Четыре года в шинелях - Михаил Лямин

Дивизия набиралась сил. Утихомирились на время немцы. Зима им была не по нутру. В полках и батальонах снова шли ученья. Теперь уже на опыте боев.

Как праздник отметили двадцать четвертую годовщину Красной Армии. Получили посылки от земляков из родной Удмуртии. Получил подарок и командир дивизии - маленький пакет. Раскрыв его, комдив увидел красный кисет, пару белых шерстяных носков, платок с литовским орнаментом. Из кисета выпал листок ученической тетради. Крупным детским почерком было написано: "Дорогой советский воин! Прими скромный подарок от литовских ребят - учеников школы-интерната в селе Дебессы Удмуртской АССР. Вдали от родного края мы не видим войны, но знаем, что прекрасную литовскую землю топчут фашисты. Вспоминаем Литву. Скорее иди на помощь литовским братьям! Дебессы, Марите".

Письмо до глубины души взволновало комдива, уроженца Литвы. Он читал его несколько раз, рассказывал о нем солдатам и офицерам. Неизвестная нам эвакуированная литовская девочка Марите звала вперед, на запад.

Я обходил знакомых земляков. Говорили по душам. Встречи рождали новые узы товарищества. Дела погибших сливались с делами живых.

Стал политруком связист Степан Некрасов. Погибли его товарищи, покалечен был и он сам. Но связь продолжала жить. Связь в краю лесов и болот, в жестокие морозные дни. Насколько она была важной для живого организма дивизии!

- Что пишут из дома, Степан Алексеевич? - спрашивал я земляка.

- Неприятная новость, - хмурился Некрасов. - Убит на фронте наш писатель Петр Блинов.

- Как? Петя?

- А разве тебе еще не сообщили?

Петр Блинов, мой товарищ, автор талантливого романа "Пить хочется", гордость удмуртской литературы. Его знал и любил весь наш народ. И народ из тыла, через третьи или пятые лица, сообщил о его гибели и нам, в калининские леса. Как ни странно, первую весточку получил не литератор, а партийный работник. Значит, действительно для всех был дорог писатель Петр Блинов.

Вскоре пришла из Ижевска и вторая скорбная весть: погиб в боях главный редактор республиканского издательства Александр Николаевич Караваев. Его тоже знали и любили многие. Народу, не имевшему до революции своей литературы, были несказанно дороги свои, национальные таланты.

Смириться с этими потерями было нельзя, и не надо было с ними мириться. Они вызывали в нас воспоминания о прошлом, и это тоже заражало ненавистью к врагу, жаждой жизни.

Удивительное дело, среди нас, похудевших, хмурых, поизносившихся, появился вдруг розовощекий, одетый с иголочки Новаков. Да, да, тот самый "интересные разговорчики". Появился днем. Откуда, как, никто не знал. Обошел тыловые подразделения и через сутки лег в медсанбат. Нашему изумлению не было предела. Особенно возмущался Степан Некрасов.

- Вот подлец, симулянт несчастный. Пойду в политотдел, расскажу всю правду.

- Это не наше дело, - ответил ему один из друзей. - Новаков интендант.

- Но он же разлагатель.

- У тебя, должно быть, личные счеты с ним.

- Да, личные. Новакова надо послать на передовую.

- В этом разберутся без нас.

Но характер Некрасова был уже известен. Не так-то просто было уговорить его пойти на сделку с совестью. Он явился в медсанбат, взял в оборот врачей. Те сообщили, что у Новакова повышенное кровяное давление. Это еще больше возмутило политрука.

Он добился приема у командира дивизии. Выложил все начистоту. Не надеялся, что подполковник поймет его. Но тот сказал:

- Спасибо, политрук, за сигнал. Проверю и дам по заслугам. Правильно ненавидишь таких людей. Как настроение?

- Что-то надо делать, товарищ подполковник. Топчемся на одном месте, ответил Некрасов.

- Да, топчемся, - согласился комдив. - И в том не наша вина. Армия и тыл собирают силы.

- На солдат плохо действует окружение.

- Полуокружение.

- Мы делаем все, чтобы поддерживать боевой дух.

- Правильно. О положении дивизии и всей тридцать девятой армии знает Москва.

- Солдаты надеются на соединение с армией генерала Лелюшенко.

- Пусть надеются...

Комдив выполнил свое обещание - узнал о Новакове и принял контрмеры. Это стало известно в подразделениях и оценено должным образом.

Жизнь на войне. Она тоже складывается из мелочей, из взаимопонимания людей. Армия - семья, в которой есть родители и дети. И чем крепче и чище будет эта семья, тем она окажется жизнеспособнее. Один блудный сын порой может принести непоправимый вред.

Комдив без устали крепил свои связи с полками, батальонами, ротами и взводами. В нем было много общего с полковником Киршевым, но в то же время было и отличительное. Этим отличительным была неутомимость нового комдива, его стремление лучше узнать солдат. Отсюда - беспрерывные разъезды, беседы с подчиненными, желание вникнуть в каждую мелочь. Нет, это не было педантизмом, данью форме. Подобные отношения не были и панибратством. Комдив был в меру строг и требователен, но главное, умел войти в душу солдата, и это было его бесценным даром.

А на дворе был уже март. На тысячах километров от моря до моря шла великая отечественная война. И не было в этой войне главного и не главного фронта. Все фронты были главные. И везде стояли ощерившиеся враги, готовые в любую минуту просунуть голову в слабую оборону и снова попытаться приблизиться к Москве. Одна попытка не удалась. Враг может предпринять вторую и третью. Наша армия это знает и стоит начеку.

Мы - непокоренные

Немецкое радио трубит о непостижимых уму потерях советской армии в калининских лесах. Будто бы здесь чуть ли не каждый день окружаются и уничтожаются дивизии. Об этом мы узнаем в редакции дивизионной газеты, где есть приемник. Об этом пишут немцы в листовках, сбрасываемых над расположением наших частей.

А мы продолжаем жить и бороться. Правда, бороться не очень активно - не хочется без нужды терять людей, - но все-таки бороться. Пусть не думает самонадеянный враг, что с нами все покончено, что мы встанем перед ним на колени и начнем сдаваться в плен. Немцы на все лады расхваливают предателя генерала Власова, призывают переходить в его добровольческую армию, но на эту удочку нас не поймаешь. Родина заклеймит позором изменников. А пока наше дело бить и бить врага и его холуев.

Власовцы породили новые хлопоты у наших политработников. Хочешь не хочешь, а нельзя замалчивать о трусах. Сами солдаты просят рассказывать о них. Надо использовать это неприятное явление в нашей армии для закалки боевых рядов. Это не так-то просто делать.

Некоторые командиры и политработники чуть ли не шпионят за бойцами, чтобы они, не дай бог, не подобрали немецкую листовку и не прочли ее. Очень определенно высказался на этот счет новый комдив: