Пророчество - Питер Джеймс

Он промолчал. Затем вдруг показал на другой рододендрон с белыми воронкообразными цветами.

– Auriculatum, – произнес он.

– Ты учил латынь в школе? – дрожащим голосом спросила Фрэнни.

Эдвард некоторое время изучал растение, словно не слыша вопроса. Потом направился к густому кустарнику. Когда Фрэнни пробралась сквозь плотную стену кустов следом за мальчиком, через заросли тростника блеснула вода. Озеро было не меньше четверти мили в ширину и еще больше в длину.

Пройдя вдоль берега, они приблизились к жалкому лодочному ангару, выкрашенному белой краской, из-под которой в некоторых местах пробивался зеленый мох. Кое-где краска совсем облупилась. Эдвард с трудом потянул на себя трухлявую дверь. Они шагнули в темное сырое помещение. Паутина скользнула по лицу Фрэнни, и она дернула головой, отмахиваясь руками и чувствуя на пальцах липкие нити. В нос ударил неприятный грибной запах тления.

– Ты залезай первая и садись, – скомандовал Эдвард, указывая на узкую деревянную лодку.

Фрэнни была слишком взволнована, чтобы возражать, и покорно подчинилась. Она осторожно поставила одну ногу на дно лодки, стараясь не задеть весла. Лодка угрожающе закачалась, и девушка вцепилась рукой в борт, пытаясь сохранить равновесие. Потом перенесла вторую ногу и быстро села.

Эдвард отвязал лодку, толкнул вперед, запрыгнул на ходу, сел и вставил весла в уключины. Они выплыли из ангара на яркий свет – солнце уже вышло из-за облака.

Мальчик начал грести; Фрэнни чувствовала толчки под днищем маленькой лодки и слушала всплески весел. Затем Эдвард опустил весла, предоставив лодке плыть по инерции, и мысли девушки потекли в прежнем направлении – Джонатан Маунтджой. «Это новая няня?» Сара Генриетта Луиза Халкин. Плита из оникса на полу. 1963–1988…

– Надеюсь, ты не собираешься спать с моим папой?

Ее рот раскрылся от изумления. Эдвард сидел, наклонившись на один борт, лениво, без всякого выражения на лице глядя на воду. Она на мгновение засомневалась, не ослышалась ли.

– Что, прости?

Мальчик не поднял головы, непонятно было, слышит ли он ее. Его лицо оставалось безмятежным. Фрэнни не могла понять, кто же из них отключился от реальности.

Перед лодкой вынырнула рыба и тут же исчезла, оставив после себя маленький водоворот. Круги медленно расходились по воде, пока поверхность озера снова не стала зеркально гладкой – как будто ничего и не было. Накануне вечером в ресторане, говоря о математике и азартных играх, Оливер сказал, что монета не может помнить, какой стороной она падала в последний раз. Вероятность того, что выпадет орел или решка, всегда одинакова, независимо от того, сколько раз та или другая сторона выпадала раньше. Вода тоже ничего не помнит. Люди же запоминают все, иногда даже слишком много, сказал он. И временами трудно бывает трезво смотреть на вещи, как до, так и после того, как событие совершилось. Наш мозг постоянно выделывает всякие фокусы.

Она смотрела на маленького мальчика с умными карими глазами и грустным веснушчатым лицом и гадала, какую же шутку только что сыграл с ней ее собственный мозг.

Когда они вернулись с озера, Фрэнни совсем взмокла от жары, ее блузка прилипла к телу. Пройдя по аллее из гигантских буков, они вышли позади обнесенного стеной огорода. Солнце уже было не таким жарким, в воздухе, как последний сигнал одинокого горниста, раздавалось воркование голубя.

Фрэнни чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, Эдвард затеял с ней какую-то игру, в правила которой она не была посвящена. Она даже задала себе вопрос, действительно ли он делает это намеренно, чтобы поколебать ее уверенность в себе. Но для таких хитростей он, пожалуй, был слишком мал, ему ведь всего восемь лет. Перемены в его настроении совсем запутали ее. Все смешалось, не поймешь, где право, где лево. Фрэнни не могла найти с ним общий язык и не понимала, ее ли это вина или была какая-то другая причина. Она вспомнила о собаке и размышляла, где же та теперь и не была ли ее ярость намеренно спровоцирована Эдвардом, устроившим для нее весь этот спектакль. Но она решила, что это маловероятно, ведь все выглядело совершенно спонтанным.

В последние десять минут мальчик снова разговорился. Он расспрашивал ее об окаменелостях, и она объяснила ему, как определяют их возраст, воодушевленная его неподдельным интересом.

Когда они уже подошли к двери дома, он вдруг спросил:

– А ты умеешь играть в пинг-понг?

