Мастер и Жаворонок - Бринн Уивер

— Не в меня, если ты на это намекаешь, девочка моя.

— Нет, — отвечаю я невозмутимо. — Я бы никогда, тетушка.

Тетя поднимает взгляд, и я одариваю ее яркой, мимолетной улыбкой. Делаю шаг ближе к шкафу, но чувствую на себе ее пристальный взгляд, настолько острый, что пробьет любую броню, которую я пытаюсь воздвигнуть между нами. Могла бы и додуматься, что не стоит пытаться одурачить женщину, которая построила целую империю из обычной муки и сахара. Детали — это сильная сторона Этель. Лучше взять платье и убраться отсюда, и потом решить, что, черт возьми, мне делать.

Единственная проблема в том, что я не успеваю.

— Что не так? — спрашивает Этель без тени сомнения в голосе. — Ты не уверена насчет свадьбы Слоан?

Я не отрываю взгляда от чехла с одеждой, хотя чувствую, как взгляд тети сверлит мою голову. У меня возникает сильнейшее желание вытащить платье из черного кокона, как будто счастье Слоан задохнется в нем, если я не выпущу его наружу.

Я качаю головой, направляясь к чехлу и берясь за вешалку.

— Нет, тетя. Ни в коем случае.

Начинаю расстегивать молнию на чехле, когда Этель говорит:

— Ну, это немного досадно, дорогая, потому что так было бы проще решить проблему с Кейнам.

Когда я поворачиваюсь к ней лицом, она с хитрой ухмылкой на губах протягивает нитку через канву.

— Откуда ты знаешь о Кейнах? — я прищуриваюсь. — Ты подстроила все так, чтобы я подслушала разговор мамы и Дэмиана.

— Возможно.

— Почему ты просто не сказала мне?

Тетя пожимает плечами.

— Лучше услышать из первых уст. Твоя сестра думает, что у меня маразм. Кто знает, вдруг, я выдумываю?

Справедливое замечание. Я, как никто другой, знаю, что нельзя доверять и половине той чуши, которую несет Этель Монтегю. В этом ее сила — всегда заставлять гадать.

— Откуда ты вообще обо всем этом знаешь?

— Жаворонок, — говорит она, прищелкивая языком и сверля меня взглядом поверх ацетатной оправы очков, — это по-прежнему мой дом. И дела этой семьи по-прежнему моя забота, независимо от того, считают это нужным твои родители или нет.

У меня перехватывает дыхание, когда я делаю несколько шагов к тете, держа на поднятых руках полуоткрытый чехол с платьем, словно подношение. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле, когда тетя улыбается и снова обращает внимание на пяльцы для вышивания, которые сжимает в руке.

— Присаживайся, девочка моя.

Я делаю, как она велит, и сажусь напротив нее, пока она проводит иглой по канве, создавая темно-красные стежки.

— Я не думаю, что Кейны причастны к происходящему, — говорю я. Она не отрывает глаз от своей работы, но кивает. — Точно не Фионн. Роуэн никогда бы не сделал ничего, что могло бы непреднамеренно навредить мне, и он никогда не причинит вред людям, которых я знаю.

— А Лаклан?

Смог бы он? Это месть от имени босса, как говорили мои родители и Трамбле? Может ли Лаклан мстить нам за расторжение контракта? За то, что его все глубже затягивает в жизнь, о которой он никогда не просил? Он, конечно, грубиян, и у него может быть повод. Но как-то маловероятно.

— Я не думаю, что он пошел бы на риск, который поставил бы под угрозу здоровье или счастье его братьев. Нет.

— Я тоже. Лично я думаю, что Боб Фостер, этот скользкий засранец, наконец-то сделал свой ход. Он бы и умирающую собаку пнул, так, для собственного удовлетворения. Но у Трамбле другое мнение, и твоя мама склоняется в его сторону, — Этель поднимает на меня взгляд, натягивая нитку. — Дэмиан, похоже, не согласен, что Лаклан причастен к этим убийствам, — говорит она, на мгновение опуская взгляд на платье, разложенное у меня на коленях. — Но одна из причин, по которой я ее так сильно люблю Нину, как если бы она родилась Монтегю — она такая же властная и коварная, как и я.

Глубокий вздох наполняет мои легкие.

— Может быть, есть какой-то способ доказать это, например, найти надежное алиби, которое исключит Лаклана из списка подозреваемых.

Я, как и Этель, знаю, что надежного алиби не бывает, когда в деле замешаны такие люди, как Лаклан.

— Он профессионал. Такие люди, как он, имеющие доступ к нужным ресурсам, могут придумать любое оправдание, сфабриковать любую историю и доказательства.

— Что, если я просто поговорю с мамой и папой, заверю их, что он этого не делал…

— Чтобы заставить их поверить, потребуется нечто большее, чем просто разговор, Ларк.

— Но я просто не могу допустить, чтобы это случилось со Слоан. Я не могу. Не после всего, что случилось в Эшборне…

Тетя протягивает руку и ловит мою, сжимая с неожиданной силой.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, Ларк. Но ты не можешь винить себя за то, что произошло в той школе. Ты ни в чем не виновата, слышишь меня?

Хотя я киваю, слезы все равно застилают глаза. Я знаю, что в поступке мистера Вердона не было моей вины, но не могу избавиться от чувства греха, которое испытываю. Стыд окутывает меня, как вуаль. Я тысячи раз задавала себе вопросы, винила себя за то, что поддалась страху, который он вселял в мои мысли, нашептывая угрозы и обещания. И точно так же, как и сомневаюсь, я всегда быстро успокаиваю себя. Это не моя вина.

Но, может быть, если бы я начала действовать раньше …

— Ты не можешь пересматривать решения, которые приняла, чтобы выжить, — Этель отпускает мою руку и кашляет, на ее лице появляется гримаса, она морщится от боли. Когда я протягиваю руку, чтобы утешительно коснуться ее плеча, она отмахивается от меня.

— Мы можем нанять для тебя медсестер. Подготовить все, как ты захочешь. Не обязательно отправляться в дом престарелых, — говорю я, пока она продолжает кашлять, а ее лицо краснеет. Мое сердце сжимается, когда Этель подносит салфетку ко рту и вытирает кровавую слюну с губ. — Я могу все устроить для тебя. Правда, я не против.

— Я против, — выдыхает она с хрипом. Ей требуется некоторое время, чтобы взять себя в руки, хотя ее затуманенные глаза все еще застилает тонкая пленка слез от простого усилия дышать. — Не хочу, чтобы вы все носились по дому, как бешенные хомячки, пока я медленно уползаю в загробную жизнь.

— Это звучит… мрачно. И немного странно.

— Возможно, пришло время тебе понять, что силу можно обрести в неожиданных решениях, — Этель берет в одну руку пяльцы, в другую иголку и серьезно смотрит на