Сашка - Владимир Зюкин

воздух. Через час в телеге тётка повезла его в больницу. Телега постукивала по ухабистой дороге, вместо хлеба в будке расположилась Полина, положив племянника на колени. Возчик со злостью бил мерина, перекидывая из рук в руки кнут. Сашка, придя в себя, увидел плывущие кусты и деревья.

– Тётя Поля, – спросил он. – Мы к бабе?

– К бабе, – успокоила его Полина.

Сашке стало жаль Зину, которая останется одна.

– Я знаю, – шепнул он, – ты меня больше не позовёшь погостить.

Полина промолчала, глядя на убегающую дорогу.

– А мне скучно будет без Зины, – продолжал малыш. – Привези её погостить.

– Привезу, – нехотя ответила тётка.

Она подумала о сестре. «Может, в живых нет, в розыски надо бы подать. А то помрёт сын, а мать и знать не будет».

40

Через неделю Сашка выздоровел. Из больницы его забрала Агафья Кирилловна. Теперь он бегал от избы Рязанцевых к избе Ерёминых и обратно. И везде находил важные дела: то мальчишки пошлют его стащить у деда Ерёмина сапожные гвоздики, то сам решит украсть у тётки Василисы горсть сухой малины или кусок сахару. Особенно хлопотно было воровать сахар: бабка прятала его в сундуке, под тряпьём. Василисины хлопоты были внуку на руку: лишь отлучится она, как он взлетит на полати, развяжет мешочек с малиной, спрячет горсть за пазуху и, спрыгнув на пол, сидит смирненько. Василиса, зайдя в дом, внимательно осматривала малыша, грозила ему кулаком, но физиономия у воришки выражала спокойствие, и она отступала.

Огород у бабки был плотно засажен: тут и три грядки моркови, и стебли расцветающих бобов, и побеги гороха, а у забора, рядами, торчали кустики картофеля. У окна возвышался тополь, и от листвы его вечером ложилась тень на грядки, где грелись в старом навозе ещё не проросшие семена огурцов. Василиса с утра оглядывала огород, радовалась ему и представляла, каким он будет в августе. «Здесь подсажу цветы» – мечтала.

Но не так радовали молодые побеги внуков. Однажды, в подходящее время, когда бабка хлопотала в доме, они осматривали её грядки.

– Поживиться нечем, – сказал Сашка.

– Дурак, ещё не выросло ничего, – ответил Вовка. – Хотя морковку можно поискать…

Задача была определена, и братья взялись за дело: стали выдёргивать овощ, с намерением похрустеть. Но попадались одни жёлтые ниточки, и мальчишки с презрением возвращали их обратно. Таким образом, пройдены были все три грядки. Урожай собрали скудный – всего семь морковок с мизинец. В дырку в заборе пролез Вовкин приятель; он присел на землю и угощался овощем, предложенный ему Вовкой. Он первый и приметил Еремеиху, которая, спрыгнув с крыльца, метнулась к ним. Мальчишки бросились к лестнице, прислоненной к крыше, а Василиса заорала:

– Ефим, глянь, огород погубили!

Ефим потопал к лестнице, в руке держа голенище. Но Вовка, как кошка, забрался по ступенькам на крышу, за ним – друг его. Только Сашка прыгал у лестницы, потому что отсутствовала нижняя перекладина. Когда же ухватился он за вторую перекладину, подбежавший дед голенищем сбил его с ног. Ещё миг, и он станет, как думал Сашка, бить его сапогами. Он видел злое лицо Ефима, и слышал стук листового железа под босыми ногами. Получив удар под зад, он упал на бок, но вскочил и побежал по огороду. За ним, прерывисто дыша, топал дед. «Через забор не перелезть, – мелькнуло в Сашкиной голове, – буду петлять». Продираясь сквозь колючие кусты малины, он чуть не попал в яму с водой, доской прикрытую. Перепрыгнув через доску, он споткнулся, упал, и приготовился к побоям, но услышал, как что-то треснуло, потом булькнуло. Сашка, посмотрев, понял и закричал:

– Деда тонет!

