Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых

— В январе вызвали в контрразведку лагеря и перевели в Борисовскую разведшколу, в подготовительное отделение в деревне Печи.

— Где это?

— В военном городке, километров пять-шесть южнее Борисова, энта на минской дороге.

— Повторю вопрос, — как попал, за какие заслуги выбрали?..

Ерема на мгновение задумался, в глазах мужика скользнуло желание не отвечать, но тот пересилил себя:

— Сам изъявил желание, думавши — забросят в Россию, сразу и сдамся. А тут под начало такого битюга поставили, что испужался сразу объявиться. Гад с мине глаз не спускал, жлоб поганый.

Воронов видел, что Ерема и Тита поют в один голос, объясняя нежелание сдаться показным страхом перед Мерином: «Впрочем, что мешало Еремееву пристрелить амбала-громилу в первой же ночевке… Возможно, это заготовка инструкторов Абвера на случай провала… Придется подыграть малому».

— Выходит, хреново думал, Паша… А насчет бугая будешь потом заливать, — и приподнял руку упреждающим жестом, на порыв Еремеева оправдаться. — А сколько ты пробыл в Печке, или как там назвал? Говори, где проходили программу обучения?

— В конце февраля «курсачей» перебросили в деревню Катынь, километров двадцать с гаком западнее Смоленска. Туда в начале февраля перевели саму школу, в Печи оставили только курс молодого бойца, ну энта… так по-нашему, если назвать.

— Номер абверкоманды?

— Сто третья, будь неладна!

— Начальник школы?

— Капитан Юнг.

— Хорошо! О персонале школы подробно расскажешь следователю. Скажи — каков контингент курсантов, какие отделения и сроки обучения?

— Чего? Не понял… — Еремеев сотворил дурашливую физиономию.

— Не строй из себя идиота! Сколько в среднем человек обучалось в школе? Какие группы имелись по специализации, то есть — на кого учили?.. Срок учебы по каждому профилю?..

— Школа готовила диверсантов-разведчиков и радистов. При мине там училось, наверное, сотни полторы… Радистов считай цельный взвод, их привезли туда… то ли с Вязьмы, то ли с Витебска, не могу точно знать. Связистов учили больше остальных — от трех до четырех месяцев. Рядовых диверсантов-разведчиков месяца два-три… Самых способных отбирали и готовили старших групп, тех потом «дрочили» отдельно.

— Кто такие Мерин и Тита? Степень их подготовки?..

— При зачислении в школу, каждому курсанту давали кликуху, расспрашивать других о взаправдашних именах и фамилиях строго-настрого запрещено.

— Ерема обмозговывал каждую фразу, нервически задыхался от перехлестывающих эмоций, но говорил, как ни странно, связно: — Мерина Бог силушкой не обидел, здоровей такого бугая еще поискать… никто в школе не связывался с бычарой, да и отмороженный тип на полную голову, — брезгливо поморщился. — Но скажу, что Мерин не шибко грамотный. Сила есть ума не надо… Да дурень придурошный, может только орать матерно, — психический, что ли… — недоуменно пожал плечами. — Борова и старшим поставили из-за упертости, прет без разбору, как танк! — Ерема определенно ненавидел Мерина. — Конечно, блатной зековской сметливости у него не отнять. Да и нюх у него собачий. С ним держи ухо востро… Но честно сказать, не человек — падла конченная!

— Понятно, невзлюбил ты первого номера… Просчитались фрицы-инструкторы, группа психологически не адаптирована, — Еремеев непонимающе разинул рот. — Ладно, проехали, а что радист?

— Тита, говорили, дюже способный парень, даже слишком. У него скорость приема-передачи первая в школе. Грамотный… ничего не скажешь, и по карте здоровско петрит, и по-немецки шпрехает, — диверсант сделал загадочную мину, будто знал нечто таинственное.

— Да говори уж, не робей, — поддержал рассказчика Воронов.

— Сужу так, что у пацана специальное задание. Мерин так, расходный материал. Как на курсах говорили: гондон одноразового использования.

— Молодец, наблюдательный… Теперь, как попали в Кречетовку, когда?

— Улетели с Минского аэродрома, сбросили нас под Ельцом. Перешли линию фронта. Потом на попутных товарняках, по ночам добирались. Сошли в Кречетовке вчерась поутру, отсиделись в посадках железной дороги.

— В чем состояло задание группы и твое лично?

— В полном объеме знает Мерин, наверное, Тита тоже. А мине известно только, что велено тута затаиться. На то припасены бланки паспортов и красноармейских книжек. Под них наизусть заучили липовые биографии, но хитрые, с учетом текущей обстановки…

— У-у… вот как заговорил, грамотным стал… — Сергей сделал строгий вид. — Вот ты, братец, и «клеишь» сейчас эту липу… Как прикажешь тебе верить?

— Какого лешего мине теперь врать, да и не стану отмазываться… — с неподдельной искренностью возмутился Ерема, — сглотнув сухой комок, деловито продолжил. — По установленным дням радист станет получать инструкции центра. Короче, велено перекантовать у одного блатного. У Мерина к нему малява — записка уголовная.

— Кто такой?

— Звать Лошаком или Лошаном, как там по паспорту… не знаю, урка сиделая. Думаю, хрен давно на немцев работает, а группу привязали к блатному для связи и ломовых поручений.

— А в чем состоит твоя персональная задача, — уточнил Сергей.

— Моя… — шмыгнул носом Ерема, — в случае явной измены Мерина и Титы уничтожить уродов, ну, застрелить на хер и раствориться дуриком в толпе.

— Выходит, ты пользовался доверием у начальства школы?

— Да нет, в каждой группе назначен человек, главная обязанность которого зачистить остальных, коли что… А сам я никакой ценности не представляю, мине в подробности задания намеренно не посвятили, только чистильщик…

Воронов еще раз отметил, что диверсант заговорил слишком грамотно, для простачка, под которого косил до того. Очевидно, интуиция насчет лицедейства арестанта Сергея не подвела.

* * *

Далее Еремееву пришлось обстоятельно поведать куда, во сколько, в паре или поодиночке ходили и с кем конкретно встречались в Кречетовке диверсанты.

Картина складывалась следующая:

Соскочив с проходящего товарняка, чуть свет, ранним утром вчерашнего дня, диверсанты обосновались в густых зарослях полосы отвода. Напротив сужающейся горловины северного участка станции разрослось подобие лиственной рощи. Жилья поблизости нет, расположение скрытное, сподручное, вот, троица и отсыпалась там до обеда. Ровно в четыре пополудни, Мерин, спешно собрался, велел себя дожидаться и ушел на встречу с агентом, — много не рассуждая, так представлялось. Вернувшись часа через три, амбал ничего не рассказывая, лег спать, ближе к закату забрал с собой Ерему. Тите приказал оставаться на месте и караулить возвращение напарников перед горловиной станции. Молодой радист так и просидел до утра с рацией в дебрях посадки и только на рассвете Тита соединился с костяком группы у входного семафора Кречетовки.

А Мерин и Ерема пошли к уголовнику по кличке Лошак. Еремеева удивила ухоженность и опрятность Кречетовки, — словно попали в западно-белорусский городок. Война, конечно, не обошла поселок стороной, но страшной картины разрушений после бомбежки и пожаров не наблюдалось. Похоже на мирную жизнь, не считая крестовин бумажных полос на оконных стеклах домов. Поразили ряды новеньких однотипных жилых строений, тротуарные дорожки, ухоженные улицы