Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 4. Стихотворения. Поэмы (1918–1921) - Николай Степанович Гумилев

как смотрят в глубь могилы,

И потому смешной, что думал он найти

В недостижимое доступные пути;

Век героических надежд и совершений...

73

А я уже стою в саду иной земли.

Среди кровавых роз и влажных лилий,

И повествует мне гекзаметром Виргилий

О высшей радости земли.

74

Я часто думаю о старости своей,

О мудрости и о покое.

75

На безумном аэроплане

В звездных дебрях, на трудных кручах

И в серебряном урагане

Станешь новой звездой падучей.

76

Я рад, что он уходит, чад угарный,

Мне двадцать лет тому назад сознанье

Застлавший, как туман кровавый очи

Схватившемуся в ярости за нож;

Что тело женщины меня не дразнит,

Что слово женщины меня не ранит,

Что я в ветвях не вижу рук воздетых,

Не слышу вздохов в шорохе травы.

Высокий дом Господь себе построил

На рубеже своих святых владений

С владеньями владыки Люцифера...

77

В каких жестоких <поднебесных?> звездах

Отстаивался пар полей

Веет влажный вольный воздух

Ингерманландии моей.

Все реки в вереске, озера,

Стада зеркальных черепах

<нрзб. 2 стиха>

78

Очарованием не назови

Слепую музыку моей любви.

С тенями вечера плывут слова...

79

Я не знаю этой жизни — ах, она сложней

Утром синих, на закате голубых теней.

Коллективные стихотворения

80

Наш хозяин щурится, как крыса.

Поздно. Скучно. Каждый зол и пьян.

Сыплет пепел рыжая Алиса

В до краев наполненный стакан.

И над сбродом этих рюмок бедных,

Над ломтями чайной колбасы,

Вдруг, двенадцать раз, двенадцать медных

Прогудели, зашипев, часы.

Отодвинув от себя тарелку,

Голосом гортанным молвил грек,

Он взглянул на часовую стрелку,

— «За столом тринадцать человек».

Англичанин поднялся и стоя,

Как застигнутый внезапно зверь,

Озирался, но рванулись трое

И спиной загородили дверь.

81

Суда стоят, во льдах зажаты,

И льды подобны серебру.

Обледенелые канаты

Поскрипывают на ветру.

И тихи белые медведи,

Из-за бугшприта сторожа

Над полыньей, краснее меди,

Неосторожного моржа.

А ты, кем лоцман несчастливый,

Был послан на акулий пир,

Ты в Бергене, за кружкой пива,

Ждешь барышей, мой командир.

82. Похвала ямбу

Тебе, четырехстопный ямб

Ритмически многообразный,

Наш вынужденный дифирамб

Блеснет, всех стоп игрой алмазной.

Одна строка совсем чиста,

А в следующей есть пиррихий;

Стих, где галоп, где щелк хлыста,

Переливается, вдруг, в тихий.

Пусть разрушителен хорей,

Вползающий коварным змеем:

Он вихрь, смерч ледяной морей,

Скалистым скинутый спондеем.

Ты, как державный океан,

В себя приемлющий все реки,

Царишь, спокойный великан,

Непокоряемый вовеки.

83

Внимали равнодушно мы

Волненью древнего размера,

Не увела нас тень Гомера

На Илионские холмы.

И только Пушкин из угла

Увидел белыми глазами

Полет встревоженного нами

Малоазийского орла.

84

Внимали сонно мы

Певучести размера.

Тень не вела Гомера

Нас на свои холмы.

Но Пушкин из угла

Незрячими глазами

Увидел взлет над нами

Зевесова орла.

85

Скучали мы

От чар размера,

Нас стих Гомера

Звал на холмы.

86

Когда внимали равнодушно мы

Волненью величавого размера,

Напрасно нас манила тень Гомера

К себе на Илионские холмы.

И только белый Пушкин из угла

Увидел неподвижными глазами

Широкий лет встревоженного нами

Малоазийского орла.

87

Когда спокойно так и равнодушно мы

Внимали музыке священного размера,

Напрасно за собой звала нас тень Гомера

На Илионские, туманные холмы.

Но Пушкин мраморный увидел из угла

Незрячими, навек спокойными глазами

Полет торжественный встревоженного нами

Малоазийского, бессмертного орла.

88. Дочь Змия

Простерла Змея на горячих ступенях

Зеленой туникой обтянутый стан,

Народ перед нею стоит на коленях,

И струны звенят и грохочет тимпам.

И девочке чудно, как выгнуты луки,

Как рвутся слоны, как храпит жеребец,

Но вот перед ней простирающий руки

Двурогой тиарой увенчанный жрец.

«О, дочь Грегору, венценосного Змия,

Найденная князем, не знавшим жены,

На склонах Агира, в долине Хэмиэ,

Где Урр, низвергаясь, гремит с крутизны.

Два славные года ты правишь над нами,

И сборщикам некуда деть податей,

Пшеница сам-десять, отлично с быками,

И жены рожают здоровых детей.

Во храме двухтысячестопном со мною

Жрецы ежедневно твой славят приход,

Питаясь высокостоящей луною,

Священный рубин еженощно растет.

Да примет царевна молитвы святые,

Народ-змиеносец, молитвы — твои,

Склонитесь же люди, венчайте дочь Змия!»

Вдруг голос: «Убейте отродье змеи!..»

Сто