Было записано - Greko

— Стерпится — слюбится, — загадочно ответил наиб[4].

Галафеев еще не знал о случившимся несчастье. Он отвел свои войска от Гременчуга на несколько верст и приступил к строительству вагенбурга. Копировал тактику генерала Вельяминова — создать укрепленный лагерь, укрыть там все тяжести обоза и из него совершать набеги в разные стороны, чтобы нанести неприятелю как можно больший урон. 2-го октября люди Дорохова от захваченного пленного узнали, что Ахверды-Магома со своими людьми вошел в Гременчуг. Генерал приказал выступить до рассвета и напасть на аул с первыми лучами солнца.

Подходившие русские цепи обнаружил чеченский часовой. Раздался выстрел. В ответ загремели уже развернутые на позициях орудия. Куринцы бросились на аул и быстро захватили селение. Кавалерия под командой князя Голицына обошла аул справа и мешала отступлению растерявшихся горцев. Но Ахверды-Магома успел уйти.

— Лихое дело! — подвел итог Галафеев, разглядывая, как его кавалерия преследует бежавших в полном беспорядке горцев. — Пусть мне доложат о потерях.

Потери вышли минимальными. Отряд вернулся в вагенбург.

Галафеев планировал действовать далее мелкими партиями, разоряя окрестные аулы, пока они не взмолятся о пощаде. Эта набеговая система русских — жестокая и тотальная — в некотором смысле копировала способ выживания самих горцев, шаставших за Терек за добычей. Отличались лишь масштабы и последствия — жители десятков селений оставались без крыши над головой и без пропитания в преддверии зимы. Метода клевать беспрестанно чеченцев, наказывать не тех, кто виновен, а тех, кто под руку подвернулся (а как отличить мирный аул от немирного?), годами поощрялась из Петербурга. К успокоению края она так и не привела[5]. Напротив, чеченцы толпами стекались к Шамилю в надежде защитить свои жилища и свои семьи или отомстить. Так вышло и сейчас. Разведка доложила, что Шамиль, собрав немалые силы, перешел в аул Шали с намерением напасть на отряд карателей-урусов.

— Мы вырвем инициативу из рук пророка! Нападем первыми! — моментально принял решение Галафеев.

4-го октября отряд выступил в Шали, оставив батальон куринцев охранять вагенбург. Впереди шли люди Дорохова. Генерал учел ошибки июльского похода и пересмотрел свое отношение к передовой разведке. Или ему накрутил хвост Граббе, настоятельно порекомендовав опираться на опытных кавказцев и вовремя вскрывать засады чеченцев. Так или иначе, но теперь летучий отряд был на острие похода, а не в хвосте колонны.

Шамиль оказался в сложном положении. Он обещал жителям Большой Чечни защиту, но опасался открытого боя. Он видел, что урусы начинают охватывать Шали с флангов, двигаясь по убранным полям. Артиллерия открыла огонь по аулу. Боясь быть отрезанными от леса, горцы побежали. Под выстрелами картечи укрылись на опушке. Селение было оставлено. Русские, продвигаясь по его улицам, поджигали за собой дома. Сильный ветер способствовал распространению огня.

Имам в бессилии сжимал кулаки. Он лично и его наиб Джеват-хан пытались вывести людей из леса. Но тщетно! Стоило им показаться на опушке, как картечные залпы загоняли их обратно. Не помогал даже личный пример. Под Джеват-ханом была убита лошадь, он сам был сильно контужен. Сам Шамиль чуть не погиб. Его засыпало землей и осколками от разорвавшегося поблизости снаряда. Мюриды поспешили его увести поглубже в лес.

— Неприятель уклоняется от открытого боя. Вернемся в вагенбург и продолжим нападения на шалинские хутора, — сообщил своей свите Галафеев. — Поручик Лермонтов! Отправляйтесь к Дорохову и передайте мой приказ: атаковать в конном строю вместе с казаками неприятеля, если он, усмотрев наше обратное движение, попробует снова занять деревню.

Лермонтов с радостью поскакал исполнять приказание. Линейными казаками командовал его старый приятель, ротмистр Мартынов, Мартыш, с которым связано столько воспоминаний юности.

— Mon cher Michel! Ты никак не избавишься от привычки оригинальничать? — встретил поручика легкой насмешкой ротмистр. — К чему сей странный вид? Красная рубашка под сюртуком… Пародируешь генерала Раевского?

— Ты и сам, Мартыш, подвержен неуставным привычкам! Усы отрастил ниже рта… Куда только смотрят твои командиры?[6] — не остался в долгу Лермонтов. — Тебе ли, Соломона сыну, носить запорожские усы и корить меня за канаусовую рубашку? На ней не будет видна кровь, если настигнет меня пуля чеченца, как случилось с бедным Лихаревым. Ты, гляжу, не преуспел на Кавказе? Все ротмистр? Где же твои генеральские эполеты, о которых нам вещал перед отъездом на Кавказ?

Мартынов помрачнел. Он, и правда, в свою бытность в Петербурге уверял всех подряд, что добьется орденов и чинов. Высокий, красивый блондин в гвардейском мундире, он нравился дамам, красиво пел романсы и грезил о выдающихся успехах. Увы, на Кавказе с продвижением по службе не ладилось. Никак ему не удавалось отличиться, чтобы получить внеочередное повышение.

— Попепели свои кудри и усам не завидуй! В отличие от тебя, я могу похвалиться орденом и медалью, — желчно отозвался самолюбивый ротмистр[7].

Уязвлённый поручик смолчал. Крыть было нечем. Лишь прищурил злые умные глаза, пообещав себе добиться награды любой ценой. Не только из-за юношеской, не прошедшей с годами склонности, первенствовать во всем, но и из желания побеждать на любовном фронте. В России Николая дамы смотрели на офицера без ордена как на неудачника.

— Смотрите! — прервал пикировку приятелей Дорохов. — Горцы выскочили из леса и бегут к аулу. Отрежем их от леса!

— Я с вами! — закричал Лермонтов, выхватывая шашку.

Уж кому-кому, а воспитаннику гвардейского гусарского полка сам Бог велел принять участие в кавалерийской атаке.

Оба отряда — и башибузуки Руфина, и казаки Мартынова — понеслись наперерез пешим чеченцам, стремившимся в Шали. Горцы рассчитывали проводить русские колонны ружейными залпами, но сами попали под удар. Среди горящих саклей началась потеха. Позже в военном журнале дежурный офицер записал: «Владикавказского казачьего полка юнкер Дорохов бросился на него (неприятеля — авт.) с командою охотников и, поддержанный линейными казаками, под начальством состоящего по кавалерии ротмистра Мартынова, отрезал ему дорогу и, преследуя в деревне среди пламени, положил на месте несколько человек».

… 10-го октября отряд Галафеева двинулся к аулам Саит-Юрт и Автуры, разорив накануне пять хуторов и одно селение. Жители успели спасти скот, угнав его в лес, но запасы хлеба и сена были уничтожены. Шамиль продолжал уклоняться от боя. Галафеев был уверен: скоро все жители Чечни начнут укорять имама в бездействии и судьба восстания будет быстро решена.

Войска уже подходили к Саит-Юрту, как люди Дорохова донесли: в лесу перед селением, в глубокой балке, ждет засада.

— Трудно будет выбить оттуда горцев без