Мастер и Жаворонок - Бринн Уивер

меня. — Я сама решила поехать в Шорвью. Никто не будет наблюдать, как я испускаю дух в собственном доме. Конечно, ничто не помешает этому случиться. Но еще хуже разваливаться на глазах у всех в символическом сердце империи, которую я построила. Кроме того, я буду недалеко от тебя. И возможно, — говорит она, подмигивая, возвращаясь к вышиванию, — мне хватит немного энергии для одного-двух последних проектов.

Я наклоняю голову, но Этель не поднимает взгляд, даже когда мы погружаемся в молчание.

— Проектов…?

— Ага. Знаешь, — говорит Этель, протыкая туго натянутую канву, протягивая красную нить, — что мне нравится в твоей маме и Дэмиане, так это то, что они непоколебимы в своих убеждениях. Ставят семью превыше всего. Выполняют данные обещания. Почитают клятвы.

Я киваю, устремляя взгляд в окно на море. Я ожидаю, что тетя скажет, что наш общий долг в семье — принимать трудные решения, чтобы заботиться друг о друге. В этом весь урок, скажет она. Иногда нужно пожертвовать капелькой счастья, чтобы защитить любимых, и заботиться только друг о друге. И нет ничего важнее. Пустота в моем животе становится только глубже. Еще более безутешной. Ненасытной.

— Там, в школе, когда Слоан защищала тебя, ты обещала присмотреть за ней в ответ?

Я моргаю, глядя на Этель, и только сейчас понимаю, что мои щеки влажные от слез.

— Да.

— Да, — эхом отзывается тетя. — Ты это сделала. И ты можешь сдержать обещание, дав другое. Такое обещание, в которое твои родители не станут вмешиваться. По крайней мере, если их… убедить.

— Я не понимаю…

Этель не прогоняет мое замешательство, а просто протягивает нить. Протыкает и тянет. Протыкает и тянет. Может быть, она ждет, что я сама найду решение или угадаю мысли по ее простому движению, но я молчу.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в твоей маме и отчиме?

— Их способность устранять конкурентов и побеждать оппонентов, сохраняя при этом имидж идеальной и счастливой семьи?

— И это тоже, — говорит Этель. — Но в основном — их преданность. Глубокая любовь друг к другу. Их любовь к вам, дочерям, — Этель делает последний стежок по канве, потом завязывает нитку узлом и подрезает ножницами. — Их нежелание нарушать обещания, данные своим любимым.

Она, конечно, права. Я знаю, что, несмотря на все невзгоды в их жизни, мама и отчим очень любят нас. Так же, как мама любила моего отца, Сэма. И задолго до того, как она встретила моего отца, она уже любила Дэмиена. В детстве. Их юная любовь ярко горела, но не выдержала невзгод. По крайней мере, так они думали, пока не умер мой отец, потом эти угольки вновь медленно разогрелись.

— Так ты думаешь, я смогу отговорить их от убийства Лаклана, потому что… мои родители любят свою семью? Это бессмысленно, тетя.

Этель поворачивается ко мне, и я встречаюсь с ее глазами серого цвета, который застилает острый ум, скрывающийся за туманной пленкой.

— Ты помнишь, как ходила на похороны отца Дэмиана, когда была маленькой? — я качаю головой. — Тебе было около пяти лет. Это был первый раз, когда твоя мама и отчим увидели друг друга после стольких лет разлуки. Я уверена, что не единственная почувствовала, как между ними возник электрический разряд. Но у твоей мамы были вы, дочки. У нее был Сэм. Жизнь продолжалась. И не важно, как сильно Дэмиан и Нина любили друг друга, они никогда бы не нарушили клятвы и не причинили бы боль твоему отцу. Если бы мы не потеряли Сэма, ничего бы не изменилось.

Я сглатываю, пытаясь вызвать в памяти воспоминание о похоронах, но оно не приходит. Как и смысл того, что Этель пытается сказать, хотя она внимательно наблюдает за моей реакцией, словно умоляя уловить суть.

— Я правда не понимаю. Ты хочешь сказать, что, по-твоему, родители ничего не предпримут против Роуэна, когда они со Слоан поженятся, потому что не станут нарушать ее клятвы?..

Этель хихикает и качает головой.

— Нет. Они, конечно, заботятся о Слоан, но лишь из-за тебя. Они приняли ее из-за того, что она сделала для тебя в Эшборне. Но их приоритет — это твое счастье. Они не смогут разбить твое сердце.

— Значит… если я выйду замуж…?

Ноты, которые казались бессвязными, внезапно слились воедино. Новый аккорд возник из хаоса.

— Посмотри еще раз на свои колени, девочка, — говорит тетя, и я опускаю взгляд на свадебное платье, лежащее на моих ногах. — И расскажи мне о Лаклане Кейне.

6_ЛЕЙТОНСТОУН

ЛАКЛАН

Двери гостиницы «Лейтонстоун» распахиваются, открывая вид на океан и изогнутую дорожку, обсаженную цветами. Ангельская мелодия фортепиано и гитары доносится до нас вместе с запахом моря.

Слоан крепче сжимает мою руку, и я искоса бросаю на нее взгляд. Ее черные волосы убраны с лица свободными волнами, которые развеваются на ветру, проникающем в комнату. Когда она улыбается, на ее щеках появляется румянец, ямочки у губ становятся еще глубже.

Она поднимает на меня проницательный взгляд карих глаз.

— Ты пялишься на мои сиськи?

Я фыркаю и задыхаюсь.

— Господи Иисусе, — шиплю я, когда она одаривает меня коварной улыбкой и делает шаг вперед, таща меня за собой. — Я думал, что мой брат — самая большая заноза в заднице, но появилась ты.

— Я пытаюсь тебя усмирить, Лаклан. Честно говоря, это сложно, — говорит она, и ее улыбка становится только шире, когда я слабо протестую. — Но, если серьезно, не забывай, что я сказала.

Из моего горла вырывается стон. Я помню.

Не будь придурком. Потанцуй с подружкой невесты.

Я набираю в грудь воздуха, чтобы спросить, почему это так важно, или сделать еще одну попытку отвертеться, но Слоан перебивает меня.

— Приказ невесты, — шепчет Слоан, словно проникая прямо в мой мозг. — Или я выколю тебе глаз.

— Я бы хотел посмотреть на твои попытки.

— Так, я говорила, что будет, если кто-то испортит вечер? — когда Слоан поднимает на меня взгляд, ее губы слегка дрожат, и ворчание, которое я хотел выпалить в ответ, улетучивается. Ее дразнящая бравада тоже исчезает, и она знает, что я вижу ее нервозность под маской, и блеск слез в глазах.

— Кстати, — говорю я, похлопывая ее по руке. — Помнишь, как ты в первый раз пришла в ресторан, и я был там?

Слоан кивает, стараясь не смотреть на меня.

— Я кое-что прошептал своему брату. Хочешь знать, что я сказал?

Она замирает, затем снова кивает.

— Я сказал: «Эта девушка слишком хороша для тебя, придурок, но она уже влюбилась. Не облажайся». И он