Набор преисподней (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"

Не может быть, чтобы человек всего лишь наблюдал. Как будто не жил. Как будто ушел бесследно.

Помню, был в «Марсианских хрониках» дом. Брэдбери написал о его смерти рассказ. А про собаку в том рассказе сказал, что сдохла. Дом был живее, чем живое существо. Одушевленный.

А бабушки с дедушками? Здесь или в другом городе? А.

Мне подходит.

Я не читаю фантастику, но про дом интересно.

Мама сирота, папа теперь тоже, с 2002-го, бабушка ушла в феврале, мне кажется, она не смогла одна, без дедушки. Т.

Наблюдатель не собрал бы моих самолетов. И ты уже оставил след, по крайней мере, в одной жизни. Если не считать семьи. А.

II

Тим замолкает. Забирает с собой исписанный лист и оставленные ему «Марсианские хроники».

Всю неделю у Стаха внутри сквозит чужим одиночеством. Его раздражает. Ему нужно что-то сделать. Закрыть окно, прогнать ветер, задернуть портьеры, выключить свет — и не видеть в другом его обнаженных полок — навсегда замолчавших.

III

Где-то на неделе заболевает Архипова, ответственная за классный журнал. Так что все утро его теряют, забывают, оставляют где-то в коридоре. Вот и теперь: третий урок — журнал пропал бесследно. Антоша рвется нести, но отправляют Стаха.

— А можно с ним? — не теряет надежды.

— Может, еще всем составом? — интересуется Сахарова.

Стах не против Антоши-посыльного, но идти самостоятельно не против тоже. Он за любой движ и кипиш, включая голодовки.

Стах закрывает за собой и пружинисто шагает по коридору. Что-то знакомое на пути. Пружина становится туже, а шаг — реже. Стах застывает.

Вот стоит «гуманитарная душа Лаксин». У окна. Скучает. Не торопится на урок. Но он никогда не торопится, это в порядке вещей.

Стах встает рядом с ним, словно окно — картина великого живописца. Тим замечает. Сцепляет руки в замок. Стах с видом знатока заявляет полушепотом, чуть склонив к Тиму голову и не отрывая взгляда — от главного:

— Забавно, да? До дома — рукой подать, а ты не можешь выйти через открытое окно, потому что через закрытую дверь не пускают.

— Оно открыто?..

— Сейчас проверим.

Стах порывом подходит к окну и справляется с нижней щеколдой. Оглядывается на Тима, очень довольный, и забирается на подоконник. Тим с него то ли в шоке, то ли в ужасе. Просит:

— Арис, слезай…

И осматривает коридор на наличие преподавательского состава. Но верхняя щеколда уже готова тоже. Стах открывает створку первой рамы и добирается до второй.

— Арис, что ты делаешь?.. — шепчет Тим пришибленно. — Перестань…

Но Стаху уже горит — вытворить что-нибудь безумное, чтобы Тим — обалдел на месте, как будто тому нужна причина — тормозить.

— Арис… — и Тимовы попытки воззвать к его рассудку только наоборот толкают — вниз.

Стах действительно слезает — в сугроб. Тим не верит, что он это сделал, перегибается через подоконник, смотрит на него сверху вниз. Шепчет одними губами:

— Сумасшедший…

— Давай быстрей, а то тебя засекут!..

Тим в ужасе мотает головой.

— Не дрейфь, Котофей, слезай. Быстрее. Ну же.

— Минус двадцать…

— Да, не месяц май. Быстрее!

Тим осматривается снова. Вот он слабо хмурится и поджимает губы — и на лице его отображается мучительный мыслительный процесс. Вот он еще раз пробует оглядеться. Вот он чуть отходит назад. Возвращается.

— Залезай обратно. Где твой рюкзак? Тебя потеряют…

— Наплевать. Идем.

— Куда мы пойдем? Без курток, по сугробам?.. Арис, не дури…

— Котофей, не трусь.

— Вот мы вылезаем померзнуть. Что дальше? По домам?

