Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг. - Лев Регельсон

«С момента низведения Божественной Истины на землю вся история человечества свелась, в сущности, к истории борьбы двух мировых процессов – процесса христианизации мира и процесса его сатанизации, или ожидовления»; необходимо «идейно разоблачить» «грандиозный подлог, учиненный жидовскими книжниками 2500 лет назад» (имеется в виду «откровение Ягве через полулегендарного Моисея»); необходимо «очистить христианство от жидовских наслоений»; «Иисус – высший добрый дух», «Спаситель мира от еврейской лжи», «Он смело разоблачил еврейского бога, сказав: ваш отец – диавол»; революции – «массовые ритуальные убийства христианских народов»; «главная жизненная, творческая сила человечества – национальная индивидуальность»; необходимо «противопоставить интернационалу жидовскому интернационал христианский» и т. д. в том же духе (Воспоминания. Т. 1. – Мюнхен, 1923; Т. 2. – Новый Сад, 1928).

Этот образ врага, насыщенный заимствованиями из древнего гностицизма и манихейства, в России начал складываться в правящих кругах, в том числе и церковных, сопротивлявшихся освободительным реформам Александра II. Окончательно концепция «всемирно-исторического заговора против христианских государств, возглавляемого евреями», сложилась в период проведения Александром III политики «русификации окраин» – политики, превратившей империю в ненавистную «тюрьму народов» для населения этих «окраин» и тем самым сделавшей неизбежным распад этой империи.

В ХХ веке этому кругу идей предстояла «большая жизнь». Убедительное эмоциональное и логическое подтверждение «образа врага» было найдено в том факте, что в руководящих органах российских революционных партий оказалось поразительно большое число лиц еврейского происхождения, как, впрочем, и других «пасынков империи»: «инородцев», «иноверцев», «сектантов» и «раскольников». Не вызывает сомнения одно – образ мыслей, подобный приведенному выше, заводит христианскую душу в безысходный нравственный тупик. Такая душа, сделав первые шаги навстречу Богу, не решается следовать Ему до конца: страшась всего нового, панически избегая всякого подлинно творческого усилия, в особенности в религиозно-церковной сфере – она самовольно «отнимает» у Бога право взращивать и обновлять Свое собственное творение, и прежде всего самого человека. В подтверждение приведем еще одну выдержку из того же автора, дающую, по нашему убеждению, религиозный, духовный ключ к пониманию как причины крушения православной монархии, так и неудачи Белого движения:

«С момента возвещения человечеству идеи Вселенского Бога, т. е. с момента явления Христа Спасителя на землю, истина уже сказала людям свое последнее слово, выразительницею этой истины явилась Церковь, идеалы которой вечны, неизменны и независимы ни от духа времени, ни от его требований, так что историю человечества никак нельзя рассматривать как смену «старого» чем-то «новым», ибо ничего «нового» в сфере возвещенных Богом идеалов и способов их достижения, не может быть, а нужно рассматривать лишь как смену исторических процессов, то приближавших человечество к возвещенной уже истине, то удалявших его от нее, то сокращавших расстояние людей от Бога, то увеличивавших его».

Это характерное рассуждение (повторяемое, например, таким церковным «авторитетом», как митрополит Иоанн Снычев) абсолютно неприемлемо в богословском плане: по существу, оно является антихалкидонской ересью – оно грубо и явно противоречит догмату о двух природах Иисуса Христа. По своей божественной природе – как «совершенный Бог» – Он действительно вечен и неизменен; но по своей человеческой природе – как «совершенный человек», Он вечно возрастает, изменяется и обновляется – и вместе с Ним вечно возрастает, изменяется и обновляется Его Церковь. Утверждение о неизменности человеческого проявления истины столь же еретично, каким было бы утверждение об изменяемости ее божественного источника. Ересь абсолютного консерватизма отнюдь не является лишь отвлеченным заблуждением ума. Односторонняя установка на неизменность истины во всех ее человеческих формах и проявлениях приводит к тяжелым духовным и психологическим, а затем и к практическим последствиям. Когда все новое и творческое приписывается исключительно силам зла, тогда этим силам придается непомерно преувеличенное значение, и «образ врага» вырастает в нечто непреодолимое и подавляющее. Отвергая возможность творческого действия Иису са Христа в текущей исторической реальности, фанатичный консерватор почти неизбежно впадает в отчаяние, затем ожесточается – и в итоге его сердце наполняется яростными энергиями преисподней. Такова плата за отвержение творческого синергизма человека с Богом. Мнимо воображая, что вступает на путь непримиримой борьбы со злом, впавшая в прельщение христианская душа становится на деле невольным – и очень действенным – орудием этого зла.

