижний Пембрик.

Могилкин содрогнулся и побледнел. Он беспомощно шлепнул губами, будто хотел сказать «но…». Сумерки за окном как магнит притягивали его взгляд. Тем временем прочие слуги бесшумно носились по дому, запирая ставни, зажигая свечи, а местами даже двигая мебель.

— Ох, папа! — Лучезара заметила немую мольбу, и глаза ее превратились в прозрачные озера сочувствия. — Разве можно? В такой час?

И снова в воздухе повисло нечто невысказанное, слишком тревожное, чтобы обсуждать вслух.

— Ну ладно. — Мэр похлопал приемную дочь по плечу. К ней он обращался с удивительной нежностью в голосе. — Могилкин, как отнесешь письмо, мчись назад. В Нижний Пембрик отправишься завтра, сразу после горна. Дам тебе трех крепких ребят. Ты уж там поймай этого Романтического Посредника.

Могилкин чуть не рухнул от облегчения. Едва мэр подписал письмо, слуга выхватил его и бросился в путь.

— А теперь, мистер Клент, я вынужден попросить вас откланяться…

— Папа, не торопи их. — Лучезара, как маленькая девочка, прижалась щекой к руке отца. — Пожалуйста, я хочу еще с ними поговорить.

— Ладно. — Мэр снова посмотрел на часы. — Только быстро. Нам недолго осталось существовать.

— Милорд мэр, — Клент отхлебнул вина, — вы назвали имя. Кто такой этот Бренд Эплтон?

Повисла тишина. Отец с приемной дочерью обменялись взглядами. Глаза мэра оттаяли.

— Бренд Эплтон был другом нашей семьи. Он на год меня старше, — заговорила Лучезара. — Ходил в учениках у доктора, был на хорошем счету, через пару лет стал бы полноправным партнером. Потом… — Девушка порозовела. — Все шло к нашей свадьбе. Но случилась беда.

— Какая беда? — уточнил Клент.

— Манделион, — незатейливо ответила Лучезара. — Манделион внезапно захватили радикалы. Люди мне объяснили. Радикалы очень опасны, и если их не гнать из города поганой метлой, они пожрут все изнутри, как термиты. Не успеешь обернуться, и город рассыплется в труху, достойные граждане будут болтаться в петле, и не станет ни кофе, ни шоколада. — Она печально заглянула в чашку бузинного вина. — Хорошо, что в Поборе безопасно, нас хранит Удача, но все равно…

Мошка не сразу вспомнила сцену на мосту. Стражник тоже говорил про Удачу Побора, таинственную защиту от всех бед.

— Все понимают, что радикалы — это жуткая угроза, — продолжала Лучезара. — Комитет Часов собрался, долго изучал книгу и решал, кто из Почтенных радикал. Нельзя же чувствовать себя в безопасности, пока по городу бродят люди, рожденные в час радикала? В итоге многим людям изменили категорию.

— Изменили категорию? То есть отобрали право жить днем?

— Именно, у всех с радикальными именами. Тут-то все и всплыло. Бренд родился в час Добрячки Искрицы, помогающей сжигать прошлогоднюю траву и готовить землю к весне. Столько лет мы верили, что она из хороших, может, временами слишком горяча, но добра и отважна. А потом Искрице сменили категорию. Должно быть, все годы нашего знакомства Бренд в глубине души был радикалом. Мы были в ужасе. Даже он сам удивился.

— Надо думать, — буркнула Мошка. Ей, презираемой дочери Мухобойщика, и один день в Поборе дался нелегко. Каково же, проснувшись утром, обнаружить, что ты в одночасье из всеобщего любимца превратился во врага народа, причем ничего не сделав?

— Естественно, я разорвал его помолвку с Лучезарой, — продолжил рассказ мэр. — Как допустить, чтобы какой-то ночной радикал женился на обладательнице самого лучшего имени в Поборе…

— …Не самого лучшего, — с легкой гримасой поправила отца Лучезара.

— Да не важно. Это великолепное имя. Дорогуша, тебя любит весь город. Бренд Эплтон должен был спокойно принять мое решение, но впал в ярость и набросился на меня с бюстом Добрячки Сиропии наперевес. Чтобы вытащить его из дома, слугам пришлось завернуть его в ковер. Даже теперь, лишившись права ходить днем, он отравляет жизнь моей дочери подарками, подброшенными во двор. Заворачивает камни в стихи и кидает в дымоход, замучались выгребать.

На улице раздался далекий горн.