Ёшкин кот - Арнольд Карлович Райсп

― А ты ещё толще не мог выбрать? Я что, за маленькую баночку варенья тебе должен всю книгу, ещё и с переводом, про тысячу и одну ночь прочитать?

― Ты же сам упомянул о тысяче чертей и ни одним меньше. А в книге как раз тысяча ночей и ещё одна.

Давай для проверки хотя бы про одну последнюю ночь прочитай, ― и Колька протянул Берке книгу.

― Давай! Читай на скорость и перескажи.

Берка повертел в руках книжку. Открыл последний рассказ о тысяче первой ночи. Пробежал глазами по тексту и захлопнул книжку.

― Без варенья неинтересно читать! Здесь рассказ про восточные сладости, кунафу для Фатимы, ― печально сказал Берка и облизнулся. ― Что мне читать про их сладости, по мне так и варенье сойдёт. Давай лучше откроем баночку!

Берка взял в руки свою недочитанную книжку и опять завалился на диван. Колька в три прыжка очутился на кухне и стал быстрыми и ловкими движениями расправляться с банкой, пытаясь откупорить металлическую крышку. Крышка сдёрнулась с места, издав громкий хлопок. В нос Кольке ударил аромат, совсем непохожий на запах варенья. Колька смутился.

Он прильнул к банке, стараясь разглядеть, что у неё внутри. Розовый помидорный цвет не походил на варенье и напоминал какую-то острую приправу, приготовленную матерью.

«Как я не разглядел, ― с досадой подумал Колька. ― Что, теперь вместо варенья вдвоём услаждаться придётся этой горечью?». Он сунул палец в банку и попробовал на язык. Язык защипало, как от прикосновения батарейки от карманного фонарика, лицо передёрнулось, будто бы ударило его током от домашней розетки.

И тут сразу Кольке пришла в голову мысль разыграть Берку: «Нет уж, угощу лучше таким «вареньем» Берку. Вот будет здорово!».

Взял четвертинку батона и намазал её толстым слоем жгучей приправы, на вид похожей на вишнёвое варенье. Колька с улыбкой подумал: «Увлёкшись чтением, Берка запросто может запустить в рот эту гадость».

С этой мыслью он, как нашкодивший ученик, на кончиках пальцев ног бесшумно отправился в комнату с четвертинкой батона в руке.

Берка, бросив мимолётный взгляд на него, не отрываясь от чтения, произнёс:

― Почему крадёшься, как мышь? И вид какой-то у тебя странный. Не слопал ли без меня банку варенья?

― Да нет, что ты… — нерешительно ответил Колька, еле сдерживая смех. ― О тебе позаботился, почти всю банку на булку вымазал. Самому только на донышке осталось.

И он протянул Борьке толстым слоем намазанный кусок булки. Берка, не отрываясь от книжки, не глядя, протянул руку и сразу запустил булку в рот. Неожиданно его лицо изобразило гримасу, словно он оказался в объятиях африканского удава.

― Тысяча чертей! Это чем ты меня угостил?! Дрянь настоящая, ― раскрыв рот, словно карась, выброшенный из воды на берег, тяжело дыша, произнёс он.

Откушенный кусок булки вылетел изо рта Берки на пол, как лягушка, спасаясь от прожорливой пасти удава. Оставшуюся часть булки он держал онемевшей рукой и соображал, что с ней теперь делать.

Немного подумав, пробормотал:

― Не выбрасывать же хлеб. Жалко. Давай разделим пополам, мне твой бутерброд вроде уже понравился. Представим, что это варенье с горчинкой.

И, разломив булку на двоих, усевшись на диване, они, смеясь, стали уплетать необычное Колькино «кунафе», поочерёдно раскрывая рты, как желторотые птенцы, освежая дыхание от жгучего перчика.

Колька посмотрел на стену, на которой висел барельеф головы лошади из лепнины. Барельеф походил на настоящих пожарных лошадей, запряжённых двойками, которых он видел мчащихся на пожар. Голова лошади на барельефе была того же цвета, как и у пожарных, тёмно-коричневая. Тут Колька вспомнил, что однажды он уже видел кареты пожарных, мчащихся на пожар. У лошадей от быстрого бега развевались гривы, а шеи, склонённые к земле, круто выворачивались в стороны. Лошади, громко хрипя и фыркая, тяжело дышали, и у краешков рта вздувалась густая белая пена, словно морской бриз обдавал диковинную раковину седой волной. Сидящий на конке пожарный-возчик, расставив по сторонам руки, с трудом удерживал вожжами коренного, рвущегося вперёд, задирая высоко вверх ноги с блестевшими копытами.

Со скрипом, надрывно звеня колокольчиками, прогромыхали телеги. «Топ… топ… топ», ― глухо раздавалось топанье копыт на пыльной и набитой колеями дороге. Подвод было две. Одна с бочкой из дерева с водой, вёдрами и лопатами, а на второй — двуручный насос с катушкой для шлангов, похожий на большой оркестровый барабан. Пожарные восседали на телегах с вытянутыми лицами, в сияющих медью касках, словно музыканты в оркестровой яме, готовые исполнить сюиту «Укрощение огня». Они были одеты в одинаковые одежды песочного цвета. Кольке страсть как захотелось узнать, куда так быстро мчатся пожарные. Он живо сорвался с места и во весь дух припустил бежать по тротуару, стараясь не отставать, то и дело подтягивая на ходу сползавшие штанины. На шум несущихся лошадей и звон колокольчиков из ворот, прямо под ноги Кольки, выскочил одуревший от непривычных звуков пёс Шарик, а за ним выбежал строптивый старичок ― дед «Характер», притоптывая ногами, поднимая пыль и размахивая метлой в руках.

― Держи его, хулигана! Лови! ― весело закричал он.

Предательница ― хлипкая доска тротуара ― прогнулась, и Колька, ногами запутавшись о собственную штанину, растянулся на тротуаре. Запах прелой земли, поднявшийся из-под прогнивших досок старого тротуара, ударил ему в нос. Колька громко чихнул.

Видя такое дело, пёс Шарик, потеряв с испугу голос, юзом притормозил, подняв облако пыли, и, присев на задние лапы, завертел головой, понимая неразумность своего поступка.

― Чего твоя морда