Набор преисподней (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"

Тим умиряет улыбку, спрашивает тихо:

— Ты поэтому бегаешь?..

— Только не обижайся, — просит.

— Но только поэтому?..

Стах застывает под этим вопросом уязвленным. Не только. Запреты есть не только снаружи. Но он не знает, как объяснить. Зачем-то говорит:

— Я думаю, что это не по-настоящему. Может, это я какой-то не такой…

— Почему?.. не по-настоящему?

Эффект от сдуру ляпнутых слов — поразительный. И Стах к тому же ни разу не в курсе — не смотрит.

— Потому что я… — и стихает.

Если бы он знал, как это работает, его бы не грызло. Если бы он произнес вслух то, что складывалось в голове из обрывков чужих фраз и отголосков ситуаций, он бы удивился, насколько это — надуманное. Но достать на поверхность сложнее, чем прятать. Так что у него по теням сидит куча демонов. Только потому, что он не решается — вывести их на свет, где они рассеются.

— Тиша, я не могу.

Он сказал это. Он признался. Он ждет, что Тим встанет и уйдет.

Тим сидит напротив притихший и побледневший, как будто ему только что влепили пощечину. Или не только что. А на моменте, где у них «не по-настоящему».

— Тиш?..

Тим усмехается и говорит с осознанием:

— Я дурак, — потому что, наверное, уже намечтал.

И только затем поднимается, только затем уходит. Оставляет с этим наедине. Но с этим — это с чем? С чувством утраты? Чего-то, что даже не случилось?

Стах добела сжимает пальцами руки. Ненавидит все это межличностное. Чтоб оно провалилось.

III

Стах стучится к Тиму в комнату осторожней обычного. Боится услышать или хотя бы получить намек, что он плачет. Но Тим не плачет. Стоит у окна, вертит часы, смиряется.

— Я ухожу, — говорит Стах.

Тим слабо кивает. Потом до него доходит, и он заторможенно оборачивается.

— А… Я… провожу тебя…

Это не так страшно. Кажется, что не так страшно. Не поссорились. Никто не хлопает дверями. Никто не бросается в обвинения. И почему тогда саднит внутри, как после взрыва?..

— Тиш…

Тим замирает в ожидании, а Стах не знает, как спросить, все ли у них будет в порядке.

Тим мучает часы и защищается слабой улыбкой, чтобы спросить:

— Ты больше не придешь?..

— Приду, — мгновенно отзывается, хватается, как за соломинку. — Если можно. Если ты не будешь против.

— Нет… — с проглоченным «кажется»

Тим слабо мотает головой и отходит чуть назад.

Теперь Стах в безопасности. Ничего не угрожает его убеждениям, его положению или его чувствам, никто не посягает на его губы, руки, на него всего. Он выходит за дверь со своей этой дружбой, с разрешением на встречи. Он свободен ото всего, что им мешало общаться. И он хочет повеситься.