Далёкий гром - Дант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва миновав станцию Санга, поезд стал набирать ход и дальше шёл со скоростью километров под семьдесят, нагоняя, насколько можно, расписание. Обитатели вагона угомонились и постепенно укладывались спать. В вагоне теперь стало тихо, только стук колёс раздавался за окнами. Дэк купил у проходившего через вагон буфетчика закусок и, поставив их на столик, стал ждать проводника. Когда совсем стемнело, старик пришёл. Поставил на столик бутылку недорого, но хорошего вина и спросил:
- Едем третьи сутки, а по имени друг дружку ещё не знаем. Как зовут тебя ?
- Дэк.
- Меня дядя Лито. Будем знакомы!
Он чувствовал, что старику надо выговориться с кем-нибудь, излить, что наболело за много времени. Случайный пассажир, к тому же похожий на сына, был лучше всего. Сначала разговор шёл как обычно о жизненных мелочах. После четвёртой стопки дядя Лито начал спрашивать его о том, что беспокоило всех и о чём говорить нельзя, однако люди всё равно говорили - правда, шёпотом и не со всяким, а только с теми, кому человек доверял... Однако и это грозило большими бедами. В лагерях десятки тысяч людей сидели только за такие вот разговорчики, поэтому дядя Лито начал издалека.
- Вот ты, Дэк, по всему, человек образованный; наверно, институт закончил?
- Не успел. С третьего курса призвали.
- Всё равно образованный. Не то что я. У меня-то всего-то четыре класса. Вот ты мне и расскажи, почему так получается... Людям терпежу уже нету. Как мухи дохнут... А солнышко наше ясное... Всё светит и светит, никак не закатится... Куда ни глянь, уж все ждут - не дождутся... Когда? Объясни... Если сможешь. Почему так получается? А мой-то парень с тремя ранениями с войны вернулся. А ему ни гроша, ни пенсии, ни спасиба даже! Департамент ветеранов - и тот ликвидировали. Не нужен он им. И мы все им не нужны... А детишки беспризорные... Это как?!
В глазах у него блеснули слёзы. Нет, он не кривил душой - что на сердце было, то и сказал случайному, почти незнакомому человеку.
Дэк не знал, что ответить: даже если старик был искренен, всё равно была опасность провала. Во многих поездах были установлены системы подслушивания. Пауза затягивалась. Дядя Лито, поняв, о чём он думает, сквозь навернувшиеся слёзы усмехнулся:
- Не подслушает нас никто. Который подслушивать должен, в своём купе пьяный валяется, в штаны уже надул... А и тверёзый бы был, тоже ничего не вышло б... Внук у меня страсть как радиодело любит. Ну как же сиротке не поспособствовать!? Ить не чужой, поди... Починил он енту аппаратуру... - и ядовито ухмыльнулся.
- И всё же неосторожно. Незнакомому человеку душу открывать. А вдруг он не тот, за кого вы его приняли?
В выцветших глазах старика загорелись тёплые огоньки. Морщинистое лицо растянулось в ласковой улыбке.
- Так уж и чужому?
Дэку действительно казалось, будто где-то он уже видел эту тёплую улыбку на морщинистом лице. Но где?
- Однако я-то вас не могу вспомнить.
- Правильно. А вот я тебя, Дэк, хорошо запомнил. Только имени не знал. Ты ведь тогда велел себя лейтенантом называть. Помнишь Восстание? Баррикаду на Сапёрной улице?
Он вспомнил. На третий день боёв Дэк по приказу Генерала возглавил отряд железнодорожников и рабочих 1577-го вагоноремонтного завода. Им пришлось сражаться с гвардейцами и полицией на подступах к Южному вокзалу и центральной сортировочной станции. Он хотел тогда отослать дядю Лито домой с баррикады, но тот наотрез отказался уходить и остался-таки третьим номером при станковом пулемёте. Через два дня Дэк убедился, что недооценил его темперамент. Тогда их позиции на Сапёрной в третий раз за сутки атаковал батальон полиции. После жестокого миномётного налёта полицейские вслед за тяжелым броневиком прошли через остатки баррикады и ворвались в развалины. На лестничных пролётах и у брустверов из мешков с песком закипели рукопашные. Дэк, отстреливаясь, случайно заметил через пролом в стене, как дядя Лито схватился с толстым, мордатым полицейским и с изумлением увидел, как полицейский с распоротым животом выпал в этот же пролом через десять секунд на мостовую с третьего этажа.
- Так что ты посоветуешь, Дэк? Что делать? Тут у нас в депо и на вагоноремонтном ребята-подпольщики агитируют. Те, что под Директором ходят, сулят к осени начать, к очередной годовщине. А те, что за Генерала, из другой ячейки, так те, наоборот, говорят - что ничего хорошего из этого не выйдет. Кого послушаться?
Дэк задумался. Что же ответить? Потом, пригубив рюмку, вина осторожно заговорил:
-- Как всё начнётся, можно, конечно, прийти. Из любопытства, за компанию опять же, но как стрелять начнут - сразу домой. Этой осенью много чего будет, да только не в нашу пользу... Раньше следующей весны это всё не кончится.
