Украденное дитя (СИ) - Сакрытина Мария

Фейри качнулся вниз, к губам дочери. На мгновение сверкнуло тёплым солнечным светом. Вздохнув, Фрида потянулась и свернулась в постели калачиком, в мгновение ока потеряв всю свою нездоровую бледность.

Лесной король выпрямился, снова пробежал пальцами по лицу дочери, потом отошёл от кровати. Его взгляд упал на лорда Валентина, продолжающего во сне держать Фриду за руку. Король тонко улыбнулся и, наклонившись, поцеловал лорда в висок. Лицо Валентина тут же разгладилось — его кошмар сменился солнечной рощей в июльский день. А в лице Лесного короля на мгновение проглянуло что-то человеческое — точнее, то, что было общим и у людей, и у так непохожих на них фейри.

Потом он отвернулся и двинулся к двери.

Ричард содрогнулся и — было видно, как физически тяжело даётся ему каждое движение — рухнул на колени перед открытой дверью, на пути фейри.

Лесной король остановился. Колдовские зелёные глаза на миг встретились с тёмно-карими, почти чёрными — и Ричард поспешно опустил взгляд. Но всё равно это было как посмотреть в глаза лесу.

В тишине Ричард, потупясь, открывал и закрывал рот, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Фейри спокойно смотрел на него — так вечный лес, должно быть, смотрел на первых людей, додумавшихся до топора.

И когда Лесной король заговорил, в его голосе слышался тихий шелест листвы во время дождя, и пение птицы, и поскрипывание деревьев на ветру.

— Ты помог мне спасти дочь, человек, седьмой сын седьмого сына. Что желаешь ты в награду?

Ричард боялся — его страх дымом горчил в пропахшем деревом и влажной землёй тумане. И голос звучал ломко, надтреснуто и хрипло:

— Отпусти его. Прошу тебя, господин! Забери меня, но его отпусти!

Лесной король склонился над сжавшимся Ричардом — как гнётся под порывом ветра дерево. Легко коснулся туманными пальцами подбородка вздрогнувшего мужчины. И, снова глядя в чёрные глаза, ответил:

— Не могу.

Ричард плакал — слёзы текли из его глаз, и так он смотрел на короля.

— Умоляю, господин!

— Не могу, — повторил фейри, и лес в его голосе тихо вздохнул, словно перед грозой.

Ричард всхлипнул, но тут же снова посмотрел на короля.

— Позволь хотя бы увидеть его! Хоть раз, хоть на мгновение, прошу!

Фейри улыбнулся — легко, как отражение солнца в воде лесного озера.

— Позволяю видеть, когда ты пожелаешь, дитя. Но уста твои смыкаю немотой. Ни письмо, ни намёк, ничто иное: ты никому не расскажешь того, что увидишь. Это будет моей наградой.

Ричард улыбнулся сквозь слёзы.

— Благодарю, господин! — И потянулся к руке фейри.

Лесной король мягко остановил его и, положив руки Ричарду на плечи, поднял. Ричард был высок, но фейри оказался выше. Какое-то время он смотрел на человека, спокойно и без выражения — в человеческом языке не найдётся слов для описания чувств фейри. Потом улыбнулся светло и сказал:

— Позаботься о моей дочери, дитя.

Ричард опустил взгляд.

— Как прикажешь, господин.

Во взгляд фейри скользнула грусть, почти человеческая.

— Бедное дитя, — вздохнул он.

Ричард отступил к стене.

Налетевший ветер подхватил туман, унёс в окно, разметал деревянные руны, нарушил колдовскую тишину. Когда Ричард поднял голову, Лесного короля уже не было, только терпко пахло дубовой рощей. Каркнув, взлетел с подоконника ворон.

А потом тишину нарушил раскатистый храп кого-то из врачей — такой мощный, что казалось, эхом отдался от стен.

Фрида завозилась и, не открывая глаз, проворчала:

— Эш, где твоя совесть? Колдуй молча!

Храп от этого не унялся, и герцогиня, наконец, сунула голову под подушку, так и не проснувшись. Все спали, весь замок — и проснутся только с рассветом, потому что таковы чары людей.

Ричард неслышно вышел из спальни, и дверь за ним закрылась.

