Свободное падение. Дхамма встречи с неблагоприятным - Аджан Брахм

Мастер стал объектом невероятных домыслов и насмешек. Но он никогда не опровергал слова о том, что это его ребёнок, или всё более множащиеся слухи, которые появились, когда он принял ребёнка, – что у него есть ещё множество детей в окрестных деревнях. Он просто заботился о ребёнке и занимался своей работой.

Ребёнок рос под постоянным присмотром настоятеля и монахов монастыря, которые воспитывали его и учили буддийским ценностям, таким как ахимса (ненасилие) и любящая доброта. Иногда во время медитаций или ритуалов ребёнок засыпал. Монахи не возражали. Они просто позволяли ему это делать.

И вот однажды, когда ребёнку исполнилось семь лет, монастырь охватила тревога. Перед воротами монастыря появились тысячи солдат, окровавленных после недавней битвы.

Их предводитель, молодой генерал в полном облачении, выехал вперёд перед рядами солдат и приказал перепуганным монахам позвать настоятеля. Когда тот появился, генерал спешился. Затем появилась женщина, много лет назад отдавшая ребёнка настоятелю; она подошла и встала рядом с генералом. Монахи понятия не имели, что происходит. Неужели настоятелю сейчас отрубят голову? Это казалось наиболее вероятным исходом.

Но произошло совсем иное: женщина и молодой генерал пали ниц перед настоятелем, уткнувшись лицами в землю. Они плакали и каялись. Женщина призналась, что её ребёнок, конечно же, был не от настоятеля, а от молодого генерала. Оказалось, что женщина и настоятель монастыря были друзьями детства. Она была дочерью генерала, занимавшего очень высокое положение, который был хорошим другом предыдущего настоятеля монастыря, и она выросла, часто играя с самым любимым и одарённым учеником этого настоятеля. Молодой монах и девушка были очень близкими, очень хорошими друзьями, и старый генерал часто говорил дочери, что он бы очень хотел, чтобы молодой человек оставил монашество, чтобы стать его зятем.

Молодая девушка влюбилась в адъютанта своего отца и через некоторое время забеременела. Они думали о побеге, но знали, что старый генерал найдёт и убьёт их, а заодно и ребёнка. После того как ребёнок родился, старый генерал заявил, что не желает его видеть.

К тому времени настоятель монастыря, который был другом и духовным наставником старого генерала, умер. Новым настоятелем стал его любимый ученик и друг детства молодой женщины. Влюбленные знали, что старый генерал не посмеет тронуть настоятеля столь известного и уважаемого монастыря, в том числе и потому, что он питал к нему самые тёплые чувства. Поэтому, чтобы обезопасить ребёнка, они решили укрыть его в монастыре.

Недавно, как рассказывали они сквозь слёзы, старый генерал погиб в бою, после чего император назначил отца ребёнка главнокомандующим. И теперь они пришли, чтобы вернуть своего сына.

Настоятель выслушал этот рассказ спокойно и не перебивая. Когда они закончили говорить, он попросил одного из своих монахов, чтобы тот привёл мальчика.

«Это твои настоящие родители, – сказал он мальчику. – Тебе пора вернуться к ним и занять своё место в этом мире». В Китае дети не имеют права голоса. Возможно, что ребёнок хотел остаться с монахами. Кто знает? Со своей стороны, настоятель был полон сострадания. Он обнял мальчика, а затем повернулся и пошёл обратно в монастырь, чтобы вернуться к своей работе.

15

Возделывание поля ума

Китайские монахи носят штаны, потому что традиционно мы всегда должны были заниматься земледелием. Монастыри обычно располагаются в сельской местности, и монахи сами выращивают себе пищу. У нас в чань есть выражение нун чань, которое означает «земледельческая медитация». В текстах нашей традиции часто можно встретить такие формулировки, как «возделывание» и «поле ума», что показывает, насколько тесно она переплетена с земледелием. Пахать, убирать камни, рыхлить почву, сеять семена и присыпать их землёй; поливать, удобрять, пропалывать, прореживать, собирать! Монахов учили быть внимательными и осознанными во время выполнения всех этих заданий. Ритмический характер работы – повторяющиеся действия, выполняемые в полной тишине, – был практикой нун чань. Монахи научились не спрашивать, почему они должны заниматься сельским хозяйством. Они выращивали пищу, чтобы есть. Они были фермерами, чтобы выживать. Чтобы вести и развивать свою духовную жизнь, они медитировали в полях, так же как и сидя на подушках для медитации.

Я ощутил вкус этой практики, когда проходил обучение в тайваньском институте Фу Янь в Синьчжу. Можно сказать, что институт напоминал колледж, за исключением того что его студенты должны были заниматься уборкой и приготовлением пищи. Когда я жил там, нас было около сотни. Для своего пропитания мы обрабатывали небольшой участок земли. Зимой мы рубили дрова, чтобы нагреть воду в душе. Мы сами стирали свою одежду – эту привычку я сохраняю по сей день, – а также занимались столярным делом, электрикой, сантехникой и остальными видами техобслуживания.

В зависимости от расписания наши утренних дежурств мы просыпались в три или четыре часа утра. Спали мы на двухуровневых нарах, по шесть-восемь человек в комнате. Во время занятий мы изучали буддийские церемонии и ритуалы. Мы читали «Путь к состоянию будды» и постигали постулаты школы Чистой Земли, наставления бодхисаттве и комментарии Нагарджуны к «Махапраджняпарамита-сутре». Также мы читали комментарии школы тяньтай и випассаны и сутры Агам, изучали историю индийского и китайского буддизма и их основные тексты. У нас были семинары, на которых мы выступали с докладами. Одним словом, это было основательное, фундаментальное буддийское образование.

Я очень много трудился. Обычно я даже пропускал ужин, оставляя себе от обеда маленькую булочку и съедая её вечером. Моим спутником была Дхарма – Учение. Она составляла мне компанию. Это была чистая жизнь. Очень простая. Я работал на небольшом земельном участке, принадлежавшем институту. Мы выращивали сладкий картофель, морозоустойчивую культуру довольно невзрачного вкуса, которая зато не требовала особого ухода и была весьма питательной. Также у нас росли капуста, шпинат и бок-чой. Именно во время этих первых робких попыток погружения в нун чань я начал развивать понимание практики осознанности, которой я учу до сих пор: где бы ни было тело, там находится и ум; что бы ни делало тело, ум тоже делает это. Ум и тело – в гармонии друг с другом.

Нун чань учит нас выращивать растения с умом, соединяющим всё воедино. Мы едины с посевами и стихиями, с нашим трудом и другой деятельностью, которые являются источником и поддержкой нашей жизни. Процесс выращивания нельзя ускорить, и каждое растение отличается от других. Чтобы оно расцвело, мы должны ценить его на его собственных условиях. То же самое происходит и тогда, когда мы находимся в зале чань, – каждый из нас созревает по-своему и в своём собственном темпе.

Чань называют «особой передачей, вне писаний, не основанной на словах и буквах». Нун чань