Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

Я молчал. Я как-то забыл об окружающей действительности, а она имела место быть. Слухи, сплетни, домыслы… И я – фаворит в забеге на приз для убийцы!

– Спасибо, Леша, – сказал я, чувствуя комок в горле. – Передавай всем привет. Не бойся за меня, все будет хорошо.

– Можно, я буду вам звонить? – спросил он напоследок.

Конечно, я разрешил. Он меня тронул, этот мальчик. Вот уж не ожидал от него.

«Возвращайтесь к вашим баранам, господин Дубенецкий, – сказал (сказало) alter ego. – Побузили, и будет! Новая любовь, новая жизнь, возвращение в институт… все это не суть важно. Может случиться так, что решать будут за вас. И капитан Алексеев ничуть не лучше Коли-старлея. Типичная пара, типичный прием – хороший следователь и плохой следователь. Как в цирке: клоун рыжий, веселый и радостный, и клоун черный – печальный и рыдающий».

Я представил себя рыдающим клоуном с раскрашенным лицом. Слезы текут по лицу, смывая краску, разноцветные капли падают на грудь… Плохо.

Я сидел на веранде, пытаясь читать. Но мне не читалось. Перед глазами стояла Анна. Я не понимал, что случилось. Я не понимал, почему она ушла. Почему ушла, не дождавшись, не объяснившись, не оставив записки, наконец. Исчезла, растворилась, растаяла. Я не мог найти ни малейшего объяснения ее странному поведению и терялся в догадках. Может, я ее испугал? Обидел? Нет! Утром мы пили кофе, и я подарил ей бирюзовые бусы моей мамы. Она обрадовалась, тотчас надела их. Я видел ее лицо, нахмуренные от усердия брови – она пропускает сверкающую белую каплю в колечко… Я чувствовал ее губы, чуть шершавые, с пленочкой, как у ребенка, ее податливое тело, запах ее кожи, прядки волос, щекочущие мое лицо…

Анна, Анна… Почему же ты ушла? Бежала как Золушка, как механическая женщина, оживающая раз в году на один день и одну ночь и убегающая в положенное время, бросая безутешного любовника. Даже туфельки не оставила… Не понимаю…

Во второй половине дня погода переменилась. Внезапно стало ветрено и холодно. Темные низкие тучи обещали дождь. Ну и прекрасно! Молодой зелени нужен дождь. Дождь, который смоет все следы. Я поплелся в кабинет. Заставил себя достать с полки книгу по истории английского языка, которую не раскрывал уже несколько лет, будучи занят экологией. Подержал в руке, положил на стол и сразу же забыл о ней.

Наверное, я уснул. Мне снилась Анна. Но не живая женщина, а кукла. У нее было плоское, ярко раскрашенное лицо, пронзительно-голубые фаянсовые глаза. На лбу и правой щеке краска отвалилась, и была видна желтоватая гипсовая основа. Один глаз был широко раскрыт, другой полузакрыт, видимо, ослабела пружинка в механизме, отчего казалось, что она подмигивает. Она пристально смотрела на меня широко открытым глазом и улыбалась двусмысленной неприятной улыбкой.

Меня разбудил гром. Было темно. Снаружи грохотала гроза. Первая весенняя гроза. За ослепительными стежками молний следовал оглушающий рев грома. Где-то хлопнула дверь, словно выстрел. Дверь на веранду! Я забыл ее закрыть. Я бросился в гостиную. Пронзительно пахнущий дождем и мокрой зеленью сквозняк ударил мне в лицо, и я задохнулся. Влажная ткань занавески вздулась пузырем и заскребла по полу. С трудом удалось мне запереть дверь – ветер рвал ее из рук. За ярким сине-белым шипящим разрядом молнии наступала на несколько секунд кромешная тьма, после чего следовал мощный раскат грома. И затем – оглушительная тишина, в которой не сразу проявлялся тяжелый равномерный шум ливня и порывы ветра, мотающего ветки деревьев. Я стоял около окна, рассеянно глядя на сад, периодически появляющийся в мертвом свете молний, на мокрые хлещущие ветки деревьев и тяжелые струи дождя, в которые, как в стену, с размаху ударял ветер.

Вдруг раздался звонок в дверь. Он показался мне оглушительным, и я вздрогнул. Галлюцинация? Нет. Звонок раздался снова. И снова. Кого принесла нелегкая в такую погоду? Может, не открывать? А вдруг Анна? Конечно, Анна! Больше некому! Я бросился в прихожую.

Дверь распахнулась, и тут же вспыхнул ослепительный разряд молнии, осветивший высокого человека в блестящей черной одежде до пят, стоявшего на пороге. Голова его показалась мне громадной, как котел, и на ней были рожки. Небольшие острые рожки торчали по обе стороны головы, чуть повыше того места, где полагается быть ушам. Я попятился. Тут же рявкнул чудовищной силы раскат грома прямо мне в ухо, и стало темно, как в преисподней. Сердце мое замерло, потом дернулось раз, другой, напрасно пытаясь восстановить сбитый ритм, в затылке неприятно кольнуло, колени ослабли. Если бы я сохранял способность мыслить образно, я бы сказал: тяжесть предчувствия сковала мои члены. Но я потерял способность мыслить не только образно, но и вообще. Стоял молча, с абсолютно пустой головой. Подозреваю, что у меня был открыт рот.