— Меня не пустят, — усмехается. — Раньше времени.

— Тем более, — шепчет Тим, тянет ему руку, — забирайся обратно.

— А ты хочешь остаться со своими любимыми одноклассниками? Что ты опять сопротивляешься? Я предлагаю тебе авантюру. Как будто ты сам не прогуливаешь. Давай, вперед.

— Ты заработаешь воспаление легких — залезай обратно, — голос у Тима становится увереннее с каждым протестом, но Стаху позарез — уговорить его.

— Какое еще воспаление легких? Что ты выдумал?

— Все, Арис, заканчивай.

— Останусь стоять здесь, — скрещивает руки, — пока ты не спустишься.

Тим оборачивается снова, хмурит брови в тихом отчаянии — перед его упрямством, машет уже заледеневшими на холоде пальцами в воздухе.

— Арис, пожалуйста.

— Молодой человек! — доносится из коридора чей-то голос.

У Тима округляются глаза. Потом угнетенно закатываются. Он шепчет: «Тебя здесь нет, пригнись». Стах застывает с возмущенным выражением лица.

— Зачем вы открыли окно?!

— Я не открывал…

— Отойдите.

Стах все-таки пригибается. Это зам по учебной части. Она пытается захлопнуть створки — и те ей поддаются. Потом заставляет Тима задвинуть все щеколды. Трудно понять, как он реагирует, потому что он, скорее, отсутствует при всем этом безобразии.

Теперь не слышно, о чем они говорят. Стах пытается подсмотреть, что там, и тут же прячется обратно. Да, отличная идея — высовывать свою рыжую голову, на белом фоне-то ее не видать.

Зам забирает Тима. Стах стоит еще несколько минут под окном. Мороз кусает за обнаженные руки. Снег тает в ботинках…

Стах уже представляет, как отреагирует вахтерша, когда он явится через главный вход, и отрапортует: «Искал классный журнал. В сугробе». Классный журнал…

Стах оглядывается. Как бы ему добраться до расчищенной дороги? Только если скакать по сугробам сайгаком. Но он не скачет — он пытается держаться ближе к стенам, под окнами, поэтому передвигается чуть наклонившись, медленно. И по дороге заодно недоумевает, зачем ему такое вытворять — без Тима.

IV

Минут через пять окно снова щелкает, и Стах замирает. Смотрит: тонкая фигурка долго возится со створками. Настолько долго, что Стах успевает вернуться обратно. Тим опускается на подоконник на колени. Разглядывает — это Стах научился понимать странное движение поломанного фокуса глаз. Тянет белую руку:

— Замерз? Залезай.

Стах хватает его и тащит на себя.

— Арис…

— Пошли скорее, пока я не заработал твое это воспаление легких. И пока никто опять не засек нас.

Тим тщетно пытается вырваться из цепких пальцев температуры окружающей среды и упирается в раму свободной рукой. Сопротивляясь, чуть не хнычет.

— Арис, да пожалуйста!.. Что ты такой упрямый?..

— А ты?

Тим валится на Стаха. Тот успевает удержать, задевает ледяным ухом чужую щеку. Тим отстраняется, все еще держит его за плечо, говорит убежденно:

— Ты заболеешь.

— Наплевать.

— Ты весь дрожишь.

— Давай, Котофей. Пойдем.

— Дурак… — выдыхает Тим несчастно.

Смотрит на него — озябшего. На краснющий нос, заалевшие уши, лихорадочный румянец. И, наверное, в какой-то момент все-таки осознает: Стах скорей замерзнет насмерть, чем отступит.

Тим освобождается от его хватки и спускается сам. Запирает за собой окно. Ежится. Идет. По сугробам. Вдоль стен. Мрачнее мрака.

— А куда это зам тебя уводила?

— Я за ключами ходил… — отвечает Тим без охоты.

— За какими ключами?

— От дома…

— Они были в куртке? — усмехается. — Зачем ты тогда опять ломался? Удовольствия ради?