На крыше засмеялись. Подбежала к яме Василиса. Она наклонила к колодцу ветвь куста малины:

– Держи, старик! Саня, скорей принеси верёвку! Она в сарайчике…– закричала.

Сашка сбегал за верёвкой. Из ямы – колодца для полива – показалась голова Ефима. Рыкнув, он уставился на внука. Сашка отбежал и прокричал:

– Знал бы, что злой вылезешь, не принёс бы верёвку.

– Сгинь! – заревел Ефим.

– Булькал бы в вонючем колодце! – добавил Сашка и дал дёру.

– Вовка! – закричала из-за забора Агафья Кирилловна. – Быстро домой, куда влез!

– А ты, ведьма, – завопила Василиса, – выродков придержи, чуть Ефима не потопили!

– Тебя бы утопить за поганый язык, – ответила Агафья Кирилловна, чувствуя на душе камень от слов сватьи, намекающие на дочь Ксению.

– Ведьма! – не унималась Василиса.

Агафья Кирилловна на это слово не особо обиделась. О её способностях ворожить узнали на улице давно, с того дня, когда у соседки пропала корова. Агафья Кирилловна спросила тогда соседку – когда украли. Узнав и подумав, сказала: «Погадаю на зеркале». «Спробуй, милая, в долгу не останусь, только сыщи вора» – со слезами на глазах просила женщина. «Сыщу, если вор из посёлка». Вечером она забралась в подпол. А на другой день к соседке пришла сама. «Ну что?» – с дрожью в голосе встретила её та. «Гришка Оставкин – в сарае держит, в милицию заявляй, а то зарежет». И правда, через три двора от потерпевшей милиция обнаружила пропавшую корову. Бурёнка отправилась в знакомый сарай, есть сенцо, а Гришка – прямиком в тюрьму хлебать баланду. Вовка с Сашкой помнят, как бабка однажды попросила их быть тише, а сама открыла подпол.

– Хочешь поворожить? – спросил Вовка

– Да, – улыбаясь, ответила Агафья Кирилловна.

Через приоткрытую дверцу подпола мальчишки увидели, как бабка зажгла свечку, потом присела на табурет и зашептала что-то над стаканом с водой. Сашка смотрел с испугом сверху, вытаращив глазёнки. Глянув на него, Вовка захохотал. Бабушка поднялась по лестнице и прикрыла подпол. Тогда братья начали стучать по полу кулаками и топать. Крышка открылась, Агафья Кирилловна вылезла из подпола, поливая хулиганов бранью, на лбу её красовалась шишка. Бабка положила на лоб смоченную в воде тряпку, браня внуков:

– Отшельники, это из-за вас.

41

Семён как-то сказал жене:

– Шахта забрала все силы у меня, а ты, ведьма, – при этом он показал кривым пальцем на Агафью Кирилловну, – вымотала мне нервы.

– Бесстыжий! – охотно подключилась к разговору Агафья Кирилловна.

Иногда их перепалки заканчивались даже дракой, но это было давно, теперь Семёну не до драки – не то здоровье. Жизнь под одной крышею с «врагами», как в гневе он называл супругу и внучат, родила в душе его неприязнь к родне. И нередко после очередной ссоры он размышлял, как бы старухе отомстить. «Ну, погоди, в долгу не останусь, только бы случай представился». Но случай всё не представлялся.

Был он бережливым всегда – и когда копейку зарабатывал, горбатясь на господ, и после революции, работая в забое, где деньги давались взамен утраты здоровья. Со временем бережливость его перешла в подобие душевной болезни. Оставив шахту и имея некоторый запас купюр, он всё же почувствовал беспомощность, так как прекратилась зарплата. Потом война, когда не