Путешествие без карты - Нисон Ходза

Тринадцатилетний слуга Васька, смахнув грязным полотенцем крошки, поставил на их столик поднос с холодцом, солёными огурцами и пивом. Трактирщик заметил, что один из мастеровых заговорил с Васькой. Интересно, о чём может быть разговор рабочих с мальчишкой? Любопытство трактирщика не было праздным. Пристав Перцов приказал следить за разговорами рабочих и доносить о подозрительных посетителях.

— Случаем не знаешь, с какого завода эти двое? О чём расспрашивали? — спросил трактирщик Ваську.

— С какого завода — не знаю. А говорили, что им у нас нравится, потому что музыка хорошая по граммофону играется. А ещё спрашивали, нет ли килек, а я сказал, что килек не держим, зато есть селёдочка голландская.

— А они что?

— Сказали, что закажут попозже.

На самом же деле мастеровые говорили о другом. Один из них — путиловский токарь Иван Глухов — был другом Васькиного отца, убитого в Кровавое воскресенье девятого января. От Глухова Васька узнал, что есть люди, которые против царя и богатеев. Такие люди называются революционерами. Но есть и такие люди, что стоят за царя и фабрикантов. Их называют черносотенцами. Они доносят полиции о революционерах, и тогда полиция сажает революционеров в тюрьму.

В день Кровавого воскресенья, когда Васька лишился отца, Глухов сказал мальчику:

— Твой отец был революционер, потому царь и приказал убить его.

С тех пор Васька возненавидел царя и всех, кто был за царя. Не было для него большей радости, чем выполнить какое-нибудь тайное поручение Глухова: наклеить на заборе листовку против фабрикантов, сообщить, о чём говорят в трактире подвыпившие черносотенцы, или стоять на страже у дома, где собирались подпольщики-революционеры.

Вот и сейчас, пока Васька ставил на стол закуску и пиво, Глухов приглушённо наказывал:

— Если появятся черносотенцы с Путиловца — дай мне знать.

— К нам с Путиловца редко ходят, — сказал Васька. — В случае чего, сообщу моментом!

С каждой минутой захмелевших в трактире становилось больше: кто-то орал песню, кого-то уже выталкивали за буйство, из трубы граммофона хрипела, ныла заигранная пластинка.

— Значит, решено, товарищ Сергей: в четверг явитесь по известному вам адресу. Только не вздумайте прийти в своей студенческой форме. Явитесь в таком же виде, что и сейчас. Выступать придётся… Постойте, постойте! — оборвал разговор Глухов. — Всё-таки они появились. Наклоните голову, не надо, чтобы нас видели.

По проходу медленно, вразвалку шли два новых посетителя. Впереди — коротконогий, широкоплечий мастеровой. Он неустанно вертел большой кудлатой головой, точно выискивал знакомых в этом многолюдном, шумном пристанище. Его спутник с круглыми навыкате глазами, шевеля на ходу густыми кустистыми бровями, тоже осматривался по сторонам. Лицо его выражало какое-то тупое удивление, словно он не мог понять, как он сюда попал.

Трактир на окраине Петербурга.

— Чёрная сотня! — тихо сказал Глухов, когда они скрылись в боковой комнате.

— Кто это? — спросил Сергей.

— Путиловский мастер Тетявкин и столяр Яшка Хмурый. Хозяйские холуи! Тайные осведомители, оба связаны с полицией. Не одного рабочего в тюрьму и на каторгу упрятали!

Размахивая полотенцем, к ним подбежал Васька.

— Пришли! — выдохнул мальчишка.

— Видел, — сказал Глухов. — Кто их будет обслуживать?

— Мне приказано.

— Кроме них в комнате там кто-нибудь есть?

— Нет! Хозяин приказал к ним не сажать.

— Ясно. Будешь обслуживать, слушай в оба, о чём их разговор. Они пьяницы. Через полчаса размокнут. Почаще заходи к ним, справляйся, не надо ли чего. А сам слушай, что говорят. После работы придёшь ко мне. А теперь получи с нас и прощай. Да не забудь, держи ухо востро!

В четверг Сергей постучал в двери одноэтажного деревянного дома в Огородном переулке. Дверь скрипнула, и он увидел на пороге Ваську. Мальчик окинул Сергея быстрым взглядом и спросил деланным басом:

— Кого ищете?

— Прачку Агафью Пантелеевну, — ответил условным паролем Сергей.

— Она вас ждёт, — сказал Васька уже своим обычным голосом. Он посторонился, и Сергей вошёл через сени в кухню.

У плиты стоял Иван Глухов.

— Здравствуйте, товарищ Сергей, — сказал Глухов. — Проходите в комнату. А ты, Василий, ступай и действуй как договорились. На завод-то сможешь пробраться? Осечки не будет?

