Путешествие без карты - Нисон Ходза

Где-то на Песках прогремели ружейные выстрелы, но прохожие не обратили на них внимания. Сверкающий огнями Смольный был виден ещё издали. Свет бил из каждого окна. На изборождённом колёсами дворе полыхали костры, у которых толпились солдаты и красногвардейцы.

Охрана штаба революции — Смольного.

Перед входом в Смольный гудела толпа. Делегаты съезда Советов, красногвардейцы, члены Петросовета, представители воинских частей, заводов — все стремились в эту ночь попасть в Смольный. Никто не сомневался, что судьба вооружённого восстания будет решена в ближайшие часы на съезде Советов.

Часовые у входа придирчиво проверяли пропуска. Поминутно вспыхивали скандалы. Оказывается, меньшевистские вожди из Петросовета приказали заменить старые пропуска новыми. По старым — часовые никого не пропускали.

Работая локтями, Рид медленно пробивался к ступеням подъезда. То и дело приходилось останавливаться из-за очередного спора: все торопились, никто не хотел идти в другой подъезд и стоять там в длинной очереди за новым пропуском. На Рида напирали со всех сторон. Чтобы удержать равновесие, он упёрся в спину стоящего впереди рабочего. Тот обернулся, и Рид разглядел выбившийся из-под кепки клок волос. Щека рабочего была повязана платком, должно быть, у него болели зубы.

— Простите… Прошу… — выговорил с трудом Рид, подыскивая русские слова.

Рабочий с любопытством взглянул на иностранца и сразу же отвернулся. Риду хотелось задать ему хотя бы один вопрос: что заставило рабочего, явно страдающего зубной болью, оказаться на улице в эту ветреную, холодную ночь и пробиваться в Смольный? Пока он мысленно переводил свой вопрос с английского на русский, толпа снова подалась к подъезду, но вскоре опять остановилась. Рид отыскал взглядом рабочего, тот стоял, склонив слегка голову к рыжеусому соседу, и рассматривал в его руках какую-то бумажку. Американец протиснулся чуть ближе. Бумажка оказалась устаревшим пропуском в Смольный. Рабочий что-то сказал своему спутнику и тот, потрясая над головой пропуском, двинулся, расталкивая всех, к подъезду. «Таран, прямо таран!» — восхищённо подумал о нём Рид. Вслед за «тараном», не отставая ни на шаг, пробивался рабочий с повязанной щекой. Рид устремился за ним. Он не сомневался — эти двое обязательно пробьются к подъезду.

«Таран» всё время оглядывался на рабочего, точно боялся, что тот отстанет. Наконец они оказались на первой ступени подъезда. У входа по обеим сторонам стояли пулемёты. Часовые у дверей непрерывно выкрикивали:

— Граждане! Не торопитесь! Без новых пропусков входа не будет!

«Таран» был уже рядом с часовым и совал, не выпуская из рук, устаревший пропуск.

— Не годится! Иди за новым! — сказал часовой.

— Какой тебе новый? — истошно закричал «таран» и резко оттолкнул часового плечом. Рабочий с повязанной щекой мгновенно юркнул в дверь, за ним, смеясь, негодуя, с криками пробилось ещё человек десять. Среди них был и Рид. В вестибюле он увидел рабочего и «тарана».

— Пробились, товарищ Ленин! — радостно сказал «таран».

Рабочий улыбнулся, и Рид услышал совсем непонятную фразу:

— Где наша не берёт, дорогой товарищ Рахья?

Рид и Вильямс вышли из Смольного. Только что закончилось заседание Второго съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. На этом съезде большевики одержали победу.

Возбуждённые событиями Рид и Вильямс стояли на широких ступенях Смольного. Зловеще горели в ночи маленькие костры. Холодный, северный ветер заставлял красногвардейцев жаться к огню, и почти все они держали винтовки не за плечами, а приставленными к ноге, точно ожидая, что каждую секунду может раздаться боевая команда: «к бою товсь!»

Далёкая артиллерийская пальба, неумолчный гул, который доносился из коридора Смольного, — всё говорило о том, что восстание разгорается и сторонники Керенского — царские офицеры и юнкера — не сдаются.

