Четыре года в шинелях - Михаил Лямин

- Правду, и только правду, - подчеркивал Кожев, ставший в эти дни особенно близким солдатам. - Без паники и без шапкозакидательства. Каждому иметь свой маневр и верить в победу. Вызволение соседней армии укрепит наши силы, и мы получим возможность снова наступать.

А оставшись вдвоем с комдивом, Кожев говорил:

- Пиши, Дмитрий Андреевич, письмо домой. Я возьму твое, ты - мое. Всякое может случиться.

Это было в деревне Еленке. Комдив покорно выполнил совет боевого товарища. Он выглядел в последние часы перед прорывом усталым и сумрачным. У него не имелось точных разведывательных данных о том, что скрывается в деревнях Чернево и Ивлево и за ними, насколько прочны или слабы фланги противника. На подготовку к прорыву отводились одни сутки.

Бессильными оказались предпринять что-либо реальное артиллеристы. Было ясно - поддерживать пехоту огнем. Но куда и по каким целям наносить удар? Вчера .эта территория была нашей, сегодня ее захватил немец. Как он построил систему своей обороны? Кругом лес, маленькие деревушки, болота.

В такой обстановке началось наступление наших подразделений. Всем нужно было сделать молниеносный бросок. Поэтому и командиры, и солдаты находились в одних боевых цепях. Вместе с ними - комдив и военком.

Темная ночь. Люди лежали в снегу. Перед выходом на боевые рубежи они получили скудный завтрак без обычных ста граммов. Мороз пробирал до костей. Коммунисты и комсомольцы подбадривали бойцов.

Часовые стрелки приближались к заветному делению, когда в воздух должны взлететь условные ракеты.

- А мороз как в нашей Сибири, - произнес полковник Киршев, всматриваясь в туманную даль. Родом он был из Иркутска.

- У нас, в Удмуртии, наверное, такие же, - поддержал комдива Кожев.

- Да, зима нынче задорная.

- Покурим для бодрости, Дмитрий Андреевич.

Томительно тянулось время. Звонил командующий армией. Подбадривал, заверял, обещал.

Воздух с шипением разрезала ракета. За ней вторая. Дали десяток залпов артиллеристы. Не дожидаясь конца небольшого их налета, под свист снарядов поднялась пехота.

Поднялись комдив и военком. Отставать было нельзя. Быстрее вперед и вперед, на соединение с нашим северным соседом.

Вначале, после артиллерийских залпов, все было тихо. Наши пошли в атаку, не открывая ружейного огня. Да и не по чему было стрелять, перед глазами поле и, деревня, а за ними лес. Осторожно шагали комдив и военком, командиры и комиссары полков. Все шло как будто хорошо.

И тут словно вырвался из земли вулкан. Или наоборот, обрушился на планету весь звездный мир. Все окружающее в минуту превратилось в кромешный ад. Впереди, сзади, справа и слева наступающих одновременно легли сотни мин. Потом еще и еще.

Стало ясно, что противник открыл перекрестный огонь. Он пристрелял каждый метр горловины и нарочно не поставил здесь заслонов.

Знало ли об этом командование армии, посылая дивизию на этот прорыв? Доискиваться сейчас было некогда. Менять решение поздно. Отступать невозможно. Оставалось только вперед и вперед: к деревне, к лесу, к соседям.

Комдив кивнул военкому:

- Рассредоточимся, Андрей Ефимович. Ты бери правый, я левый полк.

- Согласен.

Комдив побежал. За ним отделение охраны. Немцы продолжали методично класть снаряды.

- Вперед! Броском! - крикнул что есть мочи командир дивизии.

- Броск-о-ом! - подхватили цепи его приказ.

Но и на следующем рубеже, и за ним, и совсем далеко раздавались взрывы. Стояли клубы огня, снега и земли. Дым застилал глаза. И главное, не было видно противника.

- Вперед!

- ...р-е-е-д, - повторяло эхо.

