Ассасин Его Святейшества - Тим Северин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому я был удивлен, когда посредине утра мой спутник вдруг остановил своего коня и остерегающе поднял руку. Сейчас вести вьючную лошадку был мой черед, а потому, едучи следом, я мог только остановить свою лошадь рывком удил, иначе она въехала бы в круп коня Беортрика. Вглядываясь вперед, я не различал ничего, что могло бы показаться необычным. Навстречу нам ехала пустая арба, запряженная двумя волами.
– Что случилось? – спросил я.
– Тихо! – шикнул на меня мой спутник.
Я не слышал ничего, кроме скрипа деревянных колес на осях и постукивания арбы, медленно катящейся по неровной дорожной поверхности. Сидящий впереди погонщик, разморенный на солнышке, дремал под своей широкополой соломенной шляпой, накрененной вперед, а голова его свисала на грудь.
И вот издалека, вначале очень тихо, до моего слуха стал доноситься размеренный стук одинокого барабана, басовитый и траурно-грозный.
Беортрик нахмурился и отрывистым кивком указал, чтобы я ехал за ним следом. Он свернул с дороги в сторону, и вскоре наши лошади уже взбирались вверх по узкой стежке, что вилась через буковый лес. Дальше мы выехали на небольшой пригорок, с которого открывался вид на дорогу. Здесь мы спешились, привязали лошадей к деревьям и пошли вперед, покуда вид на окрестность не сделался отчетливым. Яснее стал слышаться и бой барабана – стойкий, медленный и неуклонный.
Примерно полумилей ниже на дороге показалась цепь вооруженных всадников. По дороге они ехали неторопливо, степенным шагом. С нашего места обзора было видно, как прочие ездоки на дороге торопливо скатываются к обочинам и безропотно ждут, когда конная процессия проследует мимо.
– Кто они, по-твоему? – спросил я своего спутника, непроизвольно понижая голос: эта сцена казалась мне несколько зловещей.
– Выясним в следующем городишке.
Кавалькада приблизилась, и я насчитал в ней, по меньшей мере, сорок всадников. Барабан, с полтуаза в поперечнике, везли на небольшой двухколесной повозке впереди процессии. Стоящий в полный рост барабанщик выбивал один и тот же гулкий сигнал, требуя освободить дорогу. А по центру колонны, окруженная всадниками, катилась большая крытая повозка, которую тащили три пары тягловых лошадей. Сверху повозка была накрыта паланкином в красную и зеленую полосу, а под ним находился единственный предмет: что-то вроде короба, задрапированного в ту же красно-зеленую материю. Такая же раскраска повторялась на конских попонах и вымпелах копий.
Проход процессии занял не меньше получаса, после чего заунывный ритм, отдаляясь, стал понемногу стихать. Лишь после этого Беортрик отвязал наших лошадей, и мы спустились с холма, чтобы продолжить путешествие.
Следующее поселение представляло собой скромное, но удобное место для постоя, где на въезде у обочины ответвлялся ручей, который впадал в большущее выдолбленное бревно, служащее скоту для водопоя. Были здесь также таверна, различные постройки и сараи, а еще лавка с добротного вида одеждой и обувью. На табурете возле двери в таверну сидел сапожник, менявший на сапоге подметку. Рядом сидел и владелец сапога, какой-то ратник: вытянув перед собой одну босую ногу, он держал в руке большую деревянную кружку, дожидаясь, по всей видимости, исполнения заказа.
Беортрик отлучился узнать, можно ли здесь где-нибудь купить овса, а я остался караулить лошадей. Ратник кивнул мне весьма любезно, и я воспользовался случаем спросить, знает ли он что-нибудь о проехавшей недавно процессии.
– Как же не знать! Это же был мой господин, маркграф Герольд, – ответил местный житель. – На пути домой.
Надо же, какая неосмотрительность! Предосторожность Беортрика сыграла скверную шутку: съехав с дороги, мы теперь будем вынуждены разворачиваться и догонять маркграфа – иначе письма ему не передать.
– Маркграф, кажется, по-прежнему заправляет аварской маркой? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
Ратник отер с лица шарфом дорожную пыль. Шарф у него был тоже красный с зеленым, изрядно вылинявший.
– Теперь уже нет, – неожиданно ответил он.
– Это почему? – опешил я, стараясь не выказывать разочарованности. Если такое произошло, то получается, что король без ведома Арна сменил своего родственника, управлявшего аварским приграничьем. Ну а если это так, то нам с Беортриком придется возвращаться к архиепископу в Падерборн и отправлять письмо уже новому хозяину марки.
– Почему? – как-то странно покосился на меня мой собеседник. – Да потому что мой господин умер. А процессия отвозит его тело обратно в Винцгау.
Я уставился на него в полной растерянности.
– Что произошло? – спросил за моей спиной подошедший Беортрик, который, судя по всему, услышал последнюю фразу.
