Политика Меттерниха. Германия в противоборстве с Наполеоном. 1799–1814 - Энно Эдвард Крейе

у границ Австрии. «Никто, – горько заметил Меттерних, узнав о введении баварской конституции, – не осмелится назвать правителями этот сброд коронованных префектов, которые, будучи обязанными Франции самим существованием, теперь платят деньгами и кровью своих подданных за свои сомнительные привилегии». В этом высказывании нет ничего от вкрадчивой объективности профессионального дипломата. Здесь бурлит неприязнь имперского графа к губителям рейха.

Политическое образование Меттерниха сделало новый виток. Он освоил «хладнокровие» классической дипломатии только для того, чтобы обнаружить, что Наполеон вел себя по-иному. Став теперь австрийцем, он понял, что жажда личной власти может быть такой же демонической, как и революционное неистовство, против которого он направлял свой юношеский задор. «Мир и покой, – говорил он Штадиону, – не уживаются с революцией. Объявляет ли Робеспьер войну дворцам или Наполеон борется против монархических империй, тирания остается и опасность лишь разрастается». Если бы французский император действительно стремился к прочному урегулированию в Европе, он никогда бы, считал Меттерних, не создал герцогство Варшавское и не способствовал бы «исчезновению одного из знаменитых посредников».

Однако ничто не потрясло Меттерниха больше, чем вторжение французов весной 1808 года в Испанию, которое привело к свержению правящей династии Бурбонов и освобождению трона для династии Бонапартов. Оказалось, что это было правилом. Зять Наполеона Иоахим Мюрат стал герцогом Берга, братья императора заняли троны: Жозеф – в Неаполе, Луи – в Голландии, Жером – в Вестфалии. Теперь Жозеф переместился на трон в Испании, а Мюрат – в Неаполь. Нельзя упускать из виду и следующую серию браков, которая вовлекла в бонапартистскую сеть Баварию и Баден, а позднее и Вюртемберг посредством женитьбы Жерома на дочери короля Фридриха Екатерине. Сами Габсбурги никогда так бессовестно не манипулировали провинциями и не прибегали к брачным аферам. Меттерних, убежденный в том, что Наполеон решил подкрепить свое господство в Европе утверждением на старых тронах членов своей семьи и созданием для них новых тронов, пришел к выводу: теперь очередь Габсбургов. Их империя будет расчленена, провинции, вероятно, поделены между маршалами Наполеона. Война неизбежна.

Угроза трону Габсбургов была постоянной темой переписки Меттерниха и Штадиона, причем Штадион в своих представлениях кайзеру Францу неизменно изображал ситуацию под этим углом зрения. Он, например, заявлял, что «трудно усмотреть государственный интерес в политике, которая в известных обстоятельствах побудила французского императора свергать власть, уже вполне лояльную ему». Правда, к таким заявлениям следует относиться осторожно. В обращении к своему кайзеру вполне естественно подчеркивать озабоченность интересами династии, в связи с чем предыдущей осенью Штадион уже требовал от Меттерниха, чтобы тот составлял свои донесения двору именно в этом духе. «Я хочу, – указывал он тогда, – чтобы ваши донесения держали нас настороже». Реальной же опасностью оставалось присутствие французских войск в Польше и Рейнском союзе.

На практике Меттерних достаточно четко разобрался в государственных интересах Наполеона. В начале января 1808 года он услышал из уст самого французского императора кое-что из его планов относительно Леванта. Не было тайной и то, что Наполеон хотел овладеть Гибралтаром, с тем чтобы обезопасить свой тыл перед вторжением в Турцию. Нападение на Порту само по себе представляло серьезную угрозу для Австрии. Это было чревато для нее потерей последнего буферного государства и вовлечением в войну с Россией. Возникала опасность продвижения французской армии дальше по течению Дуная. Меттерних видел выход из положения в союзе с Россией и в войне с Францией вне связи с испанским вопросом. «Опасность велика, и она неминуема, – считал он. – Падение последнего трона Бурбонов не обязательно свидетельствует о ее возрастании. Это обернется огромной пользой, если возбудит повсеместно чувства негодования и убежденность, особенно среди нас, австрийцев, что мир с Наполеоном невозможен…»

Теперь Меттерних стал доверенным лицом партии войны в Вене. В соответствии с инструкциями Штадиона он стремился использовать малейший повод для ускорения подготовки Австрии к войне. Неожиданное сопротивление испанцев, доказывал Меттерних, отвлекало силы Наполеона от Германии и показывало пример, которому должны последовать австрийцы. Возможно, испанские партизаны не продержатся долго, но их борьба свидетельствует о том, что «в условиях кризиса любое правительство может всегда найти в поддержке народа огромные ресурсы. Оно должно воодушевлять людей на сопротивление и опираться на него…». Одним способом мобилизации масс была, с одной стороны, мощная пропагандистская кампания с целью распространения «правды», с другой стороны – цензура на «лживую информацию». Исходя из примера Франции Меттерних доказывал, что «общественное мнение наиболее влиятельное из всех средств. Подобно религии, оно проникает во все укромные уголки, туда, где административные средства бессильны». С этим убеждением он занялся организацией народного сопротивления, которое Штадион, эрцгерцог Йохан и Антуан фон Балдаччи готовили в Вене не менее усердно, чем Штейн, Гнайзенау и Шарнхорст в Берлине.

Ключевую проблему представляла оборона Австрии, реформирование которой горячо обсуждалось еще со времени Аустерлица. Потеря по Прессбургскому договору важных провинций, утрата прав на набор рекрутов в Германии в связи с образованием Рейнского союза и дипломатическая изоляция Австрии порождали новые проблемы, ждущие радикальных решений. 12 мая кайзер постановил придать каждому немецкому пехотному полку два резервных батальона. Через две недели он назначил эрцгерцога Йохана председателем комиссии по формированию отдельно от регулярной армии частей ландвера на основе всеобщей воинской повинности. Все мужчины в возрасте от 18 до 45 лет, не занятые на другой работе, призывались на действительную воинскую службу, лица в возрасте от 45 до 50 лет призывались на службу во вспомогательные подразделения. Вскоре под герб двухглавого орла устремились рекруты, а будущей весной было решено определить час принятия решения о войне. До этого времени не представлялось возможным довести численность армии до планировавшегося максимума в 400 тысяч человек. Как настойчиво доказывал министр финансов граф Иосиф Одонел, казна не выдержит напряжения. Такова была цена массовой армии, цена народной войны. Когда Наполеон пожаловался, что Австрия проводит чрезмерные военные приготовления, в то время как он держит всего лишь 200 тысяч солдат в Германии и Польше, Меттерних, к восторгу дипломатов, собравшихся на аудиенцию в Сен-Клу, ответил без тени волнения: «Не сомневайтесь, сир, что если вы ведете учет численности наших солдат, то мы тоже подсчитываем количество ваших».

Но пока Меттерних набирал очки своим остроумием в Париже, Штадион проигрывал в дипломатических битвах в Санкт-Петербурге и Берлине. Царь Александр предпочитал пока скорее эксплуатировать дружбу с Бонапартом, чем извлекать выгоды из его неудач в Испании. Царь решил, что безопаснее укрепить свои фланговые позиции в Финляндии и дунайских княжествах, чем идти на риск преждевременной войны с императором Запада. Поэтому он не только принял приглашение Наполеона участвовать в конференции в Эрфурте,