Пророчество - Питер Джеймс

– Может, ты даешь хорошие советы, – предположила она.

– Нет, я просто умею выглядеть убедительно. – Он подошел к шкафу и достал две чашки.

– Сколько здесь прислуги? – спросила Фрэнни.

Он покачал головой:

– Никого.

– Никого? – Она была удивлена. – А та женщина, которая встретила нас, – миссис Дикден?

Оливер поставил чашки на стол.

– Миссис Бикбейн. Нет, она живет с мужем в деревне. Когда мне приходится уезжать, она остается с Эдвардом. Еще каждый день приходят четыре женщины, чтобы убрать в доме.

Он, прищурившись, посмотрел на конверт, вскрыл его пальцем, пробежал глазами письмо и бросил в мусорную корзину.

– А кто же готовит?

– Миссис Бикбейн или я. – Он ткнул себя большим пальцем в грудь, потом, повернувшись к кофеварке, выключил ее и наполнил чашки. – Боюсь, здесь все довольно скромно и даже примитивно. Все деньги уходят на содержание дома. Он очень долго был почти заброшен и теперь в совершенно отчаянном состоянии. Сахар или молоко?

– Черный, спасибо. А ты получаешь какие-нибудь субсидии?

– Совсем чуть-чуть – от фонда «Английское наследие» и местного совета, но это лишь часть того, что необходимо, небольшой взнос. – Он достал из холодильника бутылку молока и открыл ее. – Под северным крылом проседает грунт, это там, где выстроены леса. Чтобы подвести фундамент, необходимо три четверти миллиона. – Он угрюмо улыбнулся.

– Поэтому ты открыл дом для посетителей?

– С посетителей мы получаем не так много. Здесь бывает около шести тысяч человек ежегодно, по три фунта с человека; еще немного набегает от брошюр, чая, сувениров, но все уходит на зарплату работникам. Например, надо нанимать служителей для каждого зала. Но пришлось открыть дом для публики, чтобы можно было просить дотацию на ремонт, – мы получаем от этого примерно четыреста тысяч фунтов.

– А тебе нужно найти остальную сумму?

– Да. – Оливер пододвинул Фрэнни ее чашку. Он стоял напротив и смотрел на девушку с нежностью. – Спасибо, что приехала.

Она улыбнулась, тронутая его тоном:

– Спасибо, что пригласил.

Воцарилось теплое, дружелюбное молчание, и Фрэнни вдруг захотелось, чтобы Эдвард не приезжал, чтобы они были здесь одни.

– Ты унаследовал все это от родителей?

Он присел на краешек стола и подул в чашку.

– Мой отец передал мне дом, чтобы не платить налогов после его смерти, и переехал в маленький домик на ферме. – Оливер смотрел на поднимающийся от чашки пар. – Для того, чтобы избежать налога на наследство, он должен был прожить семь лет после передачи имущества. Но отец умер, не дожив двадцать четыре часа до того, как истекли эти семь лет.

– О боже! И тебе пришлось платить?

– Да, – он пожал плечами, – это было довольно обременительно. Я и сейчас продолжаю платить.

– Тебе пришлось что-нибудь продать?

– Две наши лучшие картины – Каналетто и Вермеера.

Он опустил плечи и прижал чашку к груди, будто заряжаясь ее теплом.

– Я считаю, что не должен распродавать эти вещи. Мне кажется, каждый, кто живет здесь, обязан сохранить все таким же, каким получил, и даже в лучшем состоянии. Я делаю все, что могу, надеюсь, когда-нибудь и Эдвард сделает все, что в его силах.

– Зан стоил бы очень дорого, если бы…

Зазвенел дверной звонок, и одновременно с ним раздался стук. Капитан Кирк пулей вылетел из кухни и помчался по коридору, яростно лая. Оливер поставил чашку на стол и вскочил.

– Это наверняка они! – произнес он и бросился открывать.

Фрэнни заколебалась, не зная, последовать за ним или остаться. Она услышала звук открывающейся двери и беспорядочный хор голосов.

– Эдвард! Эй, эй! Привет!

– Капитан Кирк! Здорово, Капитан Кирк! Хороший парень! Пап, знаешь что? Мы чуть не попали в аварию! Мы чуть не врезались! – Хотя Фрэнни всего один раз до этого слышала голос Эдварда, она сразу же узнала его.

– Да нет же, дурак! – произнес другой мальчишеский голос весьма настойчиво.

– Нет, правда, папа! Машина проскочила прямо перед нами. Нам пришлось очень резко затормозить.

– Машина была в миле от нас, дурак! Нам и вообще не нужно было тормозить!

– Привет, Клайв! – сказал Оливер. – Кэролайн! Вы все великолепно выглядите!