Отдалённую перестрелку перекрывал грохот моторов. Броневики, стоявшие под оголёнными деревьями смольнинского сада, готовы были сорваться с места по первому приказу Военно-ре-волюционного комитета. Множество легковых и грузовых автомобилей прорезали фарами эту тёмную октябрьскую ночь, мотоциклисты с пугающим стрекотом, похожим на пулемётную очередь, мчались с очередным боевым приказом большевистского Военно-революционного комитета. Стоящий поблизости военный грузовик включил фары и затрясся вибрирующей дрожью.

Освещённые фарами красногвардейцы и матросы забросили в кузов пачки листовок.

Рид поспешно сошёл со ступенек.

— Куда едете, товарищи? — спросил он красногвардейца.

— А мы — по всему городу! — ответил красногвардеец, и даже в темноте Рид уловил, что красногвардеец широко улыбается.

За спиной Рида появился Вильямс.

— Мы американские журналисты, — сказал Рид. — Вот наши удостоверения. Возьмите нас с собой. Мы должны рассказать всему миру правду, как русский народ борется за свободу…

— А, садись! — не глядя на удостоверения, разрешил красногвардеец. — Только знайте, что нас могут обстрелять, тогда уж и мы… — он потряс винтовкой.

Красногвардейцы на Конногвардейском бульваре.

Едва американцы перемахнули через борт, — грузовик, рявкая клаксоном, рванулся вперёд.

Грохоча по булыжной мостовой, машина миновала площадь и выехала на Суворовский проспект. Красногвардейцы срывали с листовок тонкую перевязь и швыряли их вверх. Подхваченные ветром, листовки неслись за автомобилем, оседая постепенно на мостовые и панели. Рид и Вильямс в азарте бросали в воздух прокламации, текст которых им ещё не был известен. Несколько листовок Рид сунул в карман. Прохожих на улицах было немного, они хватали листовки и спешили к подслеповатым уличным фонарям.

На повороте на Невский двое юнкеров вскинули винтовки и заорали:

— Сто-о-ой! Стрелять будем!

Не сбавляя скорости, грузовик промчался мимо. Раздались выстрелы — грузовик не остановился, Рид решил, что стреляли не в них. Теперь стреляли везде. Рида больше всего интересовал текст листовок. Вильямс, говоривший по-русски лучше своего друга, обратился к сидящему рядом матросу:

— Прошу очень сказать, что напечатано здесь?

Матрос постучал прикладом винтовки в шофёрскую кабину и, когда машина сбавила ход, свесился через борт к водителю: — Давай к свету!

Грузовик остановился у фонаря. Рид вытащил из кармана листовку, и три головы — двух американцев и русского матроса — склонились над первым сообщением Советской власти. Водя пальцами по строчкам, матрос медленно и торжественно читал:

«К Гражданам России! Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов Военно-Революционного Комитета, стоящего во главе Петроградского пролетариата и гарнизона.

Штурм Зимнего дворца.

Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского Правительства — это дело обеспечено.

Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!»

— Всё! Буржуям амба! — сказал матрос. — Так и напишите, товарищи американцы.

Вблизи Казанского собора выяснилось, что все листовки уже разбросаны и грузовик должен вернуться в Смольный. Вильямс и Рид соскочили с машины и направились в сторону Зимнего дворца. Они знали, что в Зимнем сейчас находятся все министры Временного правительства под защитой юнкеров и казаков и без боя Зимний большевикам не взять.

Эта часть Невского утопала во тьме. Здесь уже не было никаких случайных прохожих, на каждом углу стоял красногвардейский патруль. Американцам пришлось трижды показать свои документы, прежде чем они дошли до Морской улицы. В глубоком мраке по мостовой двигался большой отряд солдат и красногвардейцев.

— Слушай, они идут к Зимнему! — сказал Вильямс.

— Отлично! Мы будем с ними! Мы должны увидеть всё своими глазами!

Они пристроились к концу отряда и зашагали вместе со всеми. «Интересно, сколько сейчас времени?» — прикидывал Рид, не в силах разглядеть в темноте стрелки часов. «Должно быть, около часа ночи…»

Отряд свернул с Невского к арке, и американцы увидели Дворцовую площадь. Здесь всё дышало тревогой, напряжением, ожиданием. На выходе из арки Рид заметил тяжёлое орудие, направленное в центр Зимнего.

Едва они ступили на площадь, как раздался оглушительный выстрел и восставшие ринулись к Зимнему. Ринулись в немой атаке без криков «ура», без возгласов, без воинских команд, но именно в этом молчании таилась сокрушающая ярость. Тишина продолжалась лишь несколько мгновений, а потом прокатилось солдатское «ура!».