Рассказы, повести, сценарии и другое - Наталия Небылицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где Сидоров?
– Тут я, Игорь.
– Почему до сих пор не переслал баланс?
– Так у нас Интернет накрылся, только-только восстановили, через пару минут получишь.
– Когда начнётся отгрузка очередной партии?
– Игорь, приезжай.
– Случилось что?
– Ну, не так, чтобы, но какие-то странности происходят.
– Поконкретнее нельзя?
– Можно, но не нужно.
– Ничего не понимаю.
– И не надо, приедешь, разберёшься.
– Завтра буду.
– Хорошо, но лучше бы сегодня.
– В 5 у меня встреча, а до этого баланс надо посмотреть. В ночь поеду. Ты где будешь?
– На фабрике. Жду.
11. Натура. Ночное шоссе. Игорь за рулём машины. Включает магнитофон. Хрипловатый, усталый голос произносит: «И никогда не убивайся обо мне. Помнишь, о чём мы грезили? Исполни наши мечты. У тебя получится, всё, всё получится! Только не бросай задуманного. Ради меня…». Справа у дороги: указатель «Сосновый бор». Машина сворачивает. Вокруг чёрный лес. А голос продолжает: «Вот тебе мой последний подарок – стихи только дописала, хватило сил, даже рука не дрожала. Послушай, любовь моя! В огне сгорает всё.// Шипит и испаряется ручей.// Горит сосна и гибкий тальник.\ Избушка, дом из старых кирпичей,// Кабриолет, автомобиль и сани,// Бессмертные творения поэтов,// Цветок и детская игрушка,// Мировоззрения и кредо,// Танк, миномёты, пушка…// В огне сгорает всё.// Тайга глухая и степной ковыль,// Хлеба, что сеяли мозолистые руки,// Корабль бумажный, крепкие фелюги,// И тополиный пух и сталь,// Вишнёвые сады и монументы,// Подвалы нищих и Версаль,// Солдаты, маршалы, корнеты…\ В огне сгорает всё.\ Правительства и страны,// Подонки, храбрецы, шпионы,// Червь дождевой и гордые орланы,// Колокола, мечети и иконы…// Всё, всё горит в огне!// Ему лишь память неподвластна// И вечная твоя душа.// Пусть языки его то рыжие, то красные// Всё пожирают не спеша,// Всё превратят в горячий пепел,// И пусть земля моя пропахнет дымом…// Но слышишь? Слышишь? Крыльев трепет,\ Да песнь без слов над росами седыми».
Свет фар разрезает тьму, мелькают по бокам дороги деревья.
12. Натура. Беговой круг возле конюшни. Вечер. Закат.
Ольга проходит мимо. Изрытая копытами земля. На горизонте медленно опускается солнце. Ольга останавливается, смотрит на солнце. Ей слышатся странные слова, произнесённые чуть хрипловатым, низким голосом:
«…Крыльев трепет, Да песнь без слов над росами седыми». Звук ниоткуда. Ольга видит жёлтый круг солнца, оно всё ближе, заполняет всё вокруг, меняет цвет и форму: словно кошачий глаз с чёрной, узкой поперечиной зрачка.
13. Ночная дорога, машина Игорь подъезжает к воротам фабрики, мигает фарами, ворота медленно открываются.
32. Интерьер. Кабинет директора. Игорь и Сидоров листают бумаги, которые приготовил для него директор.
– Милое дело! Как ты такое, Сидорович, допустил? И мне не сразу сообщил?
– Смотри – вот факс о возврате партии, помечено вчерашним числом, здесь и время указано, 14.20. Я немедленно связался с магазином, там утверждают, вся партия заражена.
– И как они обнаружили?
– Им позвонил какой-то тип, не назвался, предупредил, доброхот сраный! У них одна работает, не баба, гений в юбке, между прочим, доктор наук, мы по её книжкам учились. Что творится, Игорь, что делается! Всю науку уничтожили…
– Опять запричитал! Давай ближе к сути. На лесопильню кого-нибудь командировал?
– Сначала решил с тобой посоветоваться. Есть кандидатура, мой сокурсник бывший. Парень порядочный. Готов выехать завтра утром.
– Отлично. С лесничеством связался, вдруг все делянки заражёны?!
– Уже. Они на той неделе проверяли, полный порядок. Ни листоедок берёзовых, ни хрущей, не усачей-дровосеков, ни короедов, ни златок – ни одного вредителя. Эти жуки развиваются…
– Ты ещё лекцию надумал читать, чёрт возьми?! А заразить уже готовую продукцию возможно?
– Всё в этом мире возможно, – проборматывает Сидоров, – узнаю, перекопаю все свои старые конспекты, поговорю кое-с кем.
– Резвее поворачивайся. Сейчас пойдём по цехам, потом пригонишь мне начальника службы безопасности, пусть захватит резюме на каждого.
– Зачем?
– Посмотрим, кто из новеньких принят на работу за последние неделю-две.
– Да они у меня все наперечёт!
– Вот и покумекаем, кто есть кто.
33. Натура. Вечер. Конюшня.
