Мой позывной «Вестница» - Геннадий Вениаминович Кумохин

фотографиями, сделанными с этих картинок, сможет работать любой чертежник. Для зарядки прибора достаточно положить его рядом с любой электрической проводкой, вроде вот этого провода к выключателю.

Потом мы еще долго сидели рядом и обговаривали детали предстоящей новой для отца работы. Пока я не заметила, что его неуклонно тянет ко сну. Отдых был необходим даже его могучему организму.

Я изрядно задержалась после разговора с отцом. Утомленный моим известием о неизбежном начале войны, он расположился спать, а я еще долго возилась на кухне, готовя ему завтрак и размышляя о грядущих трагических событиях.

Уже порядком рассвело, когда я вышла из адмиральской квартиры и размышляла о том, как мне незаметно пройти через охрану, стоящую у подъезда на первом этаже. И вдруг я увидела странно знакомую девичью фигурку, крадущуюся мне навстречу вверх по лестнице.

— Аля!? — скорее угадала, чем вспомнила, окликнула я ее, когда мы поравнялись.

— Что? Кто Вы такая? — вскинулась девушка испуге, — меня, кроме отца никто так не называл!

— Я знаю это не хуже тебя самой, — ответила я.

Но открываться я сейчас не собиралась, поэтому перевела разговор на другую тему:

— А, что, охрана опять спит?

— Ну, да, поэтому я так рано и собралась навестить отца.

— Ты знаешь, его сейчас лучше не будить. У него очень много работы, и положение в мире сама знаешь какое.

— Да, знаю, наверное, будет война…

Мы спустились вниз, прошли мимо мирно спящего дежурного и присели на лавочке во внутреннем дворе.

— Ты уже записалась на курсы медсестер? — спросила я.

— Да, а Вы откуда знаете? — опять удивилась девушка, — об этом я еще никому не рассказывала.

Вместо ответа я просто ее обняла. У меня было очень странное ощущение: разговаривать сама с собой с той только разницей, что вторая «я» была старше первой на несколько десятков лет.

Он проснулся, как и всегда, в половине шестого утра и рывком вскочил с кровати. В спальне никого не было, так же, как и в большой служебной квартире, которая полагалась ему как высокому должностному лицу. Он зашел в ванную и долго умывался, а затем брился опасной бритвой, предварительно тщательно, подправив ее на ремне.

Ночное происшествие успело почти бесследно исчезнуть из его памяти, и он, мурлыкая под нос любимую арию из «Мистера Икса», вернулся в спальню.

И тут увидел посторонний предмет, который лежал на прикроватной тумбочке, и тотчас все вспомнил.

«Смартфон»! Адмирал поднял его и еще раз удивился весомой тяжести этого маленького предмета. Затем он слегка провел пальцем по гладкой черной поверхности экрана, и тот ожил — засиял кроваво-красной надписью «Щит» на бледно-голубом фоне цвета вечернего неба.

— Я «Адмирал», — представился он, и спросил, — сколько времени до начала войны?

— Сегодня 16 июня 1941 года, — ответил ему негромкий голос, — до войны осталось шесть дней. Доложить сколько часов?

Вместо ответа он сунул «смартфон» в карман широчайших морских клешей и в сердцах погрозил кулаком кому-то невидимому:

— Погодите же, вы, у меня!

Эти слова не разошлись с действиями Адмирала.

В ночь на 22 июня он отдал приказ о приведении военно-морского флота в полную боевую готовность, что позволило избежать потерь кораблей и морской авиации.

Еще пятнадцать лет с небольшими перерывами он будет находиться на капитанском мостике подведомственного ему флота огромной страны.

И важнейшие решения, которые он принимал, удивляли его современников своей прозорливостью, как будто он мог предвидеть их результаты на многие годы вперед.

Убийство Кирова

Я хорошо помню день, когда убили Кирова. Его смерть буквально всколыхнула всю страну.

Мне было двенадцать лет, я была пионеркой. В школе проводились траурные линейки. Мы зачитывали воззвания, обращенные к нашим старшим товарищам — коммунистам. И давали торжественную клятву отомстить врагам за смерть товарища Кирова.

Я была самой высокой в классе, и, кроме того, председателем совета отряда. Поэтому мне часто приходилось идти рядом со знаменем, которое выносил мальчик из старшего класса.

«Вот бы мне оказаться в Смольном, когда подлый враг целился в товарища Кирова, — не раз обращалась я в мечтах к этому страшному моменту, — я бы ни за что не позволила ему нажать на курок».

Что бы я смогла сделать, оказавшись против взрослого врага, я еще не знала, но была твердо уверена в своей победе.

Помню короткий приезд отца, когда он, уже командир крейсера, заехал к нам из Москвы после награждения орденом. Но вид у него был далеко не радостный. Я слышала, как он до позднего вечера шептался с мамой за перегородкой, которой была отгорожена моя половина комнаты. Я не могла слышать весь разговор, но ясно чувствовала тревогу в их голосе и отдельные слова: «террор» и «репрессии».

С того времени прошло много лет. До неузнаваемости изменилась, а затем и вовсе исчезла страна, в которой я родилась. И теперь из открытых уже документов я могла узнать мельчайшие подробности убийства Кирова. Стало известно, кем на самом деле был человек, который его убил. И какими он руководствовался мотивами. Общепринятым стало мнение, что убийство этого видного деятеля партии и государства послужило как бы спусковым курком «Большого террора», который развернулся в последующие годы.

В результате, было репрессировано и расстреляно огромное количество не только рядовых граждан, но и руководителей государства, армии и флота. По сути дела, Красная Армия оказалась просто обезглавлена. Существовало даже мнение, что Гитлер решился на войну с СССР только после того, как узнал о страшных результатах репрессий.

Но интрига в оценке убийства Кирова все же оставалась. Казалось, спецслужбы просто воспользовались этим убийством для того, чтобы развернуть волну террора.

Но оставалось не ясным, было ли это убийство спонтанным или оно было спровоцировано. И кто, в таком случае, являлся заказчиком убийства.

В проекте «Антитеррор», разработанном в 40-е годы XXI века, было предусмотрено несколько мероприятий, которые, в случае их успешного выполнения, позволили бы предотвратить или ослабить волну террора, захлестнувшую нашу страну в предвоенные годы.

И вот я неторопливо прохаживаюсь в просторном коридоре Смольного, делая вид, что с интересом рассматриваю пышную лепнину, щедро украшающую интерьеры бывшего Института благородных девиц. Впрочем, во всем сказывается недавно пережитая разруха. Части осыпавшегося лепного рельефа закрашены известкой. Филенки резных дверей забиты обыкновенной фанерой. Рабочий день в разгаре. Деловито снуют ответственные работники аппарата. Сошки помельче и вовсе передвигаются рысцой.

И во всей этой массе людей мне нужно найти одного единственного — убийцу, пока еще потенциального.

На календаре 1 декабря 1934 года. Московское время 16 часов. Ровно через полчаса