Без аккомпанемента - Марико Коикэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ватару во время наших встреч был невозмутим, слегка небрежен и производил впечатление очень усталого человека. Казалось, он совершенно не может расслабиться. Я, скорее всего, выглядела так же.
Про себя я надеялась, что Ватару, как и тогда, снова начнет заигрывать со мной, но в то лето он ни разу даже не попытался сделать так, чтобы мы остались наедине. Зато в тех редких случаях, когда Эма начинала стрелять глазами в Юноскэ и делать какие-то завлекающие жесты, я уже приходила в волнение, поскольку, если бы они с Юноскэ ушли, то мы с Ватару остались бы вдвоем.
Однако как Эма ни старалась, как сладко ни звучал ее голос, Юноскэ продолжал торчать в кафе, не давая нам с Ватару никакого шанса. Если мы и выходили на улицу, то только все вчетвером.
Так было и в тот послеобеденный час, в день сэндайского праздника Танабата[32], который называют одним из трех самых больших праздников региона Тохоку. Выстроившись плечом к плечу, мы шагали под гигантскими снопами из разноцветных лент, вывешенными на торговой улице первого восточного квартала. Идти вчетвером, не рассыпаясь в толпе, было достаточно трудно. Эма, вцепившись в руку Юноскэ, по-детски пронзительно взвизгивала. А я почему-то не могла даже прикоснуться к Ватару. Он, впрочем, тоже не делал никаких попыток обнять меня.
Утомившись, мы зашли в кафе-кондитерскую «Сакарофу». Эма посоветовала мне попробовать шоколадное пирожное в виде ежика. Эта сладкая зверюшка с круглой спинкой, усыпанной иголками, сделанными из тонко нарезанных пластинок миндального ореха, и с двумя маленькими глазками очень нравилась детям. Мы с Эмой взяли себе этих ежиков, а Ватару и Юноскэ просто сидели смотрели на нас. «Хочешь откусить?» — спросила я у Ватару. Несколько мгновений он молчал, но потом улыбнулся и помотал головой.
В этот момент он был похож на отца семейства, который с сияющим видом наблюдает, как его дети поглощают пирожные. Не обращая внимания на выражение его лица, я нарочно повернулась к Юноскэ и протянула ему пластинку миндального ореха: «Юноскэ-сан, попробуй. Вкусно!»
Юноскэ взял миндаль двумя пальцами и отправил в рот. Эма хихикнула, а Юноскэ кивнул и, сузив глаза, улыбнулся нам с Эмой так, как будто уже напрочь забыл, что он только что съел — миндаль или просто обрывок бумажки.
Ватару и Юноскэ смотрели на нас почти одинаковыми взглядами. Я вдруг подумала, а правда ли Юноскэ любит Эму? В тот день на ней было надето симпатичное короткое платье белого цвета. Эма была очень хороша. Но мне казалось, что Юноскэ совсем на нее не смотрит. Его взгляд был направлен не на Эму и не на меня, а куда-то далеко, словно в другие миры. То же самое можно было сказать и о Ватару.
Пережевывая пирожное-ежик, я пристально разглядывала сидевших передо мной приятелей. Усевшись друг подле друга, они были похожи на двух Адамов с фрески Микеланджело. Слепило. Слепило так сильно, что начинали болеть глаза, но я все равно продолжала смотреть. Казалось, стоит только отвести взгляд, как эти двое вмиг исчезнут.
У меня вдруг зародилось сомнение, а почему, собственно говоря, эти двое вообще живут вместе и считаются друзьями? Иногда они напоминали мне охладевших друг к другу супругов. Таких, которые за завтраком разговаривают только с детьми, пытаясь отогнать от себя страх окружающей тишины. А роль детей в данном случае исполняли мы с Эмой.
Заговаривая с Эмой или со мной, Юноскэ через нас вел беседу с Ватару. Тот, в свою очередь, поступал таким же манером. Чувствовалось, что напрямую друг с другом они разговаривают с каждым днем все меньше и меньше. Они повсюду появлялись вдвоем, но мне казалось, что если рядом не было меня или Эмы, любые разговоры между ними прекращались.
При этом я ни разу не почувствовала, чтобы между Ватару и Юноскэ была какая-то атмосфера ненависти или тайной враждебности. Это и понятно: если бы они ненавидели друг друга, то с какой стати им понадобилось бы жить в одном доме? Как бы то ни было, ни я, ни кто-то другой никогда не замечал в них даже намека на укоренившуюся неприязнь или ревность, зачастую возникающую между мужчинами, либо на какой-то скрытый сарказм.
Они просто всегда тихо были вместе. Не то чтобы особенно заботились друг о друге, но и не сказать чтобы друг другом пренебрегали. Из-под прохладных отношений проглядывало взаимное внимание. Такое было впечатление. Поэтому я начала ощущать, что вторгаться между ними мне ни в коем случае нельзя.
