Без аккомпанемента - Марико Коикэ

Марико Коикэ

Без аккомпанемента

БЕЗ АККОМПАНЕМЕНТА

Дорогому другу M. I.,

с которым мы столько времени проводили вместе,

и всем, кто знал меня тогда,

посвящается эта книга.

Когда я была совсем маленькой, я искренне мечтала, чтобы все города, в которых я жила, всегда оставались такими, как есть.

И маленькая лавка дешевых сладостей, где я покупала жевачку и в придачу получала красивые наклейки, и мостовая балка, на которую мы с друзьями присаживались по пути из бассейна, чтобы полизать фруктовое мороженое, и остатки старой противовоздушной траншеи — в ней мы играли в разбойников, и железнодорожный переезд, по слухам, населенный привидениями, потому что раз в год там непременно кого-нибудь насмерть сшибало поездом, и развалины заводских цехов на поросшем травой пустыре, к которым нам строго-настрого запрещалось даже приближаться… Меня беспокоило, что же я буду делать, если в один прекрасный день всего этого вдруг не станет? От этих мыслей я часто не могла уснуть, а порой даже тихонько плакала, не понимая, что это на меня нашло.

Но потом обязательно наступало время, когда мне приходилось покидать очередной город. Такая была работа у моего отца, что ни в одном месте наша семья не задерживалась надолго.

Прежде чем города успевали измениться, я уже говорила им «Прощай!», и из-за этого, сама того не желая, оказывалась в плену иллюзии — будто города суть нечто постоянное и незыблемое. Мне не верилось, что они могут менять свой облик, поскольку в моем сознании этот облик оставался неизменным.

Конечно, все эти попытки не признавать изменчивость окружающего мира и, подобно капризному ребенку, мертвой хваткой цепляться за собственные воспоминания — не более чем наивная сентиментальность. Я это хорошо понимаю. И все же в глубине души продолжаю верить, что города, в которых я жила, и сейчас выглядят так же, как в то далекое время. Совершенно нелепая и сумасбродная фантазия, но, похоже, мне просто хочется в нее верить.

Порой, когда из-за сильной усталости я не могу уснуть, я пытаюсь представлять себе эти города. Как ни странно, но все всплывающие при этом картины напрочь лишены красок. И лавка дешевых сладостей, и пустырь, и железнодорожный переезд, и ветхий мост, перекинутый через маленькую речушку, — все прокручивается в памяти, словно сон, снятый на черно-белую кинопленку.

Я без остатка погружаюсь в созерцание милых сердцу картин. Где они теперь, города моего детства? Где можно вновь повстречаться с друзьями по детским играм, которые не выросли и выглядят точно так же, как и тогда? Я начинаю искать ответы на эти вопросы и тут же горько усмехаюсь, внезапно осознав, как нелепо выглядит человек, всерьез размышляющий над такими глупостями. «Тебе сколько лет? — спрашиваю я себя. — Может, пора повзрослеть?»

Но память продолжает менять образы, как стекляшки в калейдоскопе. Они повторяются, становясь то ярче, то темнее, и в конце концов начинают быстро складываться в одну-единственную картину.

Ну все, довольно! Надо остановиться! — думаю я, но вопреки воле не могу отвести глаз от калейдоскопа воспоминаний.

А облик того самого города, возникший на дне калейдоскопа, становится все более отчетливым и навязчивым. Он таит в себе мощную колдовскую силу. Он снова пытается увести меня еще дальше в глубины моего собственного сознания.

Я закрываю глаза и отворачиваюсь, чтобы не видеть этот город, но, сколько бы я ни зажмуривалась, сколько бы ни извивалась, с каждым мгновением картина воспоминаний становится только ближе. Перед моими глазами снова проносятся все печальные события двадцатилетней давности.

В этом городе… в Сэндае[1]… жил человек, который стал первой в моей жизни любовью. Он не отвечал мне взаимностью, и я понимала это, но тем не менее любила его до изнеможения.

Ватару Домото. Так его звали. Я обращалась к нему «Ватару-сан»[2]. Ватару-сан… Даже по прошествии стольких лет меня порой обуревает желание выкопать в земле глубокую яму и, припав к ней, как помешанная, раз за разом выкрикивать это имя.

В то время город находился на самом пике карнавального безумия, финалом которого всегда бывает только смерть. Город созрел. Созрел во всех смыслах этого слова. Подобно спелым плодам, что вот-вот начнут гнить и опадать, он источал целый букет одурманивающих запахов.

