Берег. Свернуть горы - Юлия Крынская

— А что вы подразумеваете, когда говорите, что любите нашу культуру? Художники, писатели, театр, что можете нам рассказать? — спросила язвительно миссис Аскарида.

— Энджи! — Эдвард как дрессировщик посматривал по левую сторону от себя, видимо, посадка была тщательно спланирована им.

Юля улыбнулась, и в ее глазах запрыгали озорные искорки. Драйв и желание развлечься управляло в этот день будущей миссис Фаррелл.

— Роберт, переводи, пожалуйста, — обратилась она к жениху и, повернувшись к нему, быстро подмигнула.

Юля мысленно представила свой альбом с марками, вытаскивая из памяти имена английских живописцев.

— Говорить об английской культуре можно бесконечно, — начала она, понимая, что хотя бы какие-то английские имена она должна назвать по-русски, — Джошуа Рейнольдс, Томас Гейнсборо, являются наиболее яркими представителями плеяды английских портретистов. Созданные ими образы Джорджианы Девонширской, Сары Сиддонс будоражили мое воображение с ранней юности. Ну, выручай любимый. «Я столько раз невольно замечала, как Теодоро, мил, красив, умен. Что если бы он знатным был рожден, я бы его иначе отличала…»

Юля, не меняясь в лице, с упоением цитировала на память «Собаку на сене» Лопе де Вега. Роберт после ее «съезда на обочину» параллельно начал с видом заправского переводчика рассказывать о тонкостях английской живописи. Они не забывали делать паузы и поддакивать друг другу. Эдвард, когда перевод Роберта перестал совпадать с Юлиными словами, сначала не понял их замысла, но вскоре единственным его желанием стало не расхохотаться. Он мысленно аплодировал им, наблюдая за реакцией сидящих за столом.

Юля все рассчитала правильно. Вместе с Робертом они настолько гармонично смотрелись, а переплетающаяся русско-английская речь лилась как песня. Все это действовало завораживающе. И даже агрессивно настроенная левая половина стола притихла и смотрела им в рот.

— Роберт, заканчивай свой рассказ и дай мне знак. Я хочу добавить пару фраз о театре, и чтобы ты перевел мои слова, сделай плавный переход, — улыбнулась ему Юля, не меняя тона, и развязала шейный платок.

— Скажи еще пару предложений, — он смотрел на нее влюбленными глазами.

— Бросьте жертву в пасть Ваалу, — финишировала Юля. — Киньте мученицу львам, отомстит Всевышний вам. Я из бездн к нему воззвала. Имеющий уши, да услышит.

Роберт под этот соус закончил свое повествование и слегка наступил ей на ногу. Юля сделала небольшую паузу и поднялась из-за стола.

— Театр! — начала она несколько тише и, обведя глазами присутствующих, прижала руку к груди. — «Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины? И в самом деле, не сосредотачиваются ли в нем все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств? Не есть ли он исключительно самовластный властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всяких обстоятельствах возбуждать и волновать их, как воздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии?»

Юля читала на память Белинского. В свое время, когда подумывала поступать в театральный институт, она выучила отрывок наизусть, не предполагая, перед каким необычным жюри ей придется выступать спустя годы. Роберт переводил, изумленно поглядывая на нее. Эдвард слушал ее, прижав ладони к лицу, настолько проникновенно она говорила.

Юля манипулировала платком в руках, как заправский фокусник. Она то медленно протаскивала его между пальцев, то плавно взмахивала им, и сидящие за столом, словно под гипнозом, следили за ее движениями.

— «Какое из всех искусств владеет такими могущественными средствами поражать душу впечатлениями и играть ею самовластно… Лиризм, эпопея, драма: отдаете ли вы чему-нибудь из них решительное предпочтение или все это любите одинаково? Трудный выбор? Не правда ли? Ведь в мощных строфах богатыря Державина, и в разнообразных напевах Протея-Пушкина, преображается та же самая природа, что и в поэмах Байрона или романах Вальтера Скотта. А в сих последних, та же самая, что и в драмах Шекспира и Шиллера?»

Юля замолчала, и на некоторое время за столом воцарилась тишина. Затем одновременно раздались аплодисменты. Начали друзья Эдварда, к ним присоединились и остальные. В лагере противника образовалась огромная брешь. Желание тетушки Аскариды посадить невесту Роберта в калошу было раздавлено в зачаточном состоянии. Юля подождала, пока все успокоятся и, выдержав короткую паузу, учтиво поклонилась:

— Благодарю вас, господа. Лестно, что мои размышления нашли отклик в ваших сердцах.

Юля слегка поклонилась и только потом села. Она взглянула на близнецов, послав им обезоруживающую улыбку. Сестры, кивнув друг другу, тоже улыбнулись ей в ответ. «Над крепостью выброшен белый флаг. Я рада мои курочки, что в ваших взглядах больше нет враждебности. Потом она глянула на Эдварда, он подмигнул ей и позвонил в колокольчик.

— Подавайте обед, — приказал он человеку, стоящему за его спиной, и обратился к присутствующим: — Я полагаю, что Джулия полностью удовлетворила ваше любопытство. Спасибо, дорогая. Уверен, впереди у нас много-много интересных вечеров. А сейчас я предлагаю приступить к трапезе.

Время за столом пролетело для Юли незаметно. Роберт переводил вопросы, обращенные к ней, но они были простые и лишенные агрессии, так что она легко на них отвечала. Немного напрягал Рональд, уж слишком откровенно он ее облизывал взглядом. Но его персона настолько мало волновала Юлю, что она решила не заострять на этом свое внимание.

— Ты великая актриса. Хочу поскорее остаться с тобой наедине и поздравить с триумфом, — прошептал ей Роберт по-русски, расправившись с шоколадно-манговым десертом,

— Здесь есть сеновал? А то нашими стонами и криками мы оскорбим добродетель присутствующих здесь дам.

— Блестящая идея, — подмигнул ей Роберт и обратился к отцу:

— Я хотел бы показать Джулии наших лошадей. Ты не будешь возражать, если мы ненадолго покинем вас? Я так соскучился по своему Буцефалу.

— Конечно, — улыбнулся Эдвард, — прогуляйтесь. Возьми для Джулии Лизетту.

Роберт встал и подал Юле руку.

— Благодарим вас, господа, за прекрасный обед. Увидимся позже, — с легким поклоном обратился он к сидящим за столом людям.

Лакей закрыл за ними дверь, и Юля вздохнула так, словно вышла из серпентария.

— Сеновал сеновалом, но я тебе еще не показал свою комнату. Не поверишь, но у меня никогда и ни с кем не было в этом доме, — Роберт обнял ее за талию и повел по лестнице на второй этаж. Он открыл дверь ключом, пропустил Юлю вперед и закрыл замок изнутри.

— Комната не менялась со студенчества? — она окинула взглядом стеллаж