И слово это было - Россия.. «Спаси меня... Соловецким монастырем» - Петр Петрович Татауров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«БЫВШИЕ ПУШКИНЫ»
Из Михайловского А. С. Пушкин неожиданно был вызван в Москву, куда и выехал в сопровождении фельдъегеря 4 сентября 1826 года. В самый день приезда его ждала аудиенция у самого императора, который прибыл в древнюю столицу России для коронации.
Поэт окунулся в долгожданную московскую жизнь. Его всюду принимали с восторгом. Петербургский журналист В. В. Измайлов писал в те дни: «Завидую Москве. Она короновала императора, теперь коронует поэта»{16}.
Одна из московских красавиц — Софья Федоровна Пушкина пленила поэта:
Нет, не агат в глазах у ней, Но все сокровища Востока Не стоят сладостных лучей Ее полуденного ока{17}.А современница писала о ней: «…была стройна… с прекрасным греческим профилем и черными, как смоль глазами, и была очень умная и милая девушка».
Пушкин очень скоро делает ей предложение стать его женой. Он так скажет об этой торопливости: «…я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь!» Но поспешность, вероятно, смущает и саму девушку, и ее родных. Пушкину отказывают.
Увы, напрасные желанья!
Она отвергла заклинанья,
Мольбы, тоску души моей:
Земных восторгов излиянья,
Как божеству, не нужно ей!{18}
В Москве поэт посетил и семью недавно скончавшегося Алексея Михайловича Пушкина (1771–1825) — дальнего родственника, писателя, переводчика. Его, вместе с отцом и дядей Василием Львовичем, имел в виду Пушкин, когда писал брату Льву из Кишинева 27 июля 1821 года: «Если ты в родню, то ты литератор…»
Семья Алексея Михайловича постоянно жила в Москве, и Александр Пушкин еще ребенком, до отъезда в Петербург и Лицей, знал их. Отец поэта, а особо брат его — Василий Львович были весьма дружны с этим литератором до самой его смерти, на которую откликнулся и Пушкин из Михайловского в письме к П. А. Вяземскому: «Как жаль, что умер Алексей Михайлович…»
Судьба этого родича, а особо судьба его отца (Михаила Алексеевича) и дяди (Сергея Алексеевича — соловецкого узника) — весьма интересовали поэта.
Обратимся к историческому документу. Прочитаем Указ императрицы Екатерины II, который был широко известен, ибо был разослан в 1772 году во все губернии России. Вот строки из этого Указа: «По проведенному здесь в Санкт-Петербурге… следствию, бывшие капитан Сергей и Мануфактур-коллегии член и колежский советник Михайла Пушкины с их союзниками оказались и сами повинились в воровском умысле к подделыванию под государственный банковые подложенных ассигнований, из коих Сергей пойман с приуготовленными к тому уже инструментами. И хотя в самом деле коварного сего умысла не исполнили, однакож по законам присуждены за сие воровское предприятие к смертной казни…»
Однако Екатерина помиловала их и заменила смертную казнь на: «…лиша дворянства и чинов, вывесть на эшафот и переломить над головами их шпаги, а потом сослать Михайла Пушкина в ссылку в дальния Сибирския места, а Сергея Пушкина в вечное заключение… в отдаленную крепость, и публиковать во всей империи чтоб обоих сих преступников ни где и ни в каких делах не называть Пушкиными, но бывшими Пушкиными…»{19}
Братья Пушкины и до этой истории были известные лица. Михаил Алексеевич участвовал в перевороте 1762 года. Его преображенский мундир был на плечах Е. Р. Дашковой во время похода Екатерины II в Петергоф. Княгиня Екатерина Романовна Дашкова — будущий выдающийся общественный деятель России, основательница и первый президент Российской Академии — была активной сподвижницей переворота 1762 года на стороне Екатерины. Когда они во главе войск двинулись в Петергоф, чтобы низложить и арестовать супруга Екатерины — Петра III, на обеих были мужские военные мундиры. Вот как пишет об этом в своих «Записках» Е. Р. Дашкова: «Мы должны были… отправиться в Петергоф во главе войск. Императрица должна была одеть мундир одного из гвардейских полков; я сделала то же самое; ее величество взяла мундир у капитана Талызина, а я у поручика Пушкина, так как они были приблизительно одного с нами роста»{20}.
Эта услуга не была забыта Екатериной, и М. А. Пушкин в дальнейшем имел высокую должность советника Мануфактур-коллегии в Москве, и, вероятно, эта услуга избавила его и брата от смертной казни. Михаил Алексеевич был не чужд литературе, писал стихи, был завзятым театралом. А княгиня Е. Р. Дашкова писала о нем: «Он был очень умен и благодаря его тонкому уму и остроумной беседе пользовался большим успехом среди молодежи». Однако она же заметила вероломство его характера и неразборчивость в достижении своих целей, о чем также рассказывает в своих «Записках».
О брате его — Сергее в Указе есть слова: «а второго, уже наперед своими бесчестными делами в публике оглашенного…» Значит, он уже имел прегрешения. Какие же? Оказывается, еще в 1760 году он был отправлен И. И. Шуваловым в качестве курьера к Вольтеру с материалами для второго тома «Истории Петра Великого» и с двумя тысячами червонцев в подарок писателю. Доехав до Вены, он с деньгами скрылся, затем объявился в Париже, где, промотавшись, оказался в долговой тюрьме. Возвратиться в Россию ему помогло заступничество брата{21}.