Прислонившись к стене, стоит Ольга. На ней прорезиненный фартук почти до пола, большие резиновые перчатки до локтей. И то и другое в кровяных разводах и слизи. Ольга дрожит, втягивает со свистом сквозь стиснутые зубы воздух.
Из денника выходят Ким Кимыч и Док.
– Плачешь? – спрашивает Ким. – Ишь, мы какие нежные! Первый раз роды приняла?
– Она не плачет, – отвечает за Ольгу Аполлинарий, – она пробуждается.
– Спящая красавица, – смеётся Ким.
– Вы злой, очень злой! – произносит Ольга.
– Замолкни, глупая женщина! – раздаётся из-за стены конюшни голос Бенó. – Ничего не понимаешь! Иди лучше взгляни, как твой первенец мамку сосёт.
16. Интерьер. Конюшня.
Тонконогий, чёрный, с белой звёздочкой посредине лба жеребёнок. Ольга подходит к нему, гладит, что-то шепчет. Док наблюдает за тем, как меняется Ольгино лицо, как будто мягчает, даже лёгкая улыбка появляется. Ким и Док переглядываются, тихо выходят.
– Не мешай, – сердится Бенó, – это его первый завтрак. Лучше помоги убраться, вынеси на задний двор подстилку. Ну что застыла-то?
Ольга не возражая, собирает мусор, выносит.
– Малахольная, – ворчит Бенó ей вслед.
Ольга возвращается, берёт правой рукой мальчика за подбородок и тихо произносит:
– Смени-ка тон. Я тебе в матери гожусь.
– Ой, ой, ой, мамуля! Больше не буду, прости!
– Дурачок, – ласково трепет его волосы, но вдруг отдёргивает руку, резко поворачивается, выбегает.
17. Интерьер. Квартира Доктора. За окнами темно.
Ольга и Док на кухне, Ольга готовит завтрак, накрывает на стол, подаёт, садится напротив Доктора.
– Аполлон Аполлинарьевич, можно я буду звать, как все, а то очень длинно, мудрёно.
– Хоть горшком называй, только в печь не сажай.
– Какое имя жеребёночку дадите?
– Это у человеческих детёнышей всё просто, либо в честь святого, иль мамы-папы-деда-бабки, а то и просто, с потолка. А у нас, ой, какие проблемы. Хозяин скоро прибудет, сочинит имечко твоему первенцу.
Ольга резко вздрагивает, съёживается, шепчет:
– Не говорите так.
– Намаялась ты, видно, девонька! – Док хочет погладить Ольгу по плечу, но та резко отстраняется. Док меняет тему, – попроси Ким Кимыча научить тебя ездить на лошади, хочешь?
– Его? Нет, он злой.
– Ничего-то ты в людях не понимаешь. Ладно, пойдём-ка лучше, у меня обход.
18. Интерьер. Конюшня.
Доктор и Ольга заходят в денники, почётным эскортом их сопровождают собаки по имени Мальчики. Доктор осматривает коней. Вместо докторского саквояжа, у него перекинута через плечо большая сумка, в которой всевозможные мази, лекарства и специальные, широкие бинты. Лошади тянутся к нему, блестит влажный глаз одного из коней. Док бормочет:
– Ну, Гомер, полегче нынче? То-то, друг ситный, а как на дыбки-то вставал, а кто меня укусил? Стыдно теперь?! И не фырчи, пожалуйста, никто тебя не боится. Олюшка, – обращается старик к Ольге, – поговори с ним, сахарку дай, сейчас мне швы снимать надо.
Ольга достаёт из кармана кусок сахара, протягивает Гомеру, другой рукой с опаской гладит коня по морде. Доктор исподтишка смотрит, готовый в любой момент придти на помощь, но конь спокоен. А Ольга совсем близко приблизилась и тихо, еле слышно заговаривает:
– Не вздрагивай, не трясись ты, доктор больно не сделает, – сама того не замечая, она всё ближе и ближе к коню, и вдруг целует его в щипец, приговаривает, – детка моя, деточка моя!
Конь осторожно кладёт голову Ольге на плечо, жарко дышит, прядёт ушами. Ольга уже не шепчет, бормочет что-то бессвязное, даже воет, словно плакальщица на похоронах. Док внимателен, но не делает ни одного движения в её сторону.
Неподалёку в пустом деннике, чуть приоткрыв загородку, наблюдают эту безумную сцену Бенó и Ким.
Ольга обнимает коня за шею, даже раскачивается из сторону в сторону, бормотание стихает, вдруг очень громко кричит:
– Господи! Если ты есть, объясни мне!
Конь неподвижен, и, кажется, да, всего лишь кажется, что медленная, тяжёлая слеза стекает из его глаза. Ну, конечно, конечно же, это игра света.
19. Интерьер. Цех сборки мебели.
Игорь Нездольев и Сидоров разговаривают с несколькими рабочими.
Первый рабочий: Никого здесь не было. Только мы.
Второй: Чё говоришь-то? А на той неделе рыскал один, вынюхивал.
Третий: Дак пожарный.
Первый: И взаправду! Я и забыл. Их разе упомнишь, пчёлок-то ентих?! Что ни неделя, дань собирают.