-- Эх...А я уж размечтался- губу раскатал! - сокрушённо проговорил дядя Лито и стал пристраивать ломоть ветчины на хлеб.
-- Здесь ничего поделать нельзя.Пока не созреет-ничего не получится-сочувственно констатировал Дэк, подумав с приятным удивлением - А ведь припекает людей. Выходит, что все эти причитания про пассивность и равнодушное молчание, про деградацию нации - чушь, отговорки трусов и бездарей. Люди готовы сражаться. Ну хотя бы многие.
За грязным окном стремительно проносилась тёмная, зубчатая стена леса, время от времени скрывая на мгновение звёзды.
-- Сына вашего я тоже вспомнил. У него кажется лёгкое повреждено было? - спросил Дэк.
Старик, мрачно взглянув в окно, тяжко вздохнул и надтреснутым голосом ответил:
-- Не только лёгкое. Ведь три ранения... Он, как всё навернулось, бодрился, но я думаю, что восстание его окончательно подкосило... За шесть месяцев угас... В последнюю неделю мне говорил что лучше бы к партизанам - ушёл, да тогда вы только в Медвежьих горах сидели. Тише воды ниже травы, год целый ничего не слышно было... Не то что нынче.- дядя Лито оживился и осторожно, боясь услышать плохое, спросил - Дэк, а весной, в Огненном урочище правда такие потери были?
-- Поменьше, но всё равно девятьсот восемнадцать погибло.
-- Эх... Гридо - немочь тараканья! - --> Свирепо [Author:пђ.п»] насупился старик.
-- Ничего... Война есть война. Сейчас у Генерала на Хрустальном плоскогорье больше четырёх тысяч человек под ружьём.
-- Ты гляди! А я то думал! - обрадованно вскрикнул дядя Лито, сразу приободрившись.
-- Ведь как вас там долбили... мне ить тоже под такой бомбёжкой пришлось побывать, и не единожды, в ту ещё войну. Знаю, какие после этого бывают потери... А вы молодцы, ребята, выдюжили!
-- Победы даром не даются- Дэк вспомнил нескольких друзей погибших на гребне Огненного урочища и помрачнел.
-- Ты не печалься, заговорил дядя Лито, вы ведь там... Такое смогли... ить за нас, за всех...Знал бы ты, милый, как тогда переживали... По ящику-то всё бомбёжки крутили. Как у вас на позициях земля кипела...А вы их - тараканью немочь!- У него на глаза навернулись слёзы. За нас, за сына моего! За восстание,За песчаный карьер у сто второго разъезда...За лагеря...За всё...- старик в сердцах стукнул кулаком по столу, так что посуда подпрыгнула жалобно звякнув.
Они замолчали оба. В окно вагона на них скорбно глядел кроваво-красный Зоран, стучали колёса на стыках рельсов, ритмично покачивался вагон. Дядя Лито шмыгнул носом, и смахнув слезу, проговорил
-- Давай, Дэк, помянем их...
По обычаю, не говоря ни слова, оба до дна, залпом осушили по стакану вина, и помолчав минуту, заговорили вновь. Старик, внимательно глядя на Дэка, спросил:
-- А когда... это... начнётся? Знак какой будет, или как?
-- Узнаете- не ошибётесь.
-- Может, и я старый на что сгожусь...- осторожно поинтересовался проводник.
-- Сгодитесь. Обязательно, только осторожность соблюдать надо.- Чуть улыбнувшись ответил Дэк.
-- Значит, не сейчас... Ну хоть адресок запомни - тоже улыбнувшись, сказал дядя Лито - Локомотивная, дом девять, квартира восемьдесят девять... Ежели чего надо - заходи Дэк.
-- Придёт час - обязательно, ответил Дэк, твёрдо взглянув старому железнодорожнику в глаза-И подскажу и попрошу.
Всё было сказано, всё что можно сказать. Старик засобирался.
-- Пора. Утром в столице будем. Спокойной ночи, сынок.
-- И вам тоже...
Они последний раз взглянули друг другу в глаза, и проводник, чуть помедлив, вышел из купе, тепло улыбаясь чему - то своему. Дэк проводил его взглядом и подумал:
" - Ну вот и ещё один подпольщик созрел. Сколько их, уставших бояться по всей стране? Не сосчитаешь... Упырю ловить не переловить."
До столицы оставалось часов восемь - девять. Надо было поспать, день предстоял беспокойный. Он скинул сапоги и лёг на нижнюю полку не раздеваясь. Сон пришёл не сразу. Он долго смотрел на огромное красноватое лицо Зорана, время от времени скрывавшееся за тёмной стеной леса, на звёзды, думал, с чего завтра начать. Уже засыпая решил: "Сначала к Столяру пойду, потом с Рахо встречусь, от него надо будет заглянуть к Ино - хоть и не в нашей организации, а всё равно жалко человека... может, жив ещё. Потом к Дане, уже под конец, поздно вечером. В штаб послезавтра пойду, там спешить некуда, успею. "