Новый год в октябре - Андрей Молчанов

Магнитофоны, комплект измерительной аппаратуры — мелочь, конечно…прокомментировал секретать.

Ну хорошо, можно вычесть из моей зарплаты, — сказал Прошин зло.

А не надо советов, — вступил Далин. — Мы сами сообразим, что из чего вычитать.

Более мы вас не задерживаем. Но через час я попрошу зайти.

На лестничной площадке у автомата Прошин выпил стакан газировки. Его било нервной дрожью. Поляков, конечно, помог, покрыв почти всю растрату, но итог все-таки выходил неблестящим: наверняка «строгач», вычеты, но главное — это подмоченная репутация, а хорошую за деньги не купишь, она много дороже денег…

Через час он вновь заглянул к Далину. Тот, не глядя в его сторону, сказал:

С решением бюро вас ознакомят. Это выговор… С занесением, естественно…

Вопросы с бухгалтерией также должны быть решены, как понимаете…

Прошин с готовностью закивал.

Но это не все, — продолжал тот. — Ваша халатность, ваша беспринципность, а особенно стремление к частному предпринимательству — не на частном, заметьте, производстве! — они повсюду! Почему нет финансового договора с врачами! Где он?

Работа с врачами, — сказал Прошин веско, — носила факультативный характер. Идея ее слишком полимична, чтобы брать деньки на цель, вероятно, неоправданную… А конкретных доказательств нет!

Ну, это вообще безобразие… — сказал Далин кротко и снял очки. — Это… я не нахожу слов. Вы… сколько времени ведете работу, сколько средств…

Официально мы занимаемся темой «Лангуст», — сказал Прошин. — Так что…

Это был его главный козырь.

Тогда все остальное из плана работ убрать! — тихо сказал Далин. — Слышите?

Убрать! Факультативно вы разбазарили кучу средств… факультативно!

Но Бегунов… он…

Бегунов в больнице. Конечно, вы можете апеллировать к нему, ваше право. последовал неприязненный ответ.

Из кабинета Далина растоптанный, вспотевший, кипящий злобой и одновременно удрученный Прошин отправился в лабораторию. Утешало то, что денег у медиков уже нет, распоряжение Далина есть, и теперь работу над анализатором, связавшую руки, можно смело приостановить. Вернувшись, Бегунов уже ничего не повернет вспять. А Лукьянов и подавно. Упущенное ими время сработает на него. Предстоят, правда, нелегкие объяснения..

Однако не привыкать!

Он стремитильно вошел в лабораторию и, резко остановившись, оглядел всех взором, как ему представлялось, испепеляющим.

А-га! Чудесно! — сказал он, будто что-то пережевывая. — Вся оппозиция в сборе.

Так, как я и мечтал. Объяснять вам ничего не буду, — продолжал он при всеобщем внимании.

Скажу только, что впредь никаких несогласий с моими приказаниями я не потерплю. Это раз. «Отпустите к врачу» или «на похороны троюродного дедушки двоюродной тети» — с сегодняшнего дня подобные прошения не принимаются. Перерыв на обед- ровно полчаса.

Чаепитий хватит- дома устраивайте чаепития. Ясно? За нарушение- выговор. И так далее.

Закона, если вы уж такие законники, я этаким террором не нарушу. Наоборот. Затем. За невыполнение задания в срок- объяснительная записка. За опоздание на работу- тоже.

Будильник не проснулся или у трамвая колео спустило — мне все равно. Хорошие, человеческие отношения кончились. — Он посмотрел на часы. — Кончились сегодня, перед концом рабочего дня. Кого не устраивает предложенный стиль работы- милости прошу, заявление…

Есть власть, основанная на авторитете, а есть авторитет, основанный на власти, покачиваясь на стуле, молвил Чукавин. — Мы плохо сработаемся, Леша, смотри… Не советую проявлять ефрейторские манеры, здесь не взвод новобрвнцев.

Да, тут генеральская рота, каждый сам себе командир, — согласился Прошин, присаживаясь на край стола. — Но я ввожу новый устав, господа генералы. И извольте чтить его с послушанием и кротостью новобранцев.

Все молчали. Чукавин сжимал кулаки. Лукьянов, улыбаясь, смотрел в окно. Авдеев, морща лоб, силился оценить ситуацию.

«А Коля… знал? — спросил себя Прошин. — Неужели и Коля? Нет, он бы… А Серега?»

Глинский, опустив глаза долу, прибирал на стенде. Лицо его выражало лишь одно: сосредоточенную умиротворенность.

Я пошел, — хрипло сказал Прошин. Глинский, возьмите документацию по «Лангусту» — и ко мне.

В кабинете Прошин взял Глинского за отворот пиджака.

Знал? — оскалив зубы, спросил он.

