Рим или смерть - Лев Вершинин

Рано утром 1 июня в Рим прибыл посланец Удино с письмом, запечатанным тремя сургучными печатями. Письмо это застало триумвиров врасплох и повергло в полную растерянность. Одним росчерком пера Удино отменял подписанный договор и объявлял о конце перемирия. Однако и тут он не обошелся без лицемерного великодушия, за которым скрывался коварный план.

"Если ультиматум не будет принят и вы не сдадитесь, я начну военные действия. Но дабы живущие в Риме французские подданные могли спокойно покинуть город, я откладываю атаку до утра 4 июня", - предупреждал он.

У триумвиров для подготовки к обороне оставалось неполных три дня. Рим снова оказался во вражеском кольце, рушились все прежние планы и надежды. А время не шло - летело. И только один человек в Риме мог совершить невозможное и спасти республику - Джузеппе Гарибальди.

Узнав, что ему снова поручено защищать холмы Джаниколо, Гарибальди взорвался. Какого черта! Опять Розелли будет отдавать приказы и тут же их менять. Сейчас разумнее всего выступить всем войском навстречу французам, дать им бой в открытом поле. Там и коннице Мазины раздолье, и легиону обойти врага с фланга легче, ведь его волонтеры каждый кустик, каждое деревце, каждый холм придорожный знают! Так нет, Розелли решил защищать крепостные стены! А ведь это 19 миль в длину! И у нас всего-навсего восемь тысяч солдат! Да еще половина из них вчерашние ремесленники, виноградари, студенты. Французы их перемелют, как муку на мельнице.

Вне себя от гнева он пишет Мадзини письмо, короткое и недвусмысленное:

"Мадзини, вы спрашиваете меня, чего я хочу, и я отвечаю: республике я могу быть полезным только как неограниченный военный диктатор или как простой солдат.

Выбирайте.

Неизменно ваш Дж. Гарибальди".

Своему гонцу велел еще передать: если триумвират не примет его условий, он сложит с себя обязанности командующего районом Джаниколо.

Мадзини еще раз перечитал письмо, похожее скорее на ультиматум, и молча уставился в окно. По узким улицам галопом скакали вестовые, цепочкой тянулись солдаты, горожане сооружали баррикады из мешков с песком, бочек и связок дров. Римляне готовы биться до последнего. Все равно без Гарибальди город долго не продержится. Да, но попробуй его отговорить, он упрям, горяч и дьявольски самолюбив! Мадзини на минуту задумался. "Вот и взову к его самолюбию и гордости. И буду просить, а не приказывать. Только так можно его переубедить. Но как найти самые точные и нужные слова?"

Такие слова Мадзини нашел - он умел в своих письмах обращаться к самому лучшему, что было в человеке.

Когда гонец вошел в маленькую комнату одноэтажного дома на римской улочке делле Карроцце, Гарибальди, полуодетый, сидел на стуле. Военный врач Рипари обрабатывал ему рану. Морщась от боли, Гарибальди глядел, как врач осторожно отдирает прилипший к коже окровавленный бинт. Гонец остановился в нерешительности. Гарибальди поднял на него глаза:

- Хотите записаться волонтером? - спросил он.

За дни осады он привык, что к нему и днем, и даже ночью приходили люди всех возрастов и сословий с одной просьбой - принять их в легион.

- Нет, я с письмом от триумвира Джузеппе Мадзини, - ответил гонец.

- Наконец-то! - воскликнул Гарибальди. - Давайте его сюда.

Гонец протянул письмо и хотел было уйти, но Гарибальди его задержал.

- Подождите, может, я с вами передам ответ.

Письмо было длинным, на двух листах, и звучало оно как исповедь:

"Я с ума схожу от горестных мыслей. Мне даже хочется порой сложить с себя все полномочия и с ружьем отправиться навстречу австрийцам. Нет, так мы не спасем республику! Гарибальди, я на вашей стороне, и не моя вина, если ваш план контратаки штаб армии не одобрил. Поверьте, я устал от этих бесконечных препирательств, игры честолюбий...

А теперь вот и вы вздумали сложить с себя генеральские полномочия. В такой момент! Неужели вы оставите республику без вашего морального руководства?!"

"Ого, да он меня в моральные вожди произвел!" - воскликнул про себя Гарибальди.

"Скажите, что вам нужно для действительной защиты города, я все сделаю. Я исчерпал, кажется, все доводы. Но заклинаю вас, Гарибальди, спасите Рим и страну.

Ваш Мадзини".

Гарибальди был растроган - никогда прежде Мадзини не признавался в своей слабости и сомнениях.

- Передайте Мадзини, я буду защищать Рим до последнего, - сказал он гонцу. И, обращаясь к Рипари, добавил: - Завязывайте рану покрепче, доктор, завтра нам предстоит тяжелый день. А сейчас - всем спать!