– Не играла уже сто лет.

– Давай сыграем.

Фрэнни улыбнулась, чувствуя себя немного утомленной.

– Хорошо, только недолго – я устала.

У него был такой озорной взгляд, что ей захотелось протянуть руку и потрепать мальчишку по голове. Но тут ей вспомнилось легкое раздражение Эдварда, когда то же самое сделал его отец. И что-то остановило ее; она не решилась.

Перед тем как начать игру, они оба забежали на кухню сделать себе по бутерброду. Фрэнни съела свой раньше и решила взглянуть на библиотеку. Эта на удивление маленькая и узкая комната, видимо, служила и кабинетом. Несколько больших, нарисованных от руки схем было пришпилено к стене над столом. Одна из них походила на родословное древо, другая – исписана математическими расчетами. Стены сверху донизу были заняты книжными полками. Фрэнни предпочла бы провести время здесь, а не играть в пинг-понг, но долг звал ее. Ее размышления прервал Эдвард, который, беспокоясь, как бы она не передумала, потащил девушку наверх по лестнице, а затем темным коридором мимо ее спальни. Возле следующей двери он бросил:

– Это моя комната. Потом покажу тебе, если хочешь.

– Спасибо.

Они миновали еще несколько дверей; дальше надо было подняться по ступенькам. Эдвард взобрался по узкой лестнице и оказался в просторном сумрачном чердачном помещении для игр, тянувшемся, по-видимому, во все крыло дома. Там находился теннисный стол.

Фрэнни довольно уверенно справлялась с игрой, хотя и проиграла. Пообещав Эдварду сходить завтра в ним посмотреть фруктовый сад, она извинилась, ушла в свою спальню и закрыла дверь. Она решила хоть несколько минут побыть одной.

Сквозь открытое окно Фрэнни видела, что стоянка опустела и билетная касса закрыта. Жук-долгоножка летал по комнате, натыкаясь на стекло и стены.

Надеюсь, ты не собираешься спать с моим папой?

Капля пота поползла по ее лбу, и она сунула руку в карман, но не нашла платка. Она порылась глубже, но карман был пуст. Фрэнни помнила, что вытирала пот со лба во время игры, и решила вернуться в игровую. Скудные лучи дневного света проникали через слуховые оконца, расположенные высоко, чтобы до них не мог дотянуться ребенок, и придавали помещению сходство с тюремной камерой.

За окном пролетела птица, ее тень скользнула по стене. Полная тишина обрушилась на девушку. Половица скрипнула под ногой, и она постаралась ступать осторожнее, чтобы Эдвард не услышал.

Платок лежал под столом. Фрэнни подняла его и отряхнула. Гнетущая комната, подумала она, представив, как мальчик играет здесь один. На глаза ей попалась лошадка-качалка, вероятно, еще времен королевы Виктории. Игрушка, наверное, находилась тут многие годы, и с ней играли поколения юных Халкинов. Оливер. Отец Оливера…

Она подошла к книжным полкам и взглянула на корешки книг. Вильям. Дженнингс. «Знаменитая пятерка». Бигглс.[8] Старые книги, с порванными обложками, а некоторые и вообще без них. Кое-что из этого она и сама любила читать: сказки братьев Гримм, «Шпрувельпетер», ежегодник «Орел» и «Большая пирушка».[9] Фрэнни заметила фотоальбом и вытащила его.

Он был тяжелый, она положила альбом на теннисный стол и открыла. На первой странице была цветная фотография голого младенца, который лежал на спине, раскинув ноги и руки. «Эдвард. 2 дня», – гласила подпись под снимком, сделанная от руки черными чернилами.

Фрэнни перевернула страницу из плотной бумаги. Она увидела несколько сделанных в больнице фотографий матери Эдварда, державшей малыша на руках. Девушка была зачарована Сарой Генриеттой Луизой, тогда еще совсем молодой, ее фотографии она уже видела в кухне. Фрэнни отметила ту же манеру держаться, те же классические черты, в сравнении с которыми, подумала девушка, ее собственная внешность довольно сильно проигрывала. Ей снова пришло в голову, что Оливер мог пригласить ее не потому, что она нравилась. Она листала страницы, наблюдая, как Эдвард подрастает. Фрэнни тщательно изучала снимки, пытаясь уловить выражение его лица, найти разгадку его странного поведения. И не нашла ничего.

Перевернув последнюю страницу, она обнаружила вложенную в альбом газетную вырезку. Заинтересовавшись, Фрэнни развернула ее. Это была страница «Мид-Суссекс таймс» от 10 августа 1991 года. Статья в середине полосы была обведена красным карандашом. Заголовок гласил: