Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин

Папаша Упрямец сказал: Я уже говорил это раньше – после моего решения отношения между Лань Мао и Цинь Гуйе стали обычными, самое большее – как у брата и сестры, а братья и сестры вполне себе могут общаться. К тому же я вообще не видел, чтобы они общались. А ты видел? Поймал их?

Староста Мэн произнес: Папаша Упрямец прав, мне нечего добавить.

Мой отец сказал: Если есть что сказать, то надо говорить, бить жену – это неправильно. А если ты еще посмеешь пойти бить Лань Мао, то это будет еще более неправильно. Лань Мао сейчас наш самый лучший учитель, каждый год больше десяти учеников из тех, кого он учил, поступали в уездную среднюю школу. Если ты его побьешь, то это будет очень некрасиво, как будто ты побьешь каждого из этих десяти с лишним учеников, поступивших в уездную школу, понимаешь ты это?

Вэй Цзяцай молчал, словно с трудом шевелил мозгами, а потом вдруг произнес: Я могу не бить Лань Мао, но пусть он сделает анализ крови!

Все сидевшие в комнате пришли в движение, забурлили, как вода в кастрюле на огне.

Староста сказал: Думаю, это можно, хороший план.

Мой отец произнес: Мы не имеем права просить Лань Мао сделать анализ. Только если обратиться в суд, чтобы суд разрешил.

Папаша Упрямец сказал: Для анализа крови нужно постановление суда? Не проще ли взять пару капелек крови, чем применять силу, причинять серьезные увечья и даже наносить смертельные травмы?

Я не выдержал и вставил слово: Согласно Конституции, личные права и интересы человека неприкосновенны и защищаются законом.

Папаша Упрямец взглянул на меня: А кто будет защищать права и интересы Вэй Цзяцая? По его словам, он столько лет носил рога, за него-то кто заступится?

Я закрыл рот и больше не встревал.

Вэй Цзяцай произнес: Не захочет Лань Мао сдавать анализ, и ладно, его дело. И плевать, кто отец моего приемыша, я в любом случае не буду его больше растить. Как заживет болячка – прогоню взашей!

При виде такой категоричности Вэй Цзяцая Папаша Упрямец ощутил беспомощность, он посмотрел на старосту, на моего отца и сказал: Пойдемте поговорим с Лань Мао.

Староста кивнул. Мой отец не сказал ни да, ни нет, то есть фактически согласился.

Внезапно Папаша Упрямец взглянул на меня: Ты уже студент университета, пойдем с нами.

Мы отправились в комнату Лань Мао. Он прожил там десять лет, за это время тут появилось много новых вещей, в основном газет. Более дюжины стопок газет высились как опорные балки, каждая выше человеческого роста.

Разговор вел Папаша Упрямец; после долгих хождений вокруг да около наконец дошел до сути и приступил к основной теме. Видно было, что Папаша Упрямец осторожничает и немного боится. Староста тоже высказал свое мнение, и мой отец произнес утешительные и подбадривающие слова, типа: Главный принцип – чтобы ты сам хотел это сделать.

Учитель Лань Мао в итоге сказал: Я готов сдать анализ крови.

Староста обрадовался: Я пойду с тобой.

На следующий день староста Мэн проводил учителя Лань Мао на анализ. Они отправились в уездную больницу, ту, где лежал Вэй Чжункуань и где сдавали кровь Вэй Цзяцай и Цинь Гуйе.

На третий день староста принес результаты и огласил их только в присутствии Папаши Упрямца, моего отца и меня.

У Лань Мао была третья группа крови.

А это означало, что у Лань Мао и Вэй Чжункуаня с его второй группой не было родственных связей.

Все обвинения и подозрения в том, что Лань Мао является биологическим отцом Вэй Чжункуаня, – сплошной наговор.

Учитель Лань Мао не вернулся вместе со старостой. Староста сказал: Увидев результаты, Лань Мао бросил мне одну фразу, развернулся и ушел, больше я его не видел.

Конечно, мы хотели знать, что он такое сказал.

А сказал он следующее: Спасибо деревне Шанлин за то, что принимала меня десять лет.

Услышав это, отец произнес: Раз он так сказал, то больше не вернется.

Староста спросил: Почему?

Потому что мы ранили его, оскорбили до глубины души, деревня Шанлин заставила его разочароваться в ней, произнес отец.

Староста снова сказал: Всего-то пару капель крови взяли, сделали анализ, как это может ранить до глубины души? Как от этого можно потерять надежду? К тому же анализ крови – дело хорошее. Подтверждает, что Лань Мао не является биологическим отцом Вэй Чжункуаня, что он невиновен.

Отец ответил: Ты – человек неученый, необразованный, не учитель, тебе не понять.

Слова отца, казалось, были обращены и к Папаше Упрямцу, потому что он все это время смотрел на него.

Папаша Упрямец не проронил ни слова, он молчал с того момента, как узнал результаты анализа. Он пребывал в оцепенении и даже в ужасе, как пес, укусивший человека по ошибке. Его удрученный, просительный взгляд вдруг обратился ко мне, словно я должен был взять инициативу на себя.

Я рассуждал, как писатель детективов: десять лет назад я подслушал разговор Папаши Упрямца и Цинь Гуйе, узнал, что ее продали Вэй Цзяцаю два торговца людьми. Значит, до этого один из этих торговцев или они оба изнасиловали ее, вот она и забеременела. Отец Вэй Чжункуаня – на самом деле кто-то из торговцев людьми.

Папаша Упрямец, староста и мой отец выслушали меня и призадумались, к ним как будто пришло осознание.

Староста сказал: А ведь тогда все сходится. Не прошло и девяти месяцев после того, как ее продали Вэй Цзяцаю, и она родила Вэй Чжункуаня, мы-то думали, что роды преждевременные, а на самом-то деле и нет.

Наконец Папаша Упрямец заговорил: Я тогда отдал Цинь Гуйе Вэй Цзяцаю, потому как думал, что Чжункуань – его родной ребенок, да она еще и вторым была беременна. Чтобы купить ее, Вэй Цзяцай потратил большие деньги, большую часть которых занял. Когда я в тот год выносил решение, оно казалось справедливым и логичным. Если бы я тогда присудил отдать ее Лань Мао, разве это было бы верно?

Выражение его лица, когда он произносил это, было искреннее и честное, как у учителя, который поставил на работе ученика «галочку» и теперь сомневается, правильно ли это. Он был искренним, но вместе с тем заметна была его неуверенность. Будучи честным человеком, он начал себя винить.

Начиная с того дня каждый раз, когда я сталкивался с Папашей Упрямцем, я видел, что тот хмур и подавлен. Насколько это было возможно, он избегал всего и всех. Вэй Цзяцай