Комдив бежал рядом с солдатами, бежал и не мог придумать в сложившейся обстановке что-либо другое. Лучше встреча с противником лицом к лицу, чем эта страшная неизвестность.

И тут произошло непоправимое. Что-то сильно толкнуло в грудь, и комдив упал в снег. Смерть наступила мгновенно.

- Убит командир дивизии! - крикнул кто-то из бойцов.

Эта горькая весть покатилась по цепям. Долетела она и до Кожева. Он машинально схватился за грудь, где в кармане гимнастерки лежало последнее письмо Дмитрия Андреевича Киршева. Кругом продолжали рваться снаряды. Ад не прекращался. И если допустить сейчас панику, тогда конец.

Военком рванулся, увлекая за собой батальоны.

- Коммунисты, вперед! Его поддержал другой голос:

- Не посрамим дивизию!

Военком Кожев бежит вперед. Бежит, как молодой. Страшный в своем горе и в своей ненависти.

Деревня совсем близко. Значит, полцели достигнуто. Еще усилие, еще бросок.

И вдруг:

- Та-та-та-та...

Сраженный пулеметной очередью, военком рухнул в измятый снег.

Командование атакующими принял комиссар 1188 стрелкового полка Иван Самсонов, любимец удмуртских воинов, бывший заместитель народного комиссара республики. Комиссар-хозяйственник оказался на войне достойным политическим комиссаром. Вначале он был комиссаром медсанбата, потом комиссаром стрелкового батальона. Сейчас на него выпала, должно быть, самая тяжелая задача.

Военком был тяжко ранен. Он хорошо знал комиссара Самсонова и любил его. Слыша, как комиссар отдает распоряжение санитарам о его, Кожеве, охране, он сказал ему:

- Спасибо, Ваня. Будь жив!

- Прощайте, Андрей Ефимович.

Комиссара дивизии с поля боя вынес боец-разведчик Семен Соболев до деревни на волокушах, а потом уложил в розвальни, укрыв тулупом.

Бой продолжался. Нет конца полю. И деревня, что впереди, будто отодвигается назад. Из нее летят огненные трассы, жестоко разя поредевшие цепи наступающих.

Вот убит и комиссар Самсонов. Его место занял другой ижевец, комиссар Ожегов. Вскоре ранило и его.

А снаряды и мины рвались без умолку. За лесом пикировали самолеты. Где-то рядом шумели танковые моторы.

- Алеша, - крикнул бежавшему рядом Поздееву Александр Белослудцев. Если меня... не забудь.

- Что ты, Саша, - собрав последние силы, отозвался Поздеев. - Выживем. Вот еще немного... В этот миг упал лейтенант Белослудцев.

- Сволочи! - вскипел разъяренный Алексей. - Коричневая чума. Ну, погодите.

Его огромная фигура поднялась над полем во весь рост, это придало солдатам новые силы. Но тут налетели самолеты и начали пикировать так низко, будто намеревались протаранить наступающие полки. Одно пике за другим. Мелкие, словно игрушечные, бомбы. И беспрерывный свинцовый ливень.

Смертью героя пал Алеша Поздеев, мой незабвенный друг. Сложили головы десятки других моих хороших товарищей. Смертельно ранен начальник штаба дивизии майор Михаил Васильевич Щербаков.

И все-таки мы сделали свое дело. Пусть не судят нас строго потомки. Пусть не ищут в наших действиях ошибок. Мы сделали в ту серую февральскую ночь все, что могли. Отвлекли внимание ворога на себя. Дали возможность более успешно выполнить поставленную задачу нашему последнему, третьему стрелковому полку. Вы помните, я сказал выше, что слева от основных сил прорыва, у деревни Федоровки, был выставлен 1190 полк, тот самый, которым совсем недавно командовал майор Ганоцкий. Сейчас его возглавлял старший лейтенант Григорьев, наш старый знакомый, ветеран дивизии.