Добро пожаловать, Ваше Сатанинское Величество!

Я продолжал стоять в середине прихожей как парализованный, в кромешной тьме. Впереди виднелся высокий прямоугольник открытой двери – снаружи было светлее, чем в доме. Человека я больше не видел. Ветер швырял мне в лицо капли холодного дождя. Потом дверь с громким стуком захлопнулась и, казалось, стало еще темнее.

– Где тут у вас свет? – произнес резкий женский голос, и тотчас же вспыхнула люстра.

Передо мной в луже воды стояла высокая женщина в черном блестящем плаще. То, что я принял за рожки, было полями шляпы необычной конструкции из блестящей черной ткани в тон плащу. Даже в дождь шляпа выглядела элегантно. Видимо, была предназначена именно для такой погоды. С длинных мокрых волос женщины текло, макияж размазался, концы желтого шарфа жалко повисли.

– Ну и погодка! – сказала незнакомка. – У вас здесь всегда так? Или это в мою честь?

– Э…э… чем обязан? – проблеял я, приходя в себя.

– Чай, горячий душ и грелку в постель! – приказала женщина, проигнорировав мой вопрос и в упор меня рассматривая. Взгляд у нее был оценивающим и довольно неприятным. «Поворачивайся же!» – услышал я в ее тоне.

– Кто вы? – С гордостью я отметил решительные нотки в своем голосе. – Кто вы, черт возьми, такая?

– Я Мария, сестра Анны, – ответила она, расстегивая пуговицы плаща. – Где эта дура?

Очередной раскат грома как восклицательный знак в конце фразы. Три восклицательных знака!

Глава 15

Дела давно минувших дней

– Зовут меня Разумов Андрей Иванович, живу в Находке, приехал на свадьбу к Стасу Удовиченко, а тут такое… дело закрутилось, в голове не укладывается. И уехать пока нельзя, следствие. Я понимаю, а только… при чем здесь мы? Мы эту Лию и в глаза никогда не видели. Я за Ляльку боюсь, она у меня слабенькая…

У нас со Стасом бизнес был, консервный заводик, коптильня. В последний год мы брали в аренду две шхуны. Нас было трое – Стас Удовиченко, Серега Исаев и я. Мы с Серегой местные, еще пацанами дружили, начали свое дело, а Стас потом прибился. У него размах другой, вы, говорит, слабо крутитесь. Ну, и размахнулся.

Нет, я ничего, никто не виноват, все по-глупому получилось, я его не виню. У нас Самсон крышу держал, местный, сначала ничего, а потом наглеть стал. Я бы дал, чтоб не связываться. И мать говорила – дай, худой мир лучше доброй ссоры. Но Стас уперся, говорит: или мы их, или они нас. На войне как на войне. Вы, говорит, мужики, сядьте и подумайте: или они нас опускают, или как в Америке двести лет назад – за свое с ружьем. Мы с Серегой прикинули, прав вроде Стас. Значит, война.

Было плохо, а стало еще хуже. Я Стаса не виню, он хотел как лучше, но он не наш, мы бы сами как-нибудь договорились. Война так война. Только войны не было, нас сделали, как пацанов. Вскрыли сейф, забрали полмиллиона, и в тот же вечер Серегу убили. Прямо у дома. Из охотничьего ружья. Самсона в городе не было, его боевики – кто где, и все при свидетелях. Милиция особенно не напрягалась. Лучше бы мы заплатили. Как-нибудь утряслось бы. Мать Сереги слегла с сердцем и совсем умом тронулась. Отец у них пропал в море. Сереге тогда было семнадцать, а Ляльке всего четыре года. Дина Владимировна с тех пор как бы не в себе была.

А когда Серегу убили… она совсем плохая стала… Ляльку мы к себе забрали, Дину Владимировну в больницу свезли, там она и умерла через месяц. Лялька круглой сиротой осталась. Серега ей как отец был. У нас семья большая, брат, две сестры, все переженились, живут через дорогу, дети, племянники, Лялька и прижилась. А Стас уехал по-тихому. Посидели мы с ним в ресторане, мать не хотела его видеть в доме, говорит, если бы не он, Сережа был бы живой. Но я понимаю, Стаса вины тут нет, мы вместе решали. Я теперь знаю одно – всегда лучше договориться. Это, конечно, трусость, но жизнь дороже. А так – Серегу убили, денег нет. Стас звонил мне два раза – как дела, то да се. А мы с братом и зятьями начали новое дело, тоже рыба. На жизнь хватает. А тут Стас звонит, приезжай, говорит, женюсь, и дело есть. Я Ляльку в охапку и сюда. Мать говорила – не поедет. Она у нас домоседка. А Лялька возьми и согласись, мы даже удивились.