Глава девятая

ГЛАВНОЕ - ВЫСТОЯТЬ

Спокойно спать ему не пришлось. Под утро в комнату с криком: "Французы напали на нас!" - ворвался Франческо Даверио.

Итальянская пословица гласит: "Волк меняет шкуру, но не повадки". Генерал Удино вероломно начал наступление за целые сутки до истечения срока ультиматума...

Ночь со 2-го на 3-е июня выдалась темной и ветреной. На всех четырех этажах виллы Памфили волонтеры спали, сложив ружья в пирамиды. Часовые у ворот парка уселись играть в карты, ведь раньше 4-го французы в атаку не пойдут.

Они пошли. Бесшумно подкрались к садовой стене, сделали подкоп и заложили мину. Мощный взрыв потряс воздух, и в стене возникла огромная брешь. В нее и устремились французы. Часовые схватили ружья и стали беспорядочно палить во тьму. Несколько ударов штыками - и волонтеры замертво рухнули на землю. А французы уже с двух сторон подбегали к вилле.

Римские берсальеры, разбуженные грохотом и пальбой, вскочили с постелей и увидели наведенные на них ружья и пистолеты. Лишь самым сметливым и ловким удалось выпрыгнуть через окна двух верхних этажей в сад. С криком: "Измена, к оружию!" - они помчались к вилле Четырех Ветров. Ее защитники успели разобрать ружья и встретили французских егерей огнем. Но французов наступала целая бригада, а обороняли виллу два батальона. По шесть французов на одного защитника виллы! Трижды сходились враги врукопашную, повсюду: в саду, у статуй и парапета, на мраморной лестнице валялись трупы. И некому было их убирать.

Не помогла римлянам их беспримерная отвага - слишком неравными были силы. Только горстка храбрецов сумела пробиться к вилле Вашелло, последнему опорному пункту перед крепостными стенами. Если падет и она, французы ворвутся в город и захватят незащищенный правый берег Тибра. Тогда дни республики сочтены.

Так бы и случилось, если б не Гарибальди.

Едва Даверио его разбудил, Гарибальди вскочил и начал натягивать сапоги, проклиная Удино на чем свет стоит.

- Беги в монастырь, буди волонтеров! - приказал он Даверио. Встретимся у ворот Сан Панкрацио.

Однако волонтеры уже были на ногах. Их подняла с постелей артиллерийская канонада - это французские полевые орудия с захваченной виллы Четырех Ветров повели прямой наводкой огонь по Вашелло. Причудливой своей формой вилла эта напоминала бриг. Римляне потому ее и назвали "Вашелло" - корабль. Сейчас этот корабль попал в беду. Ядра и снаряды успели разрушить колоннаду и пробить дыры в массивных каменных стенах. Вилла окуталась густым дымом, и ее защитники через окна верхних этажей стреляли наугад по вспышкам вражеских ядер. Счастье еще, что с бастиона Мерлуццо эмигрант Лавирон, командир батареи, посылал снаряд за снарядом по своим соотечественникам, ставшим его врагами...

С момента внезапной вероломной атаки французов прошло всего два часа, а французы уже заняли две ключевые позиции - виллы Памфили и Четырех Ветров. Чудом держалась только вилла Вашелло, но и ее французские батареи безжалостно и методично разрушали.

Гарибальди стоял на самом верху бастиона Мерлуццо и рассматривал в бинокль позиции французов.

- Генерал, - обратился к нему полковник Галлетти, - малейшее промедление нас погубит. Не отобьем виллу Четырех Ветров сейчас - вообще не отобьем.

- Знаю, - ответил Гарибальди, - вот подвезут патроны, и начнем контратаку.

Внешне он был совершенно спокоен, в нем словно копилась взрывная энергия для штыковой атаки, в которую он водил своих волонтеров сам. Он смотрел на виллу с уже разрушенными балконами и тремя огромными черными дырами на последнем, четвертом, этаже и понимал, как трудно будет взять ее штурмом. Мало того, что стоит она на высоком, поросшем деревьями холме, сама дорога от крепостной стены голая, без единого кустика. Да вдобавок узкая - одна повозка еле проедет. А дальше, за воротами виллы, - садовая аллея. Короткая, каких-нибудь метров четыреста, но все время вверх и вверх, до самой парадной лестницы. А еще надо выбить французов из всех четырех этажей. Такое и отборным частям едва ли под силу. У него же в отряде студенты, таможенники, юнцы из римских кварталов. Но виллу надо взять или погибнуть! Мы должны, обязаны показать всем, и врагам и друзьям, на что способны солдаты свободы. Или погибнуть. Это "или погибнуть" неотвязно преследовало его.

Ездовые на мулах подвезли патроны и снаряды для батареи Лавирона. Можно начинать!