Ратник бросил на него взгляд и, видимо, признал в нем сослуживца, поскольку сказал:
– Да вот, в последнюю минуту умудрился погибнуть на поле боя. Из-за промашки.
Беортрик сурово сжал губы:
– Маркграф? Не поверю. Он не из тех, кто мог допустить оплошность. Он бывалый воин, закаленный в боях.
– Супротив предателя защиты не бывает, – досадливо вздохнул солдат.
– Продолжай, – буркнул мой спутник. Впервые за все время в его голосе угадывались сочувственные нотки.
– Через границу перешла большая сила диких аваров, – стал рассказывать ратник. – Маркграф тогда призвал новобранцев и сплотил достаточную силу, чтобы выпроводить незваных гостей восвояси.
Краем глаза я заметил, как игла сапожника замедлилась. Он слушал.
– И вот маркграф выбрал ровное поле, чтобы мы могли выгодно использовать бросок нашей тяжелой конницы. С собой мой господин вывел свою личную стражу и пару сотен прирученных аварских конников. Им вменялось преследование врага, когда мы разобьем его главные силы.
– Я и не знал, что авары бывают ручными, – сухо заметил Беортрик.
– Это мы испытали потом, на своей шкуре, – сказал солдат. – Но они справедливо зовутся едва ли не лучшими всадниками на свете, а оплошность маркграфа была в том, что он счел: лучше, если они будут с нами, а не против нас.
– Так что же произошло? – спросил мой попутчик.
– Обе силы встали лицом к лицу, готовые к схватке. И вот тогда мой господин решил выехать перед строем и сказать речь для нашего ободрения. Обычная болтовня, которую через нашлемник толком и не слышно.
Ратник, словно удивляясь своему воспоминанию, повел головой из стороны в сторону:
– И вот заканчивает он говорить, поворачивается к врагу и поднимает руку, чтобы махнуть рукой к атаке. И тут вдруг пара так называемых ручных аваров вырывается из рядов и со спины пускает стрелы в него и в пару военачальников, что были рядом с ним. Стрелки авары отменные, это я вам говорю. Маркграфу стрела вонзилась аккурат между плеч, и его вышибло из седла.
– А что стало с теми двумя аварами? – спросил Беортрик.
– А они молнией метнулись мимо поверженного маркграфа и встали со своими собратьями, что стояли против нас. – Рассказчик досадливо плюнул. – Вот что бывает, когда набираешь в свои ряды изменников!
Я почувствовал, как мой спутник напрягся рядом со мной. Теперь было наглядно видно, что соплеменники-саксонцы его бы тоже сочли изменником.
– И что же битва? – спросил он. – Как она проходила?
– Да с битвой все в порядке, – ответил ратник. – У нас на них душа горела, все хотели отомстить. Маркграф был к нам добр. Мы прорубились к аварам в самый центр. Погнали их с поля прочь, только головы успевали с плеч лететь. Теперь они нагрянут к нам нескоро.
Он повернулся к сапожнику спросить, долго ли тот еще будет возиться, а я воспользовался возможностью отвести Беортрика в сторонку.
– Что будем делать? – спросил я тихо. – Поворачиваем назад и едем в Падерборн?
Саксонец озабоченно помрачнел.
– Ты как хочешь, – с непреклонностью сказал он. – Если хочешь, можешь поворачивать. А я поеду дальше. Мне за это плачено.
Я мельком глянул на ратника, остерегаясь, чтобы тот случайно не подслушал наш разговор.
– Письмо Арна адресовано лично маркграфу, и никому больше, – напомнил я своему товарищу. – Ты сказал, что нам для въезда в аварские земли должны были приставить конный отряд.
– Ты же слышал этого воина. Аваров только что разгромили, – возразил тот. – Если мы будем расторопны, напасть на нас они не посмеют.
Я, признаться, замешкался. Появляться перед архиепископом с пустыми руками и одновременно докладывать, что Беортрик отправился выполнять задание один, меня не прельщало.
Но что раздражало еще больше, так это надменность и презрение, с которыми на меня глядел этот верзила-саксонец.
– Что ж, хорошо, – бросил я. – Пойдем оба. Но давай условимся: уговорим того, кто теперь начальствует над границей, чтобы нам дали хоть какое-то вооруженное сопровождение.
– Если тебе от этого легче, – едко, с обидным снисхождением, усмехнулся Беортрик.
Рука моя потянулась за письмом Арна, которое я благополучно хранил за пазухой своей котты. Я вынул его и, не сводя со своего спутника глаз, порвал его перед ним на множество мелких клочков. Этот жест был отчасти направлен на то, чтобы показать мою решительность, хотя и бравада здесь тоже присутствовала. Не было необходимости говорить саксонцу: что бы ни было написано Арном в письме, оно наверняка таило для нас опасность, если бы с его содержимым ознакомился кто-нибудь, помимо маркграфа Герольда.