Воскрешая в памяти виды этого города, я лежу в постели, обхватив голову руками, и крепко сжимаю зубы, чувствуя свое бессилие перед очередной волной воспоминаний.

Долгие двадцать лет я пыталась убежать от тех событий. Я бежала, не останавливаясь, бежала сломя голову, пока наконец в какой-то момент мне не начало казаться, что теперь все — я сумела обо всем забыть.

Но, видимо, это тоже была только иллюзия. Подобно зарубцевавшимся шрамам, мои воспоминания никуда не исчезли, а лишь до времени притаились в потаенных уголках сознания вместе с воспоминаниями о множестве других городов, в которых мне довелось жить.

И вот уже несколько лет, как память обо всем, что было связано с теми годами, каждую ночь обволакивает меня мучительной ностальгией. Это чувство — одновременно и наслаждение, и невыносимая пытка.

А попробую-ка я снова наведаться в этот город! — решила я дней десять тому назад. В самом деле, сколько можно думать об одном и том же и молча страдать, скрываясь от людей, словно ребенок, который мочится в постель. Глупо это, и совсем на меня не похоже, размышляла я.

Мне удалось дозвониться до родителей Ватару и узнать, где сейчас работает его сестра, Сэцуко Домото. Разговаривали со мной не очень приветливо, но про Сэцуко рассказали, и этого было достаточно.

Я хотела с ней встретиться. Мне казалось, что после этой встречи мне станет немного легче. Кроме Сэцуко у меня в том городе и знакомых-то никаких не осталось. Приняв решение, я уже не могла усидеть на месте.

На станции Уэно я села в скоростной поезд и через два часа была в Сэндае.

Два часа! Город, от которого я убегала двадцать лет, который двадцать лет не давал мне покоя — и я добралась до него за каких-то два часа.

Выйдя из сияющего новизной здания вокзала, я не смогла сдержать улыбки от охватившего меня чувства веселого удивления с привкусом печальной горечи.

Город изменился до неузнаваемости. На месте старых зданий построили новые, появилось метро. Вдоль проспекта, который начинался от вокзала, громоздились не виданные мною прежде банки, кинотеатры и универмаги.

Просто поразительно, что сделали с городом эти двадцать лет. Ровным счетом ничего уже не напоминало о его прежнем облике. Я глубоко вздохнула и снова грустно улыбнулась своим мыслям.

Было около девяти вечера, когда я вышла из отеля на проспекте Аоба. Улица была наполнена ароматом осени, дул зябкий ветерок. Руки, полуприкрытые короткими рукавами льняного костюма, вмиг покрылись гусиной кожей. Но не только холод был тому виной — на самом деле я ужасно волновалась.

Квартал Кокубун находился в двух шагах от отеля. Когда-то там было полно питейных заведений, маленьких гостиничек, где могли ненадолго уединиться влюбленные пары, и закусочных, среди которых можно было отыскать несколько скромных недорогих кафешек. Но теперь все было по-другому: это место превратилось в фешенебельный квартал развлечений со стройными рядами элегантных зданий. Пробираясь через толпу, сплошь состоящую из разодетых хостесс[3] и праздных мужчин, я пыталась найти бар «Сэцуко».

Это оказалось не так просто. Каждое здание буквально пестрело бесчисленным количеством неоновых вывесок самых разных баров и клубов. Где-то среди них наверняка была и вывеска «Сэцуко», но чтобы найти ее, мне приходилось останавливаться перед каждым зданием и, задрав голову кверху, внимательно смотреть, нет ли там нужной мне надписи.

Можно было бы зайти в полицейскую будку и спросить, в каком здании находится бар «Сэцуко», или с уличного телефона набрать справочную, выяснить номер этого бара, позвонить туда и узнать, как до них добраться. Но мне не хотелось делать ни того, ни другого. Я решила, что найду бар сама. Менее всего я была готова напрямую позвонить туда и услышать голос Сэцуко. В этом случае мне непременно станет страшно и появится желание сбежать отсюда как можно скорее.

Смешавшись с толпой подвыпивших клиентов окрестных заведений я несколько раз прошла по улице туда-обратно и наконец обнаружила шестиэтажное здание, на котором красовалась вывеска бара «Сэцуко». Здание располагалось чуть в стороне от главной улицы и выглядело слегка обветшавшим. Небольшая табличка с надписью «Сэцуко», словно скромный цветок астрагала, распустившийся посреди пышной клумбы, незаметно поблескивала бледно-голубым неоновым светом в окружении ярких красных и желтых вывесок.