Да ты… с ума сошел? — Тот развел руками и подогнув колени, даже присел.

Ты со мной? — Прошин убрал руку. — Поезд стоит…

Сергей не отвечал.

Иди, — сказал Прошин.

Он представил себе дальнейший день: в лаборатории сегодня не появиться — стыдно; в кабинете сидеть — хуже нет. А вечером? Квартира обрыдла. Таньку позвать? Надоела. К Полякову поехать? А там что? Смаковать шахеры-махеры, давать осторожные обещания в партнерстве и понимать, как же они с Поляковым удручающе одинаковы? А то, в чем они разные обсуждать надо с иными собеседниками. Но их нет и не будет. Те, иные, либо враги, либо чужие просто…

------------Каждую субботу Прошин взял себе за правило посещение секции каратэ — вспоминал молодость. Секция считалась закрытой, ведомственной, но тренер — давнишний, еще со школьных лет, приятель его — устроил пропуск. В секции кроме зала с татами, гирями и тяжеленными мешками с песком, висевшими на канатах, имелись также бассейн, сауна и батут.

От четырехчасовых занятий он получас громадное удовольствие: мышцы наливались силой, походка становилась пружинистой, легкой, а после сауны тело охватывала истома свежести и здоровья.

Одно было плохо во всех этих физкультразвлечениях — недоставало компаньена, а публика, собиравшаяся в секции и состоящая главным образом из профессионалов, Прошина не привлекала. Созрела идея пригласить Полякова.

Услышав о каратэ и прочих ужасах, тот поначалу отнекивался, но затем, соблазненный бассейном и сауной, согласился.

В секцию он прибыл с ящиком чешского пива; Прошин же, этого напитка не признававший, удовлетворился квасом — ледяным, крепким; от него щекотало в носу и наверстывались слезы.

Благодетеля своего он затощил вкушать прелести жизни в ведомственной бане не только из расчета на то, чтобы посидеть за компанию в раскаленном пару голышом; сверхзадачей бы докторская. Шло смутное время игры. Бегунов об анализаторе молчал, но можно было недеяться на самое лучшее, в том числе на выигрыш вояжа в Австралию. Дело оставалось за диссертацией — с ней определенно не успевалось, и гипотетические сроки проталкивания ее на ученом совете, рассылка экземпляров по авторитетам и сбор отзывов переваливали далеко за октябрь.

И Прошин возложил надежды на Полякова.

Тот сидел на гладкой струганой скамье, вытирал обильный пот и, постанывая от жары, вливал в себя очередную бутылку пива.

Ты, Леха, умный мужик, — говорил он в перерывах между жадными глотками. Местечко нашел подходящее! Все, я теперь тоже с тобой… Кости ломать- уволь, а в баньке с превеликим удовольствием…

Конечно, старик, конечно, — поддакивал Прошин, думая, как бы начать разговор.

Начинать в лоб не хотелось. — Ты почему не женишься? — внезапно спросил он.

Ты что? — поразился Поляков. — За идиота меня считаешь? Или за старого хрена?

Не-ет, брат, я еще… — Он подвигал дряблыми бицепсами. — Я еще… У меня же их пропасть! отыскался, наконец, точный ответ. — Ты чего…

А любовь?

Я необычайно люблю себя.

Классик писал, что одинокий человек всегда находится в дурном обществе.

Я душа дурного общества, — ответствовал Леонид Мартынычю — Ты чего, жениться надумал?

Упаси бог! — поднял руки Прошин. — Просто… подчас одному бывает тяжело.

Одиночество — свобода, но и кандалы.

Леша, одиночество — не только определение состояния, это категория философская. Но я не любитель философствовать. Голова пухнет. Я низменный эпикуреец и считаю одиночество оптимальной формой развеселого бытия. У меня куча знакомых, в том числе и женщин. Они развлекают, и развлекают неплохо. А надо побыть одному — чего проще?

Выруби телефон и будь.

Я о другом одиночестве…

А другого нет. Ну, если откопается ненароком, знать его не желаю. И тебе не советую. Заведи себе веселых приятелей, Леха. Мы же в мире людей, и прозябать в мире людей в одиночку опасно! Охо-хо, парок как жжет! В следующую субботу обязательно меня с собой прихвати. Ну, парец, а?!

В следующую врят ли получится, — закинул Прошин удочку. — Над диссертацией надо корпеть. К октябрю я должен защититься.

Почему именно к октябрю?

Отец на пенсию собрался…

Та-ак. Ясно. Обжираловка перед голодухой. Понял. — Поляков отставил бутылку. Тебе требуется моя поддержка?

Не откажусь. — Алексей неторопливо отхлебнул кваску.

Заметано. Тащи манускрипт. Как там с анализатором?