На следующий день проснувшиеся врачи обнаружили две удивительные вещи: во-первых, они все прекрасно выспались (а ведь по крайней мере трое из них страдали от бессонницы); во-вторых, пока они спали, герцогиня каким-то чудом исцелилась. Вся коллегия докторов нашла, что леди Фриде и её ребёнку больше ничто не угрожает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Но как? — озвучил общее изумление самый молодой из них, доктор Стеббенз.

— Быть может, покой и долгий сон сделали своё дело? — предположил доктор Льюис, тот, что чаще других гостил в Виндзор-холле. — Женский организм так хрупок, и, когда его лишают покоя… — Под взглядами коллег он смутился. Всем было понятно, что организм гипотетической женщины, может быть, и хрупок, но леди Фрида обладала завидным здоровьем, а то, что с ней происходило вчера, нервным истощением никак назвать нельзя.

— Магия! — вздохнул доктор Стеббенз, и остальные шёпотом и кивками его поддержали.

— Она жива, и это главное, — подытожил придворный врач, чья карьера более других висела прошлой ночью на волоске. — Магия или нет — боги с ней. Да, господа, кому из богов предполагается ставить свечку в таком случае?

В религии придворный врач, убеждённый атеист, был не так силён, как в медицине.

Ближе к полудню (герцогиня продолжала спать здоровым сном) в замок нагрянул император. Был он слегка опухший, щурился от яркого света и попросил сделать ему настойку от головной боли.

— Скорбь, Ваше Величество, когда она чрезмерна, может повредить вашему драгоценному здоровью, — предупредил его придворный врач.

А император подумал, что сливовой крестьянской наливкой вчерашний вечер заканчивать явно не стоило…

Но Его Величество резко повеселел, узнав, что с герцогиней — а главное, с её ребёнком — всё в порядке.

— Удвою вам жалование, — пообещал он придворному врачу. Потом посмотрел на согнувшихся в поклонах докторов и добавил: — И вам удвою.

Крики «Ура!» в доме в первый же день после похорон были бы не уместны, и только потому врачи сдержались.

Леди Фрида спала сладко, поджав ноги и положив под голову ладонь. Вторую всё ещё держал лорд Валентин, не отходивший от кровати герцогини.

— Граф, — сказал ему император, — вашей дочери ничто не угрожает. Поедемте со мной.

Лорд Валентин попытался возразить, даже рот открыл, но Его Величество только отмахнулся.

— Поедемте, граф. Как отец, вы должны присутствовать на вскрытии завещания герцога Виндзора.

— Завещания? — ошеломлённо повторил Валентин.

— О да. — Император улыбнулся. — И без вас его вскрывать никак нельзя. Едем же.

Вечером того же дня в Виндзор-холл прибыл (а точнее, вернулся) начальник Тайной полиции граф Цевет. Ветер гнал с леса туман, солнце садилось в обрамлении туч, кроваво-красное, дикое. Хищно улыбался тёмный парадный вход (слуги в эти дни экономили свечи — по традиции, чтобы показать скорбь о почившем хозяине), распахнутые двери слегка подрагивали — ветер был сильным.

— Боги, — пробормотал Цевет, придерживая шляпу. — Просто заколдованный замок какой-то! Меня самого-то тут не убьют?

— Вам нечего бояться, милорд, — тихо сказал встречающий его вместе с дворецким и тремя лакеями Ричард. — Наши привидения очень тихие.

Граф бросил на него тоскливый взгляд и поёжился.

Следом из кареты выбрался юноша лет двадцати, только посмотрев на которого можно было сказать, что он полукровка, причём фейри он напоминал куда сильнее, чем человека. Высокие острые скулы, вытянутые кошачьи глаза (зелёные, действительно с вертикальным зрачком), прямой нос, чувственный рот, длинные золотистые волосы, стянутые чёрной атласной лентой, хрупкое, тонкое телосложение, — юноша был бы очень красив, если бы не так испуган. Чёрный траурный костюм только оттенял его бледность, губы дрожали, а взгляд первым делом упал на Цевета и заскользил ищуще, словно полукровка очень хотел графу угодить и надеялся на подсказку, чтобы понять, как.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это Джек, — небрежно бросил Цевет.

Лакеи переглянулись, дворецкий поджал губы — о том, что граф приедет не один, заранее сообщено не было. Император, конечно, что-то такое бросил, но лакей графа, предупредивший о приезде господина, ничего не сообщил… Наверняка забыл, негодник!