Фрэнни обратила внимание на фотографии, висевшие на стене, и подошла поближе. Там было несколько снимков симпатичной рыжеволосой женщины приблизительно ее возраста. Еще с одного снимка на нее глядели Оливер, мальчик, в котором Фрэнни узнала Эдварда, и женщина – вероятно, покойная жена Оливера, – стоящие у крыла небольшого самолета. Поражало сходство между мальчиком и женщиной. Не в силах сдержать любопытство, Фрэнни внимательно пригляделась к леди Шерфилд и отметила, что у нее были английские классические черты лица. Модный костюм для загородной местности. Фрэнни подумала, что может представить себе ее голос: звонкий, чистый, уверенный. И резкий?..

От фотографии исходило ощущение идиллии. Вся семья в сборе; может, собирались куда-нибудь вместе или просто позируют. Фрэнни снова взглянула на женщину, и у нее вдруг промелькнула абсурдная мысль, возможно ли по снимку предсказать смерть человека. Она отступила назад, испугавшись столь мрачной идеи. Фрэнни подумала, чем бы заняться, ей хотелось выглядеть достойно, если вдруг Оливер приведет гостей сюда.

– Мы смертельно устали, – произнес женский голос в коридоре. – Мимо отеля, в котором мы ночевали, без конца проезжали грузовики.

– Эй, папа, а я на обед ел улиток, – снова раздался голос Эдварда.

Фрэнни почувствовала себя неловко, невольно подслушивая чужой разговор.

– Нет, не ел, – произнес другой мальчик. – Это вообще были не настоящие улитки.

– Нет, настоящие. Не бывает ненастоящих улиток.

– Мам, ну скажи, что это ненастоящие.

– Хотите кофе или чего-нибудь выпить?

– Нам уже пора, – сказал мужской голос. – Мать Кэролайн ожидает нас к обеду.

– У меня для тебя сюрприз, Эдвард! – сказал Оливер.

– Что? Скажи!

Внезапно наступила тишина – словно Оливер что-то шептал на ухо сыну. От былой уверенности Фрэнни и следа не осталось. Она услышала шаги и повернулась. В дверях стоял Эдвард в белой футболке, джинсах и сандалиях. Его лицо загорело, на нем проступило еще больше веснушек; обгоревший кончик носа шелушился.

Глаза Эдварда распахнулись, а рот расплылся в улыбке, точной копии отцовской.

– Эй, ты та девушка с вокзала!

Фрэнни наконец расслабилась и улыбнулась ему в ответ, почувствовав прежнюю симпатию к мальчику.

– Точно.

Внезапно он посерьезнел:

– Мы чуть не попали в аварию.

– Правда?

– Какая-то женщина проскочила прямо перед нами. Дяде Клайву пришлось резко затормозить. – Он помолчал. – Это не настоящий мой дядя, но я зову его так.

– Как твои каникулы?

Он стоял, молча разглядывая ее, будто не слышал вопроса.

– Ужасное дело, – произнес женский голос в холле.

– Кто правил лодкой? – спросил Оливер.

– Сын Жан-Люка, Альберт. Вообще-то он довольно внимателен. Ты знаешь, как это бывает. Детям нравится править лодкой; Эдвард водил ее немного и Доминик. Дело в том, что взрослые надрались – устроили пьянку, оставив ребят одних.

– И никто не заметил плывшую?

– Девушка была довольно далеко, но погода стояла безветренная. Он должен был увидеть ее; он не дурачился и не баловался, но не может объяснить, как такое произошло. Бедный Жан-Люк в ужасном состоянии.

– А ты умеешь кататься на водных лыжах? – спросил Эдвард.

– Нет.

– Я могу кататься даже на одной лыже. Это просто здорово. Причем на одной лыже с самого начала. Доминик так не умеет. Он стартует на обеих, а потом одну убирает.

В комнату вошел еще один мальчик с толстым агрессивным лицом и неопрятными растрепанными белокурыми волосами, в яркой рубашке и шортах-бермудах. Он остановился на безопасном расстоянии от Эдварда и, злобно скривившись, закричал на него:

– Знаешь что? Ты колдун! Настоящий колдун! И настоящий дурак; и я больше никогда не хочу тебя видеть! Ты дурак, противный дурак! – Он подскочил к Эдварду, толкнул его в грудь и выбежал из комнаты.

Эдвард стоял не шелохнувшись, словно и не было никакого оскорбления, и Фрэнни восхитилась его выдержкой.

– Доминик испугался медузы и не стал купаться, – сообщил он как ни в чем не бывало.

В дверях появилась высокая привлекательная женщина. Она выглядела разгоряченной и утомленной путешествием; ее светлые волосы, повязанные яркой косынкой в цветочках, совсем спутались. На ней было помятое легкое платье. Выражение лица было надменным, и голос звучал точно так же: она говорила, растягивая слова и почти не разжимая губ.

– О, здравствуйте, – сказала она.

– Здравствуйте, – ответила Фрэнни, чувствуя себя несколько задетой.