Муссон - Уилбур Смит

Его жена, королева Мария, возвышалась над ним, хотя на самом деле это была изящная миниатюрная женщина двадцати с небольшим лет.

Король сразу увидел Хайда и знаком велел ему подойти.

Хайд низко поклонился, метя пол пером шляпы. Хэл в двух шагах за ним последовал его примеру. Король через спину Хайда посмотрел на него.

— Можете представить своего друга, — сказал он с сильным голландским акцентом.

Голос короля, низкий и звучный, не соответствовал маленькому телу.

— Ваше величество, представляю вам сэра Генри Кортни.

— А, моряк, — сказал король и протянул Хэлу руку для поцелуя. Нос у Уильяма длинный, с горбинкой, глаза ясные и очень умные.

Хэл удивился, что его так легко узнали, но бегло ответил по-голландски:

— Позвольте заверить ваше величество в моей преданности.

Король проницательно взглянул на него и ответил на том же языке:

— Где вы научились так хорошо говорить?

— Я провел несколько лет на мысе Доброй Надежды, ваше величество, — ответил Хэл.

Он подумал, знает ли король о его заключении в крепости. Темные глаза Вильгельма весело блеснули, и Хэл понял, что король знает — должно быть, ему рассказал Хайд. Странно, что король Англии когда-то был ее злейшим врагом и нанес немало поражений лучшим английским военачальникам, которые теперь выстроились в галерее, чтобы продемонстрировать свою преданность.

— Надеюсь вскоре получить от вас хорошие новости, — сказал карлик. Королева кивнула Хэлу. Хэл поклонился, и королевская чета прошла дальше по галерее.

Представление Хэла закончилось.

— Идите за мной, — сказал Хайд и скрылся в неприметной боковой двери.

— Отлично. У короля прекрасная память. Он не забудет вас, когда придет время получать награды, о которых мы говорили. — Хайд протянул руку. — Эта лестница выведет вас во двор. Прощайте, сэр Хэл. До вашего отплытия мы не увидимся, но я надеюсь услышать добрые вести о ваших делах на Востоке.

Два корабля шли вниз по течению. Впереди «Серафим», в двух кабельтовых за ним «Йомен из Йорка». На «Серафиме» еще работали люди с верфи. Они не успели завершить работу к назначенному дню, но Хэл тем не менее отплыл.

— Я высажу ваших людей на берег в Плимуте, — сказал он мастеру Грину, корабелу, — если, конечно, они к тому времени закончат работу. А нет, так выброшу их в Бискайском заливе и пожелаю им быстро приплыть домой.

Экипаж еще не сработался, и командовать кораблем было нелегко. Хэл оглянулся и увидел, с каким мастерством и проворством управляются с парусами моряки «Йомена». Эдвард Андерсон, капитан «Йомена», должно быть, тоже наблюдал за «Серафимом», и Хэл вспыхнул от унижения: экие неумехи его люди! И поклялся изменить это еще до прибытия к мысу Доброй Надежды.

Когда они добрались до открытой воды Канала, ветер переменился, начался осенний шторм. Солнце скрылось за тучами, море стало мрачно-зеленым, бурным. До срока стемнело, и, миновав Дувр, корабли потеряли друг друга из вида.

Несколько дней «Серафим» с трудом шел против волны и наконец добрался до острова Уайт; тут Хэл увидел в нескольких милях «Йомена», идущего тем же галсом.

— Отлично!

Хэл кивнул и сложил подзорную трубу. За последние несколько дней он пересмотрел мнение об Андерсоне. Капитан «Йомена», крепкий йоркширец, краснолицый, неулыбчивый и молчаливый, как будто был недоволен тем, что вынужден подчиняться Хэлу. Но в последние дни он доказал, что он по крайней мере надежный моряк.

Хэл снова сосредоточил внимание на «Серафиме». Благодаря практике экипаж теперь справлялся гораздо лучше, люди казались довольными и веселыми, как и положено. Чтобы заполучить лучших, Хэл предложил очень хорошую плату: жалованье морякам он повысил из собственного кармана.

В эту минуту по трапу сбежали трое мальчиков, которых мастер Уэлш наконец-то отпустил с уроков. Шумные, взбудораженные, после первых волнительных дней они словно начисто забыли о морской болезни. Аболи раздобыл для них в Лондоне, где в доках обосновалось множество торговцев, подходящую для моря одежду. Братья переносили плавание лучше, чем Хэл, когда он сам впервые вышел с отцом в море. Старик считал, что ребенка нельзя баловать, и Хэл до сих пор помнил штаны из парусины и грубый бушлат, ставший еще более жестким от кристаллов соли; помнил, как одежда терла под мышками и между ног. Он печально улыбнулся, вспомнив, как спал рядом с Аболи на влажном соломенном тюфяке на открытой палубе вместе с другими матросами, как ел, скорчившись за пушкой, пользуясь пальцами и кортиком, чтобы черпать похлебку и ломать жесткие сухари, как ходил по нужде в кожаное ведро на носу корабля и не мылся с самого начала плавания. «Особого вреда мне это не принесло, — думал Хэл, — но, с другой стороны, не принесло и пользы. Чтобы стать хорошим моряком, совсем не обязательно расти как в хлеву».

Конечно, обстоятельства его первых плаваний с отцом были совсем иными. Старая «Леди Эдвина» была вдвое меньше «Серафима», и даже отцовская каюта показалась бы собачьей конурой по сравнению с просторным помещением, которое теперь в распоряжении Хэла.

Хэл приказал плотникам отгородить небольшую часть его каюты, чуть больше шкафа, и соорудить там три узкие койки для мальчиков.

Мастера Уэлша он включил в экипаж в качестве секретаря капитана, хотя учитель возражал, что я-де не моряк. Он продолжит обучать мальчиков, используя в качестве классной комнаты собственную маленькую каюту.

Хэл с одобрением заметил, как Дэниел перехватил резвящихся мальчиков, едва те появились на палубе, и строго приказал заняться делами, которые тут же придумал для них. Он разделил близнецов, поместив Тома в вахту правого борта, а Гая — левого: они дурно влияли друг на друга. Присутствие Гая заставляло Тома рисоваться, и своими проказами он отвлекал Гая. Дориана отправили на камбуз помогать коку готовить завтрак.

Хэл тревожился, как бы Дэниел не послал близнецов одних наверх управляться с парусами, но беспокоился он зря: для этого придет время позже, когда они станут увереннее чувствовать себя на раскачивающейся палубе. А пока Дэниел держал их на открытой палубе, где они помогали управляться со снастями.

Хэл знал, что может оставить сыновей под бдительным присмотром рослого моряка и заняться собственными делами. Он взад и вперед расхаживал по юту, чувствуя, как гудит корпус и как корабль отзывается на каждую перемену в положении парусов.

Слишком оседает в носу, подумал он, когда волна перекатилась через борт и стала выливаться назад через шпигаты. В последние дни он размышлял, как переложить груз в трюме, особенно тяжелые бочки с водой, чтобы получить нужное размещение. «Можно выиграть в скорости по меньшей мере два узла», — думал он.