Покончив с пирожными, мы еще немного поболтали и снова все вместе вышли на улицу. Пробираясь через галдящую толпу под гроздьями разноцветных бумажек, на каждой из которых было написано чье-нибудь желание, я легонько взяла Ватару под руку. Я почувствовала, как в первое мгновение он опешил. Но лишь на мгновение. Через плечо он посмотрел на меня сверху вниз и приветливо улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.
— Тебе весело? — спросил Ватару.
— Очень! — с нарочитым придыханием ответила я и поискала глазами Эму и Юноскэ. Они остановились вдалеке от нас: Эма тянула Юноскэ за рукав, разглядывая витрину какого-то бутика. Через секунду они были скрыты людской толпой.
Я почувствовала облегчение. Мне так хотелось, чтобы Эма обязательно затащила Юноскэ в этот бутик. Тогда мы с Ватару могли бы пойти дальше через праздничную толчею — вдвоем.
— Завтра из Токио приезжает моя старшая сестра, — сказал Ватару. Я подняла голову и посмотрела на него. Отодвигая в сторону длинные золотые бумажки, которые почти касались его лица, он усмехнулся. — Я звонил ей пару дней назад. Похоже, что она поссорилась со своим парнем. Даже плакала. В ее возрасте такие вещи уже ни к чему.
— Ее парень это тот самый Араки?
— Ага. Она всегда в Сэндай приезжала только с ним. А тут, видишь, приходится ехать одной. Ты хочешь с ней познакомиться?
— С твоей сестрой?
— Или лучше не надо?
— Да нет, — я помотала головой, — конечно, хочу.
— Я уже рассказывал ей про тебя. Она тоже не прочь с тобой встретиться.
Я почувствовала, как запылали мои уши. При мысли о том, что Ватару рассказывал обо мне своей сестре, единственному единокровному родственнику, меня охватила радость.
— Обязательно надо познакомиться, — добавила я. — В любое время, когда ей будет удобно.
— Хорошо. Я поговорю с ней и сообщу тебе.
Интересно, а Юноскэ опять будет с нами, засомневалась я, но вслух ничего не сказала. Мне не хотелось столь явно показывать Ватару, что меня тяготит присутствие его друга. Вот когда совсем допечет, так, что будет невмоготу, думала я, тогда и выложу ему все: и про то, что хочу когда-нибудь оставаться с ним наедине, и про то, что мне надоело постоянно быть вместе с Эмой и Юноскэ, что бы мы ни делали. Но пока мне казалось, что время для подобных откровений еще не пришло.
Неожиданно сзади кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидела приземистую и чуть полноватую фигуру моего знакомого по имени Т. из сэндайского отделения комитета «Мир Вьетнаму!». На его лице сияла радостная ухмылка. Несколько раз я бывала с Т. на разных демонстрациях и сходках. Он был не очень серьезным человеком, в общем-то обычным показушником, который мотался между Сэндаем и Токио и набивался в добровольные помощники везде, где по слухам затевалась более-менее значительная демонстрация.
— Давненько не виделись! Как поживаешь? — сказал Т.
— Нормально, — я незаметно выпустила руку своего спутника.
Т. мельком взглянул на Ватару, демонстративно снял с кончика языка прилипшую крошку табака от папиросы «Мир» и вытер пальцы о пояс джинсов.
— Тут ходят слухи, что ты переметнулась, это правда, что ли?
— Ты о чем?
— Ну, комитет за отмену формы бросила? Говорят, в женской школе S теперь никто не знает, что делать дальше, потому что Кёко Нома подалась в оппортунисты. И зачем тебе понадобилось все бросать, когда только что-то начало получаться? Да и на сходках тебя не видать.
Я сердито фыркнула носом:
— А тебе-то какое до всего этого дело? И если уж на то пошло, комитет за отмену формы я не бросала.
— То есть ты хочешь сказать, что пока руки не умываешь? Несмотря на бурную личную жизнь… — Т. засмеялся неприятным клокочущим смехом и бросил на Ватару полный нахальства взгляд. — А то многие люди страшно расстроятся, если узнают, что Кёко Нома оставила движение, потому что влюбилась. Даже в универе Тохоку есть куча чуваков, которые просто мечтают тебя переманить.
— Ты бы выбирал выражения! Переманить… Они что, вербовщики из актерского агентства?
— Да, ладно тебе. Я просто хотел сказать, хоть еще и рановато, что перед двадцать первым октября[33] каждую субботу в парке Котодай будут проходить фолк-фестивали. Это будет похлеще, чем все, что ты видела раньше. Так что заглядывай. И, кстати, насчет самого двадцать первого нам надо с вами, старшеклассниками, кое о чем посоветоваться.