— Не сумлевайтесь, сами знаете, не впервой мне. Скажу, что мамке обед принёс, меня и пропустят.

Глухов закрыл за Васькой дверь и вернулся в полутёмную комнату. Её небольшое оконце было завешено плотной шторой. У окна стояла железная кровать, в углу обструганный некрашеный стол, две табуретки, у стены примостилась этажерка с десятком потрёпанных книг в бумажных обложках. Над этажеркой мерно тикали часы-ходики.

— Значит, так, — заговорил Глухов. — Василий своё дело сделал. Самое главное ему удалось подслушать. Они расставили нам капкан. Но мы ещё посмотрим, кто попадёт в этот капкан. — Он взглянул на ходики.

— Сейчас пойдём. — Глухов протянул Сергею жестянку, на которой был выбит увенчанный короной двуглавый орёл. — Держите, это заводской номер. Без него на завод не пройти. Ещё раз напоминаю: на брёвнах вы должны быть в шляпе.

Из дома они вышли порознь. Сначала Сергей, потом Глухов. По переулку и по шоссе шли как незнакомые. На шоссе близ путиловских ворот стояли торговки. На заводе был час обеденного перерыва, и голосистые торговки, стараясь перекричать друг друга, расхваливали свой жалкий товар.

— Бараньи кишки с кашей — на обед Ивану с Машей!

— Вымя коровье — ешь на здоровье!

— Чугунок горячей картошки — съешь до крошки!

— Лучок, чесночок — копейка пучок!

Сотни рабочих бродили по этому нищенскому базару, прикидывая, как пообедать на пятак. Глухов купил за три копейки пару яиц, горбуху хлеба и сунул свой «обед» в карман.

Резкий гудок возвестил конец обеденному перерыву. Рабочие повалили к воротам. Глухов и Сергей смешались с толпой и вошли в проходную. В проходной рядом со сторожем торчал городовой, обшаривая всех глазами, следя, чтобы каждый бросил в кружку рабочий номер. Сергей опустил свою жестянку и через несколько шагов оказался на заводе. В разных концах огромного двора стояли приземистые корпуса мастерских.

Глухов шёл по двору не оглядываясь, чувствуя, что позади идёт Сергей. Постепенно толпа редела, рабочие расходились по мастерским. Но Глухов тем же неторопливым шагом продолжал идти в дальний угол двора. По дороге он на секунду задержался возле сваленных у забора нескольких толстых брёвен, и Сергей понял: эти брёвна станут для него трибуной, с которой он обратится к рабочим.

Мартеновская мастерская на Путиловском заводе.

Обогнув деревообделочную мастерскую, Глухов и Сергей оказались в тупике, где высились горы неубранных стружек.

У ближайшей горы Глухов остановился. В ней был приготовлен лаз, прикрытый тонким слоем стружек.

— Ныряйте! — приказал Глухов. — Будьте в укрытии до заводского гудка!

Распластавшись на земле, Сергей вполз ногами вперёд в узкий лаз.

Стоя на коленях, Глухов шёпотом давал последние наставления:

— Услышите гудок — сразу же к брёвнам! Не забудьте про шляпу. Нагрянет полиция — шляпу в карман, на голову кепку. Смешаетесь с рабочими и выйдете за ворота, а там — лови ветра в поле!

Часов у Сергея не было. Он не представлял, сколько времени находится в своём необычном укрытии. Сергей лежал неподвижно. Малейшее движение могло вызвать оползень лёгкой подвижной стружки и обнажить его убежище. «А вдруг гудок уже был, а я его здесь не услышал», — подумал со страхом Сергей. И как только он так подумал, раздался басовитый гудок. Кончилась утренняя смена. Сергей вылез из укрытия, отряхнул одежду от стружек и поспешил к брёвнам.

По двору устало шаркали рабочие. Каждый из них простоял у станков двенадцать часов. Они шли молча, опустив головы, усталые, отупевшие от непосильной, многочасовой работы в грязной, полутёмной, душной мастерской.

Едва рабочие приблизились к брёвнам, Сергей взмахнул шляпой и громко выкрикнул:

— Товарищи! Остановитесь!

— Товарищи! Послушаем интеллигента! — раздался из толпы голос Глухова.

Мгновенно у брёвен сгрудилась толпа.

— Товарищи! — выкрикнул снова Сергей и взмахнул шляпой. — Час решительных действий настал! Штыками и пулями встретил царь в январе мирных рабочих. Но недолго осталось зверствовать палачам! Близится час революции!..

Тетявкин и Хмурый не слушали оратора. Они пробились к брёвнам и неслышно черканули мелом по спинам четырёх рабочих, охранявших Сергея.