Угроза нравственной катастрофы «жидофобии» реально встала перед многими участниками Белого движения в России (и остается не менее актуальной в наши дни). Не угодничество перед большевистской (с позиции белых – «еврейской») властью, но великая ответственность перед Богом побуждает патриарха Тихона сделать все возможное, чтобы сократить масштаб этой катастрофы. Из глубины скорбящего пастырского сердца исходят его призывы к русским людям, захваченным этим новым искушением, худшим всех прежних. В своем послании от 8/21 июля 1919 г., в дни, когда поражение красных казалось неотвратимым, патриарх взывает:

«Чадца мои! Пусть слабостью кажется иным эта святая незлобливость Церкви, эти призывы наши к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы… – но мы умоляем вас, умоляем всех наших православных чад, не отходить от этой единственно спасительной настроенности христианина…

Зажигаются страсти. Вспыхивают мятежи. Создаются новые и новые лагери. Разрастается пожар сведения счетов… Дальше еще ужас. Доносятся вести о еврейских погромах, избиении племени, без разбора возраста, вины, пола, убеждений… Православная Русь, да идет мимо тебя этот позор. Да не постигнет тебя это проклятие. Да не обагрится твоя рука в крови, вопиющей к небу. Не дай врагу Христа, диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг твоего исповедничества… Наша боль – боль за светлость и счастье нашей святой Церкви, наших чад. Наши опасения – что некоторых из них может прельстить этот новый, уже показывающий зияющую пасть зверь, исходящий из бездны клокочущего страстями сердца человеческого. Одним порывом мщения навсегда запятнаешь себя, христианин, и вся светлая радость нынешнего твоего подвига – страдания за Христа – померкнет, ибо где тогда дашь ты место Христу…» (полный текст – в «Хронологии»).

В послании к архипастырям Русской церкви от 25 сентября/8 октября 1919 г. патриарх Тихон со всей твердостью напоминает соборные постановления о невмешательстве Церкви в политическую борьбу:

«Установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает Себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное значение… Мы убеждены, что никакое иноземное вмешательство, да и вообще никто и ничто, не спасет Россию от нестроения и разрухи, пока Правосудный Господь не преложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих» (полный текст – в «Хронологии»).

Отмечая, что священники иногда приветствуют смену власти на местах (т. е. приход белых) колокольным звоном и торжественными богослужениями, патриарх напоминает им правила Церкви, возбраняющие духовенству вмешиваться в политическую жизнь, становиться членами какой-либо партии или «делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций». Князь Г.И. Трубецкой, участник Поместного собора, впоследствии рассказывал о «тяжелом впечатлении», которое произвело это послание на участников Белого движения:

«Пастырским посланием, помеченным 25-м сентября (день памяти св. Сергия Радонежского), патриарх вменил в обязанность пастырям Церкви стоять в стороне от гражданской войны. Я помню, как нас, стоявших тогда близко к Добровольческой армии на юге России, огорчило это послание патриарха…»

Патриарх и в дальнейшем оставался неизменно верен этой позиции, провозглашенной Поместным собором. Так, когда в конце 1921 г. за рубежом состоялся собор монархически настроенного эмигрантского духовенства, он ответил на него Указом от 18 марта/1 апреля 1922 г., в котором постановлялось:

«1. Я признаю Карловацкий собор заграничного духовенства не имеющим канонического значения и послание его о восстановлении династии Романовых и обращение к Генуэзской конференции не выражающим официального голоса Русской церкви.